Смеркалось. Мотель, в котором они собирались ночевать, располагался на высоте тысячи шестисот метров над уровнем моря. На следующий день планировалось подняться еще на семьсот метров к домику Туристического общества. Поход должен был длиться четыре часа, и Маркус решил, пока еще возможно, о нем не думать. Он взглянул на гору – на серо-голубую тень, заслонявшую вечернее солнце. Далеко наверху он заметил несколько белых пятен. Наверное, снег или маленькие ледники с глубокими трещинами. Что бы там ни было, наверняка что-нибудь неприятное, что придется преодолевать без лопаты, которой нет на случай обвала. Существует столько разновидностей обвалов снежных лавин или камнепадов. Неважно, что́ начнет обваливаться, – Маркус был уверен, что он обязательно в этот момент окажется поблизости. Вдалеке кто-то заблеял – очевидно, волк забрался в стадо овец. Ему про это рассказывали. С волками шутить нельзя, а он вовсе и не думал. Он хотел залечь на дно на время всего похода. Глубоко на дно. Теша себя слабой надеждой, что у него может подняться температура и он пролежит весь следующий день в мотеле, Маркус проследовал за остальными в вестибюль, где очень толстая и очень милая дама встретила их и рассказала, что на ужин подадут горную форель и сливовый компот. Мысль о том, что рыбная кость может застрять в горле и его придется спешно транспортировать в безопасную больницу, несколько взбодрила.
Их поселили в двух комнатах. Девочки и Карианна Петерсен ночевали в самой большой, а мальчики и учитель Скуг – в самой маленькой. Тесновато, но, по счастью, никто из мальчиков не взял с собой гитару. И это радовало. За Сигмундом он зашел в спальню и с грохотом уронил рюкзак на пол. Кажется, что-то разбилось. Градусник? Тогда ртуть разольется по рюкзаку. Очень неприятно. Он медленно открыл рюкзак, в страхе, что ртуть прыснет ему в глаза. Насколько он знал, ртуть – очень опасное вещество, распространяющееся повсюду. Нет, не градусник. Кружка, подарок от мамы. Белая кружка, на которой она написала «Маркус» красными буквами. Теперь она раскололась на три больших черепка. На одном было «М», на другом «АРК», а на третьем «УС». Он грустно оглядел осколки.
– Мир развивается от порядка к хаосу, – рассеянно сказал Сигмунд. – Думаю, ее можно склеить, – добавил он, заметив несчастный взгляд Маркуса. – Можешь взять мою кружку, я буду пить из крышки термоса.
– Ей почти столько же лет, сколько мне, – сказал Маркус. – Как ты думаешь, это знак?
Девять из десяти человек либо засмеялись над ним, либо спросили, что он имеет в виду под словом «знак». Только не Сигмунд. Он понял, что Маркус имеет в виду знак того, что он сам скоро разобьется точно так же, как кружка. Задумчиво он посмотрел на осколки.
– Вряд ли, хотя никогда не знаешь. Лучше быть осторожным.
– Вот и я так думаю, – ответил Маркус рассеянно и начал раскручивать свой спальник.
Почти у всех мальчиков были современные спальники. Довольно новые и тем не менее потертые – явный признак бывалых туристов. У Маркуса спальник был старый, тяжелый, серый, слегка сбившийся, да еще и молнию заедало, зато совсем неиспользованный. Монс спал в нем два раза в течение месяца, когда сам был в молодежном походе уже почти тридцать лет назад.
– Только мумии спят в таких, – сказал Пер Эспен, которому на Рождество подарили синий супермодный спальник.
– Да что ты знаешь о мумиях, Пер Эспен? – спросил Сигмунд. – Кроме того, что ты читал в комиксах?
Пер Эспен не ответил. Он был вторым по росту с конца и знал, перед кем не стоит выделываться.
Маркус сдался в борьбе с молнией и решил использовать спальник просто как одеяло.
– Готовы, мальчики? – спросил учитель Скуг. – Все в порядке, Маркус?
– Да, надеюсь, – ответил Маркус.
Ни одной рыбной кости в горле у него не застряло, но он почти не ел форель. Тошнота притупляла чувство голода, и он ел ровно столько, чтобы никто не заметил, что он не ест. После ужина все собрались в гостиной послушать инструкции на завтра. После короткой общей песни было велено ложиться спать.
– Завтра будет длинный день, – сказал учитель Скуг, – времени уже пол-одиннадцатого, и вам всем нужно как следует выспаться. Мы с Карианной останемся и распланируем завтрашний день. Мы придем через полчаса, и в комнатах должно быть тихо.
После того как отклонили одиннадцать протестов, громко заявленное предложение сыграть в викторину и тихо объявленное – сыграть в покер на раздевание, ученики пожелали спокойной ночи учителям и, почистив зубы, забрались в спальники. Карианна Петерсен и учитель Скуг заказали по лимонаду, сели у окна с видом на гору, которую предстояло завтра покорить.
– Шарон Стоун… – шептал Вигго. – У Шарон Стоун груди, как горы. Она снималась в «Плейбое».
– Мелани Гриффит круче, – пробормотал Пер Эспен, – я бы не прочь затащить ее под одеяло, правда, Райдар?
