Наследник всего-навсего поболтал с барышней, – одной из многих; и все они смотрели на него с восхищением, все краснели и призывно улыбались. Знакомство с маленькой Кшесинской состоялось потому лишь, что рядом их усадил Государь, выделивший эту девушку из целого сонма хорошеньких хохочущих выпускниц. Николай Александрович вовсе не собирался флиртовать – и наверно тут же и навсегда забыл бы этот вечер и маленькую танцовщицу, если бы не смотрела она на него такими влюбленными глазами… Можно было понять и извинить равнодушие его к многочисленным воздыхательницам: слишком часто сталкивался наследник с преувеличенным женским вниманием, слишком был им избалован. Вот и смешливая кокетка Кшесинская с первых минут разговора демонстрировала неприкрытое желание ему понравиться. Близость миленькой пейзанки в откровенно кокетливом наряде была приятна Николаю Александровичу; этой девушке громче и дольше чем другим аплодировал зал, – именно ее, одну их многих, отметил обычно скупой на похвалу Государь. Явно волнуясь, нежным голоском отвечала она на вопросы и весь вечер не сводила с него влюбленных глаз. И наследник был слишком хорошо воспитан, чтобы, по меньшей мере, спокойной приязнью ответить на ее восторженное расположение. Прощаясь, Николай Александрович пожал дрогнувшую маленькую ручку; под прозрачной кожей худого запястья прощупывались все тонкие косточки. Заглянув барышне в глаза, он пожал холодные влажные пальчики и тут же их отпустил.
– «Не правда ли, прекрасный вечер? Вы успешно сдали экзамен… и вы так славно танцевали сегодня. Чрезвычайно рад был с вами познакомиться».
Он разглядывал ее своими красивыми прозрачными глазами.
(«Таких прекрасных, таких драгоценных глаз вообще не бывает в природе, – не может быть! а уж у мужчин и вовсе никогда не бывает… я, по крайней мере, не встречала).
– Ах, я также очень, очень рада! – она старалась, чтобы голос ее звучал как можно мелодичнее. – У меня был счастливый день. Наконец-то я станцевала экзамен, заслужила похвалу Государя… а еще имела счастье познакомиться с вами, ваше императорское высочество».
Ей не хотелось, чтобы он уходил.
Наследник, рассеянно кивнув, проводил глазами стайку пробегавших выпускниц, – потом вновь взглянул на свою взволнованную визави.
– «Стало быть, совсем скоро я увижу вас на сцене Императорского театра? Ведь вы теперь профессиональная артистка? Буквально с сегодняшнего дня, не так ли?»
– «Да!.. Предполагаю, что стану ею, хотя… пока что я не принята в труппу Императорского театра».
– «Я уверен, что это вопрос решенный. Слишком очевидный успех имели вы сегодня – не только у публики, но и у Государя. Это удается не каждому… не каждой, – быстро поправился он и засмеялся. – И думаю, такой же успех будет сопутствовать вам на профессиональной сцене. Я конечно не прорицатель… – наклонив лицо, он быстро провел пальцами по лбу (и в точности такой жест делал император в минуты раздумья), но беру на себя смелость предсказать вам самую счастливую артистическую будущность. Увидите, – непременно станете знамениты».
Она стояла перед ним с пылающими щеками, с горящими глазами, нервно теребя юбку. Под яркой лампой сиял вокруг румяного лица ореол распушившихся, развившихся волос. По-детски крупными передними зубами она закусила пунцовую нижнюю губу, присела в немом реверансе и остановила на цесаревиче смелый красноречивый взгляд.
Николай Александрович, по-военному уронив голову, почти холодно ей улыбнулся и быстро пошел к выходу.