МайДао. Книга о путешествиях по миру и по жизни - читать онлайн

Головки Грёза

Был март месяц, ярко светило солнце, но капель и ручьи ещё не зазвенели и не зажурчали. За городом стояла настоящая зима с сугробами, инеем на окошках и узкой протоптанной дорожкой к крыльцу. Мои новые белые зимние сапоги оказались очень к месту.

Мы приехали в подмосковную деревню в гости к нашим друзьям Виктору и Светлане, которые недавно купили здесь большой рубленый дом.

Хозяева спустились с крыльца, чтобы пойти к нам навстречу. Пытаясь разминуться с ними на дорожке между сугробами, я посмотрела вниз: Света была в таких же новеньких белых сапогах, как у меня. Мы все засмеялись, настолько это было ожидаемо: наши мужья до недавнего времени работали в одной организации, которая и закупила для желающих женские сапоги. В конце восьмидесятых годов в магазине их не мог купить даже Виктор, который к тому времени начал успешно заниматься предпринимательской деятельностью. Покупка большого дома в деревне в нескольких километрах от Москвы как раз ознаменовала его растущее благосостояние. Строительство особняков и коттеджных посёлков было не за горами, но ещё не началось. В природе приближалась смена сезонов, а в стране смена климата с катаклизмами не меньше тех, которые погубили мамонтов.

Но тогда мы не думали ни о мамонтах, ни о катаклизмах. Нам интересно было осмотреть дом, довольно большой, крепкий, двухэтажный. Из заметённого снегом двора мы почти сразу вошли внутрь. В заваленных хламом сенях, как полагается, было прохладно и пахло то ли квашеной капустой, то ли солёными огурцами. Но до чего просторны были сени по сравнению с прихожей в нашей городской двухкомнатной квартире. У Светы с Виктором своей квартиры в Москве вообще не было, они постоянно переезжали. Виктор рассказывал, как они будут утеплять, освещать, застилать и вообще всё здесь менять. А где-то уже готовились к десанту первые отряды дизайнеров.

Не раздеваясь, мы прошли в большую комнату с печью, плитой и c большим обеденным столом с лавками и стульями вокруг него: прообраз ставшей модной через несколько лет кухни-столовой. Было еще две спальни, одна из которых проходная. На второй этаж не пошли, отложили на потом, поскольку все проголодались. К тому же «кухня-столовая» была единственным тёплым местом в доме. «Сухой закон» практически уже не действовал, и к Светиным уральским пельменям на стол поставили запотевшую бутылку «Столичной» и даже бутылку «Киндзмараули». Болгарский «Рислинг» показался не подходящим для снежной погоды.

И вот в такой расслабляющей обстановке появились они: головки Грёза. Первой на них обратила внимание я. Репродукции были, как мы говорили, «прикноплены», то есть прикреплены кнопками, к стене, как раз напротив меня. Сначала я удивилась, что на стене не «Незнакомка», а потом засмотрелась на них.

– Вот и мне они создают настроение, – сказала Света. – А Витя удивляется.

– Не понимаю, как за двести лет эти манерные дурочки не надоели человечеству, – в словах Виктора чувствовалась надменность поклонника и собирателя начавших появляться на рынке работ изгнанных в шестидесятые-семидесятые авангардистов.

– Чувствую себя неловко от того, что любуюсь китчем, – почти искренне смутилась я. – Но мне эти головки напомнили забавную историю, которую я услышала от знакомой.

Обстановка располагала к неспешным разговорам, и я начала рассказывать.

