Их привезли всех одновременно. Кого закатили на носилках, кто-то мог передвигаться сам. Но выглядели они ужасно! В пыли одежда, волосы, лица. Стонущие, орущие то ли от боли, то ли от страха люди. Но, что характерно, крови было мало.
Бедные, бедные, бедные…
Утро понедельника, пару часов назад начавшееся с солнечных лучей, прокравшихся к нему на подушку и пощекотавших лицо, пообещавших хорошее настроение, мгновенно сделалось серым.
Ну что за начало недели! Что за работа такая! Зачем он только нашел эту вакансию? Надо было что-то потише выбрать, почище. Мог бы пойти работать в детское отделение, к примеру. Или в терапию. Угораздило выбрать приемный покой. Идиот трижды! Хорошо не додумался пойти спасателем. Тогда пришлось бы все то, что сейчас стонало и орало, извлекать из-под обломков, вырезать из металла, тянуть из ям. Туда умники несчастные тоже ухитрялись проваливаться, да.
– Что столбом стоим, Василий? Работаем!
Между лопатками сделалось больно. Туда легла широкая ладонь старшей медсестры приемного покоя – Аглаи Степановны. Это не ладонь была, на его взгляд, а лопата! А сама рука – черенок от нее.
Вот уродил господь чудовище! Здоровенная баба с ногами сорок второго размера, руками-лопатами, плечами в две сажени. Он, конечно, плохо представлял, сколько это – две сажени, знал из литературы про какую-то косую сажень в плечах. И помнил, что это много. Так вот, у Аглаи плечи были в два раза шире этой самой косой сажени. Ни один больничный халат или куртка не сходились на ее могучей груди. И она что-то такое выдумывала и перешивала из того, что было. Надевала через голову длинные белые балахоны с широкой вставкой спереди.
Сейчас она стояла позади Василия именно в таком, уже выпачканном чужой кровью балахоне.
– Работаем, Вася, чего замер? – выкатила Аглая на него страшно черные глаза. – Давай, раздевай тех вон девчонок. Вытри лишнее, и к доктору. Кабинет слева. Я возьму тех, кто пострадал сильнее. А то тебя еще стошнит, белокурый ты мой мальчик.
Аглая затопала к носилкам. На одних лежал пожилой мужчина, лицо в крови, грудь со свистом вздымалась. На вторых – худенькая женщина. Возраст разобрать было невозможно. Прядь спутанных окровавленных волос закрывала ей лицо.
– Ну что, любители экстрима, – проворчала Аглая, хватаясь за носилки с женщиной. – Покатаемся?
Василий еле сдержался, чтобы не фыркнуть. Черный юмор Аглаи иногда доводил его до истеричного хохота. Порой ему делалось откровенно жутко, каким словами она сопровождала каждое свое действие, ворочая покалеченных обездвиженных людей.
– Чего смотришь? – заметила она однажды, как он втягивает голову в плечи, отреагировав на ее бессердечную шуточку. – Думаешь, совсем Аглая с катушек слетела? Вещи такие говорить себе позволяет. Да?
Вася тогда осторожно кивнул.
– Нет, Василек, ошибаешься. Хамство мое вполне себе оправданно.
– Чем? – глянул он заинтересованно.
– Это чтобы душа моя не выгорела раньше времени. Не выгорела от сострадания к этим несчастным людям. Ибо сострадание – вещь, может, и не бесполезная, только мешает она нам в нашей работе. Делает слабыми. И убивает в нас профессионалов. И ты, Василек, смотри и учись.
И он смотрел и учился. И сейчас, подойдя к двум подружкам, даже нашел в себе силы снисходительно улыбнуться.
– Привет, – поздоровался он тихо. – Если документы с собой, приготовьте, пожалуйста, надо заполнить медкарты. Если нет с собой документов, запишем с ваших слов. Постараемся найти вас в базе. На что жалуетесь? Что, где и как болит? Отвечайте по очереди, пожалуйста. Пока будете говорить, я постараюсь найти это место у вас под одеждой.
