Очнулась в полутьме. Свет струился лишь из щели под потолком. Значит, в помещении. Спиной Римма чувствовала холод камня. Глаза не сразу, но привыкли. Потёрла шишку на голове, ощупала себя, одежда сухая, не порванная. Протянула правую руку в сторону. Осторожно, боясь угодить в какую-нибудь ловушку. Стена. Шершавая. Кирпичная? Распрямила левую руку, поводила вокруг. Не в мешок кинули, и то хорошо. Ненавижу замкнутые пространства. Приподнялась. Тут же заныла нога, припала к стене. Но садиться на холодные камни не было желания. Надо расхаживаться. Римма сделала несколько шагов вперёд, полёт нормальный. Развернулась и двинулась к стене, из которой пробивался луч света. Приложилась ухом, вслушалась. Вдалеке что-то ухало, пищало, голосило. Ей, всего на секунду, показалось что где-то, километрах в трех, идет концерт Рамштайна. Прерывистые мощные удары, при каждом подрагивала преграда, разделяющая ее с источником свежего воздуха и странных звуков. Пока не раздались свистящие звуки, такие бывают при сработавшей охранной сигнализации, только более свистящие. Вздрогнула под ногами земля. Римма машинально расставила ноги. Чтоб устоять. Донеслись адские вопли.
– Это пскопские пищальники князя Василия. Скоро вернется Смоленская земля Московии.
– Ты кто?
– Для здешних властей, бояр да панов и литовских князей подымщица я. Для того, кто пожелал меня сделать супружницей – рабыня.
– Это тебя я видела в лесу?
– Меня. Думала, успею найти проход. Если князь Василий не успеет разнести эту крепость так что камень на камне не останется, туго нам придется.
– Ты хочешь сказать, что все это наяву? Я не в дурдоме, и не в кино?
– Самая что ни на есть явь, а ты из каких земель пожаловала? – женский хриплый голос приблизился.
– Так из этих же, получается… Мать твою … Только участия в осаде Смоленска в моей биографии еще не было. Так… А год какой? 41-й?
– Дура-баба. Сейчас 7023-й от Сотворения Мира.
– Облегчила задачу. Говоришь, осада Смоленска. Василий ведь не один раз на него ходил.
– Так-то да. Зимой и осенью прошлого года.
– Если третий раз, то наши победят.
– Смотря кто эти ваши? – Римма задумалась. – Наши – русские, значит.
– Ха-а, да тута все русские, – женщина засмеялась в голос. – Только одни за ляхов, другие за литовских господарей. Кто за деньги, а кто за идею, мол, при них слаще житься будет, чем при московских князьях.
– Значит, пятнадцатый век. Вот, вляпалась. И как теперь вернуться, едрит твое на коляске? – Римма говорила больше сама с собой, чем с незнакомкой. Она не могла понять, это сон, другая реальность, или ей действительно, впервые, удалось переместиться в свои видения физически.
– Далече собралась? И говор у тебя не наш.
– В Москву. А ты там в лесу на каком орала. Вот уж у кого не наш!
– На тутошнем. Вот и мне надо в Московию. Если выберемся и не угодим под ядра пушечные, не сгорим, и голову нам не снесут долой, выберемся. Я тот проход почти нашла. Брата найти надобно. Я вижу. Много вижу. Знаю, найду его.
Оглушительный взрыв раздался совсем рядом, в камеру потянуло дымом. Римма начала задыхаться. Уткнулась носом в рукав. И почему -то всплыла в памяти случайно попавшаяся не так давно статья о выпуске памятных монет в Литве и Украине в 2014-м году: пять лит и пять гривен. В честь разгрома «москальских» войск. Речь в статейке шла как раз о XV веке. Вот что значит не училась в школе, а фигнёй страдала. Так победили наши? Что там было про собирание земель русских? Думай. Думай!
– Поорать не вариант?
– Чего?
– Ну постучать, типа спасите, инфаркт. Если там войнушка. Пушки, все дела. Им не до нас.
– Так на засове дверь. Криками такие не открываются, – женщина подошла не слышно вплотную. – А я тебя видела…