Мою знакомую звали Наталья Ивановна, она преподавала английский в школе с углублённым изучением английского языка. Шёл период борьбы с привилегиями, и такие учебные заведения собирались лишить статуса «специализированных». К счастью, тогда угроза миновала, но на какой-то период в них отменили конкурсный отбор, и в младших классах появились слабые ученики, не справлявшиеся с усиленной программой. Зачастую это были очень симпатичные детишки, просто углублённое изучение английского языка не было их предназначением в жизни. При всей суровости характера Наталья Ивановна жалела таких детей, пыталась приглашать их на бесплатные в то время дополнительные занятия. Но и дополнительные занятия не всегда помогали. Третьеклассница Лёля была одной из таких детей. Её любили и ею любовались все. Любовались её кудряшками, которые, несмотря на туго затянутые косички, обрамляли её лицо, её ручками с аккуратно постриженными ноготочками и розовыми ладошками, её туфельками-«сменкой», как-то особенно ловко сидящими на маленьких ступнях. Даже школьная форма, такая же, как у всех, казалось, была пошита на заказ специально для этого чудо-ребёнка, чтобы ещё больше украсить его. Такую девочку невозможно было не пригласить участвовать в спектакле школьного английского театра. Лёля так и не смогла, или поленилась, выучить слова роли (одно предложение), но успех имела: директор школы рекомендовала и в дальнейшем привлекать её к работе в театре, а старшеклассницы, участвовавшие в спектакле, спорили, кто будет выводить её за руку на сцену. Мама-переводчица привезла девочке из-за границы для спектакля нарядное бархатное платье и лаковые туфельки на маленьких каблуках, и бессловесная Лёля стала сюрпризом для зрителей. Они увидели, что такое может быть не только в кино, но и здесь, в жизни, на школьной сцене. Она была радующей глаз картинкой.

Я поняла, что Виктор заинтересовался рассказом, но не мог решить, как к нему относиться. Это вдохновило меня на продолжение.

К моему счастью рассказчика, в идиллической истории возник конфликт: Лёлина успеваемость по английскому языку была ниже требуемой в английской школе. Как обстояло дело с другими предметами, Наталья Ивановна не рассказывала, но по английскому языку девочка не успевала вовсе. Лёля не то чтобы не выполняла домашние задания, дома она, по-видимому, сидела с тетрадками и учебником за столом, но её хорошенькая головка не была предназначена для запоминания ненужных ей «can, may, must» и понимания разницы в их применении, а уж тем более письменного составления грамотных предложений. На переменах одноклассницы с восторгом рассматривали Лёлину тетрадку с домашним заданием, потому что модальные глаголы были написаны в ней совершенно без смысла, но очень красиво и даже украшены птичками и цветочками. Когда Наталья Ивановна возвращала ей тетрадку с плохой оценкой, на ресницы, обрамлявшие безмятежные прекрасные Лёлины глаза, выкатывались прозрачные слезинки и иногда медленно спускались на розовые щёчки. Наталья Ивановна оставляла Лёлю после уроков, диктовала ей правильные ответы и «натягивала» тройку. Собственно, так девочка и осталась после второго класса в школе и перешла в третий. И тут Наталья Ивановна осознала, что она сама, директор школы, старшеклассницы, подружки Лёли просто используют Лёлю для украшения собственной жизни. У них у всех есть свои дела, увлечения, жизненные вопросы, настоящие привязанности или ссоры, а у Лёли нет ничего. И она решила вызвать в школу Лёлину маму для серьёзного разговора.

– Вот так учительница и объяснила своё решение вызвать маму для серьёзного разговора, такими «высокими соображениями»? – засомневался Виктор.

– Не порти, пожалуйста, рассказ, Витя, – остановила его жена.

Виктор, конечно, был прав в своих сомнениях: у Натальи Ивановны были и более конкретные причины. В третьем классе контрольные становились серьёзнее, начинались городские проверки, возникал вопрос, насколько хорош учитель, ставящий откровенно слабой ученице положительные оценки. Но, с другой стороны, Наталья Ивановна понимала, что оценки она завышала больше для удовольствия видеть такую красивую ухоженную девочку с безмятежным взглядом в классе. Так или иначе, Лёлина мама пришла в школу, пообещала в ближайшие месяцы отказаться от командировок, не оставлять девочку на баловавшую её и не знавшую английского языка бабушку и самой позаниматься с дочкой. В отличие от Лёли, мама при всей своей миловидности и ухоженности была деловита, собрана и умела ставить и выполнять поставленные задачи. Она выполнила своё обещание…

– А почему никто на спросит, что было дальше?

– А дальше было что-то, кроме хороших Лёлиных оценок? – спросил Виктор насмешливо, но с надеждой, что было что-то ещё или совсем другое.

Я поняла, что научилась-таки делать правильные паузы в повествовании так, как делал наш родственник – доцент университета. Заинтересовался даже мой муж, который слышал эту историю уже не первый раз.