– Зачем еще? – вскинула растрепанную голову блондинка.
Левая щека у нее была сильно вспухшей и уже наливалась той самой синевой, что обещала шикарный синяк вполлица через пару дней.
– Чтобы не отнимать у доктора время на ваше раздевание.
Он подавил смешок, достал из кармана пару латексных перчаток. Надел, эффектно щелкнув верхними резиночками. И дотронулся до голых загорелых коленок блондинки. Девушка тут же напрягла ноги. И с подозрением уставилась на него.
– Ты чего, парень? – прошипела она злобно. – Ноги мне раздвинуть собрался?
Она не ошиблась. Ему действительно очень хотелось сделать именно это: раздвинуть ей колени пошире и добраться до ее нижнего белья. Он видел его – белоснежное, кружевное, мизерных размеров. Ее белье скорее отсутствовало, чем было.
– Не мелите вздор, уважаемая, – нахмурил он грозно белесые брови, принявшись осторожно осматривать рваную рану на ее левом бедре. – Я просто смотрю, не задет ли у вас кровеносный сосуд.
– С какой стати? Это просто царапина. Пластыря будет достаточно. Зачем нас вообще сюда привезли? Я запросто могла ехать домой. – Она шлепнула его по рукам и отодвинулась. – Не лезь ко мне, а то пожалуюсь.
– Воля ваша. – Подавив острый укол гнева, он вяло пожал плечами и подошел ко второй девушке.
Маленькая, худенькая, темноволосая, в коротких джинсовых шортах, что ему тут же не понравилось. Он не увидит ее белья. Она сидела, сгорбившись, на каталке. Держалась одной рукой за живот. Во второй руке у нее был зажат мобильник. Она все время пыталась кому-то дозвониться. Но безрезультатно. Лица ее видно не было. Длинные темные волосы, свесившись, полностью его закрывали.
– Добрый день, расскажите мне, пожалуйста… – начал он говорить.
И в этот момент, тряхнув волосами, она подняла голову.
И он запнулся! Замолчал, остолбенел! Слава богу, что не покраснел, как прежде. Потому что это была Она – девушка его мечты, его кошмаров, девушка из его постыдного прошлого. Она не узнала его и не могла узнать. В прошлом он был для нее всего лишь объектом издевательств. Одним из многих, о которых она походя вытирала ноги. Над ним она еще и поглумилась. Очень жестоко высмеяла его, и…
– Насмотрелся? – в той же самой высокомерной манере, что и прежде, поинтересовалась Она. – Мне срочно нужен врач.
– К сожалению, сейчас все врачи заняты. Я могу…
– Ни черта ты не можешь, извращенец, – прошипела она негромко. – Я видела, как ты блондинку лапал.
– Я мог бы помочь вам добраться до смотровой, если вы не в состоянии идти самостоятельно, – перебил ее Василий, стараясь не слушать, как оглушительно бухает в груди сердце. – Там вы прилегли бы на кушетку и дождались врача.
Она глубоко вздохнула, тут же поморщилась, видимо, что-то у нее все же болело, выдохнула.
– Хорошо, – нехотя кинула она. – Помоги мне дойти до этой, как ее…
– Смотровой, – подсказал он, беря ее за локоть и помогая встать.
– Да. Только аккуратнее. Что-то у меня все болит внутри.
Она позволила взять себя под руку. И даже не роптала, когда он переместил руку и обнял ее за талию.
– Куда идти? – поинтересовалась она, буквально повисая на нем.
– Третья дверь слева. – Он осторожно повел ее туда.
Аглая на мгновение оторвалась от осмотра пожилого мужчины, посмотрела в их сторону, сместила взгляд на ноги девушки его мечты. И черные глаза ее страшно округлились.