Лёлина мама выполнила своё обещание. К новому году тройки по английскому были уже не натянутые, а вполне крепкие. Иногда они даже приближались к четвёркам. Но, глядя на Лёлю, Наталья Ивановна спрашивала себя, а стоило ли бороться за улучшение Лёлиной успеваемости? Было много учеников, которые учились много лучше, чем она, но среди них не было ни одного, который бы так, как Лёля, украшал мир беспечной красотой и милотой, уверенностью во всеобщей любви, наконец, прозрачной слезинкой, скатывающейся из ясных голубых глаз на розовые щёчки. На её месте сидела уже какая-то другая девочка с озабоченным взглядом, напряжённая от ожидания вызова к доске, иногда эта девочка сосредоточенно морщила Лёлин крутой лобик, по-прежнему обрамлённый кудряшками, но уже какими-то поблекшими. Мама следила и за тем, чтобы дочка не отвлекалась на посторонние занятия, и цветочки с птичками на полях тетрадей исчезли. А из класса Натальи Ивановны исчезла девочка с головкой Грёза.

Все взглянули на стену с репродукциями. Они были «зрительной опорой» для лучшего понимания того, что потеряла Наталья Ивановна. От девочек на портретах веяло умилительным спокойствием, теплотой и уютом, которые, как бы ни казались современным людям смешными и устаревшими, нужны всегда.

Но я продолжала.

После новогодних каникул к Наталье Ивановне пришла с подарками Лёлина мама. Формально она благодарила за Лёлю, но выяснилось, что борьба за успеваемость неожиданно приблизила личное счастье мамы. В Лондоне уже год, как у неё тянулся роман с местным бизнесменом. И тянулся бы он ещё долго, если бы женщина неожиданно не перестала ездить в командировки. Её возлюбленный забеспокоился: поверить в то, что она не приезжает потому, что с дочерью надо заниматься английским, он не мог. Срочно сделал ей предложение по телефону, а на днях приезжает сам для оформления всех документов. Перед отъездом Лёли с мамой в Лондон, который состоялся уже в конце учебного года, в мае, к Наталье Ивановне пришла с букетом цветов только что созданная счастливая британо-советская семья. И в классной комнате снова, хоть и на полчаса, появилась девочка с головкой Грёза.

– Хэппи энд? – после некоторого молчания спросил Виктор.

– Скорее, хэппи брейк, – подумав, ответила я. – Никто не знает, как они прижились там.

– Я буду почаще смотреть на эти картинки и думать, что Лёля по-прежнему девочка Грёза, – неожиданно сделала заключение Света. – Витя, если они будут тебя раздражать, я повешу их где-нибудь в уголке.

– Ну почему, пусть висят, только рамки надо будет заказать. Хотя с кнопками будет концептуальнее. Будет, о чём поразмыслить и поговорить на кухне.

– Ты будешь о них мыслить и говорить??? – я сделала изумлённое лицо, но на самом деле была горда: наш друг что-то увидел в моём рассказе.

Надо отдать должное Виктору: при всём своём нонконформизме он всегда живо ухватывал заинтересовавшую его тему или мысль и не стеснялся пересматривать свои взгляды, правда, иногда очень своеобразно. Но для этого и существовали в то время посиделки на кухнях. Не только же для того, чтобы «перекусить».

– А куда ты своих авангардистов повесишь?

– Рядом… Но нет, не знаю, подумаю. Как Света скажет.

Пришёл момент для Светланы делать изумлённое лицо.

В «кухне-столовой» от плиты шёл такой жар, что наступила просто летняя жара, и разговор о головках Грёза сменился обсуждением, не открыть ли для дам «Рислинг».

Потом, наконец, поднялись на второй этаж посмотреть и пообсуждать, есть ли возможность сделать помещение в «два света» с антресолями, как в американских семейных фильмах. Ну, и, возможно, покрасить всё в белый цвет. Тут у каждого оказалось своё мнение, и мы немного пошумели. На нас надменно и с презрением опытной женщины смотрела «Незнакомка», напоминая, как мало мы, люди, меняемся, даже перекрашивая и передвигая стены в своём доме.

Умиротворение снова наступило внизу за чаем: не хотелось нарушить покой девушек Грёза, к тому же мы спешили на последнюю электричку.

Через неделю после этой поездки погода резко поменялась: солнце исчезло, но стало очень тепло, пошли дожди, снег почти стаял даже за городом. Наступало настоящее тягостное межсезонье.

Так получилось, что жизнь развела нас с Виктором и Светланой. И мы не узнали, где же теперь висят головки Грёза, по-прежнему ли презрительно, сверху вниз, смотрит на хозяев и их гостей «Незнакомка».