– У вас кровотечение! – крикнула она девушке. – Каталок нет свободных, Василий, на руки ее, и в смотровую быстро! Я вызову Валерия Ивановича.
Валерий Иванович был тем самым женским доктором, в честь которого многие роженицы потом называли своих малышей. Он был женским доктором от бога. Сосредоточенным вошел в смотровую, быстро ощупал, проверил, поговорил. Отдал распоряжение готовить операционную. И так же быстро вышел.
– Операционную?! – Она уставилась на Васю остановившимися глазами. – Почему сразу операционную?! Они что, планируют избавить меня от беременности?! Ну нет! Нет же!
Она снова вцепилась в мобильник, пытаясь дозвониться до кого-то. И снова ей не ответили.
– Твою же мать! – простонала она, схватилась за шорты на животе, потянула. – Как же так! Я же не так хотела!
Василий стоял в углу смотровой, боясь шевельнуться. Эта девушка – девушка его мечты и кошмаров – сейчас в точности повторила его слова многолетней давности. Он так же уверял ее, что не так хотел. И не виноват, что все случилось так быстро. Закончилось у него, то есть до того, как у них все произошло. Ему было тогда пятнадцать лет. И это был его первый сексуальный опыт. Она этот опыт превратила в пытку. Смеялась над ним в полный голос, а потом…
Из другой комнаты квартиры то ли ее тетки, то ли бабки выскочили ее подружки. Принялись прыгать, и бегать вокруг него, и орать во все горло, и ржать, и обзывать его скорострелом.
Он месяц потом не выходил из дома, притворяясь больным. А когда отец, заподозрив неладное, пристал к нему с аккуратными вопросами, Вася ему все рассказал. Или почти все. Родители заперлись от него в своей спальне и проговорили почти всю ночь. Вася слышал их тревожный шепот, но не вслушивался. А наутро они сообщили ему, что переезжают в другой город. И им оказалась Москва.
– Пап, это из-за меня, что ли? – не понял он тогда: радоваться ему или нет.
– В том числе, – не стал отец вдаваться в подробности. Посмотрел на него строго и сказал: – Все будет хорошо, Васька! Веришь?
Он поверил.
И сложилось! В Москве Вася пошел учиться в хорошую школу, быстро обзавелся приятелями. Нашел девушку. Благополучно с ней переспал. Бросил. Потом еще одну, и еще. Поверил в свои силы, почти забыв свой первый ужасный опыт. Окончил успешно школу. Поступил в медицинский. Правда, поработать не пришлось, призвали в армию. Он выбрал альтернативную службу в больнице, и вот…
И вот теперь он здесь. И сейчас смотрит на истекающую кровью его мучительницу. И не знает, радоваться ему или печалиться.
Через пару минут решил, что ему не все равно. Он радуется, что не все у нее сложилось удачно в этой жизни. Хотела ребенка – видимо, потеряет. Мужчина ее не берет трубку, значит, не особо нуждается в отношениях. И с деньгами, кажется, не очень у нее хорошо. Джинсовые шорты дешевые, футболка тоже, кроссовки потрепанные.
– Чего пялишься, блондинчик? Нравлюсь? – Ее рот скривился, но улыбки не вышло, получилась болезненная гримаса. – Ты все же извращенец, как я посмотрю.
– Вам не следует разговаривать. Надо экономить силы.
На стене у входа звякнул телефон внутренней связи. Он снял трубку. Выслушал распоряжение доставить пациентку в операционную.
– Медкарту заполнил? – запоздало поинтересовалась операционная медсестра.
– Нет еще. Когда? – тихим шепотом возмутился Василий. – Она поступила пять минут назад.
– Целых пять минут назад, Вася! Ладно. – И она миролюбиво пробормотала: – Забери у нее паспорт. Права или что там у нее есть, заполни, принеси потом. Группу крови и все такое установим сами. Не телись, Василий. Валерий Иванович сказал, что случай тяжелый.
– Слушаюсь, – ответил он и обратился к Ней: – У вас есть какие-то документы с собой? Надо для заполнения.
– Есть. Паспорт. – Она сунула руку в задний карман потрепанных джинсовых шорт, не нашла ничего, потом полезла в маленькую сумочку, вытащила паспорт. – Возьми.
– Хорошо. Спасибо. – Он спрятал ее паспорт в карман. – Сейчас вам надо будет перелечь на каталку, и поедем в операционную. Поможете мне?
Она послушно сползла на каталку, которую он подтолкнул к кушетке. Под ней уже натекла лужа крови. Случай, видимо, и в самом деле тяжелый. Ребенка она точно не подарит не отвечающему ей абоненту.
Они поднялись в лифте на третий этаж, он передал ее с рук на руки персоналу и поехал обратно заполнять медкарту.
В ординаторской никого, кроме Аглаи, не было. Чудом уместившись на крохотном сиденье деревянного стула, она сидела за столом и уже заполняла бумаги пациентов, которые поступили несколько минут назад.
– Что там с этой девчонкой? – не поднимая головы, спросила она, листая страницы чьего-то паспорта.
– Видимо, угроза прерывания беременности.
– Жаль… – совершенно без эмоций произнесла Аглая. – Девчонка красивая. Могла бы дитя родить такое же – красивое. Теперь не родит. И вообще потом может не родить.
– Почему?
Вася сел на свое обычное место за стол у окна, вытащил с подставки бланки, из кармана Ее паспорт.
– Мало ли какие осложнения возникнут во время операции.
– Все будет хорошо, – проговорил Василий, с чего-то решив вступиться за Нее.
– Может, так, а может, и не так, – настырничала рассеянно Аглая. – Кстати, блондинка умотала. Рану я ей обработала, заклеила и отпустила. Отказ от госпитализации она подписала.
– Хорошо.
– Ну да, мороки меньше.
Он раскрыл паспорт, всмотрелся в лицо, которое прежде обожал. Сместил взгляд на фамилию и имя и в который раз за утро остолбенел.
«Вострикова Вера Васильевна» – значилось в паспорте под фотографией знакомого до боли лица. Но…
Но это же неправда! Она была Листовой Анной Васильевной! Он допускал, что она поменяла фамилию после замужества, но имя! Как так?!
Вася принялся судорожно листать страницы. Не было штампа в паспорте о ее замужестве. Хорошо. Он допускал, что она развелась, поменяла паспорт, оставила фамилию мужа. Но имя! Она не Вера, она Анна! И дата рождения совпадает. Он помнил все. Тот срамной случай с ним произошел как раз в ее день рождения. У Востриковой точь-в-точь совпадали даты с Листовой. Что делать с именем?
– Ты заполнил или нет? – полоснула по нему черными глазищами Агата. – Чего таращишься в паспорт, как в афишу козел? Что-то не нравится?
– Все в порядке, – промямлил он невнятно.
Склонился над столом и начал заполнять медицинскую карточку.
Завтра…
Нет, уже сегодня он позвонит в город, в котором родился, и узнает, не было ли у Анны сестры-близнеца. Мало ли, может, была, а о ней никто не знал. Может, ее в роддоме оставили при рождении? Или вообще выкрали?
На этих мыслях Василий едва не рассмеялся. Он скатывается до сюжетов любимых маминых мелодрам. Так редко бывает в жизни. Один случай на двадцать миллионов или даже тридцать. И нечасто такое случается – раз в тридцать лет! На его памяти это было лишь однажды – слушал по новостям. И все!
Мысль о том, что Аня – беглая преступница, завладевшая чужим паспортом, его и вовсе едва не рассмешила. Он ее отогнал, не дав ей укорениться в голове.
Нет, наверняка есть какое-то другое, более трезвое и разумное объяснение, почему Вера стала Аней. И как только закончится операция, ее переведут в палату и она очнется, Василий у нее об этом обязательно спросит.