– Она замужем за Доном Джонсоном, – сообщил Райдар, – а его под одеяло затаскивать мне совсем не хочется.
– Да нет же, они развелись, – шепотом возразил Вигго. – По-моему, Мелани Гриффит свободна на рынке, так сказать.
– Они почти все разведены, – пробормотал Лейф Оге, – они женятся, потом занимаются сами знаете чем, а потом разводятся.
Родители Лейфа Оге только что развелись, поэтому он был большим специалистом по разводам.
– Только не Диана Мортенсен, – сказал Сигмунд, – она никогда не была замужем.
– Точно, – ответил Вигго, – Диана Мортенсен такая симпатяжка. Но, по-моему, она была вместе с Майклом Дугласом.
– Все были с Майклом Дугласом, – с видом знатока отрезал Райдар.
– Только не Мелани Гриффит, – сказал Вигго, – потому что она замужем за Доном Джонсоном. Если, конечно, они не развелись, – добавил он на всякий случай.
– Пол Ньюман никогда не разводился, – сказал Пер Эспен, – он постоянно женат. И мама с папой тоже.
– Что значит «постоянно»? – спросил Сигмунд.
– Ну, все время.
– Со времен Большого взрыва?
– С возникновения Вселенной.
– Заткнитесь! Я хотел сказать…
– Десять очков Шарон Стоун, – сказал Вигго, – и девять Диане Мортенсен, восемь…
И пока мальчики из 6 «Б» обсуждали, кто из незамужних, замужних и разведенных звезд Голливуда самая сексуальная, Маркус тихо прошептал Сигмунду:
– Кто такая Диана Мортенсен?
– Ты что, не знаешь?
– Нет, только не говори никому.
– Диана Мортенсен родом из Хортена[1], но живет в Голливуде. Она играет в «Деньгах и власти».
«Деньги и власть» были нескончаемой американской мыльной оперой, которую показывали по телевизору каждую среду.
– Ты что, не видел?
– Нет.
– Тут я с тобой солидарен. Паршивый сериал, но он идет сразу после «Безграничной Вселенной». Я видел пару серий.
– А она… она красивая?
– Да, ужасно красивая. Но, по-моему, ей живется несладко.
– Почему?
– Не знаю. Она выглядит такой грустной. За всем этим гримом. У меня в бумажнике ее фотография.
– Зачем?
– Не знаю, – безразлично произнес Сигмунд, – просто случайно.
– Можно посмотреть?
– Да, только другим не показывай.
Сигмунд достал сложенный листик бумаги и дал его Маркусу, который нырнул под спальник и зажег фонарик.
Диана Мортенсен сидела на краю бассейна. Ее кожа была невероятно белой, волосы выбелены, а губы сияли ярко-красным. Она смотрела на Маркуса большими глазами, такими же синими, как ее бикини. Хотя лицо было повернуто на камеру, она сидела к ней спиной. Она опиралась на руки. Рот был полуоткрыт. Диана улыбалась, но в то же время выражение ее лица было удивленным, немного испуганным. Было видно одну грудь. С другой стороны бассейна стоял здоровый парень в плавках. Он выглядел очень внушительно.
Маркус сглотнул и погасил свет. Он глубоко вздохнул и снова его зажег. Она по-прежнему улыбалась, но ему показалось, она испугалась еще больше. Сосок на груди был маленьким и красным. Ей было не больше двадцати. Он почувствовал, как рука Сигмунда тянется под спальник.
– Что это ты там делаешь?
– Ничего.
– Отдай фотографию.
Маркус снова потушил свет и протянул Сигмунду фотографию, которую тот случайно вырезал из журнала.
– Я видел ее груди.
– Только одну.
– Да, – прошептал Маркус. – А кто тот тип с другой стороны бассейна?
– Ее охранник.
Сигмунд положил фотографию обратно в бумажник и взглянул на остальных, которые как раз обсуждали, сколько очков дать Джулии Робертс – четыре или три. Так что они могли спокойно продолжать.
– После того как сделали фотографию, он попытался отнять фотоаппарат, но фотографу удалось смыться. А когда снимок напечатали, Диана Мортенсен подала на фотографа в суд.
– Зачем?
– Она считала, что он нарушает спокойствие частной жизни, но проиграла.
– Что, у нее нет частной жизни?
– Нет, суд счел, что она все подстроила.
– Что?
– Села полуголой. Суд посчитал, что это был пиар и что она все заранее просчитала.
– Тогда бы она не была такой испуганной.
– Суд посчитал, что это игра.
– Тогда суд ничего не понимает, – прошептал Маркус.
– Я тоже так думаю.
– Если бы я был судьей, я бы запретил этому фотографу снимать на всю его жизнь, – с горечью прошептал Маркус.
В полумраке Сигмунд кивнул:
– Ее называют норвежской Мэрилин Монро.
– А это кто?
– Актриса, которая жила давным-давно. Она тоже была секс-символом. Она умерла, когда ей было чуть за тридцать. Никто не знает, было это убийство или самоубийство. Жестокий мир.
– Да, пожалуй, – ответил Маркус.
– Мальчики, закрываем глаза!
Учитель Скуг покончил с лимонадом и планами на завтра. Он забрался в спальник. Тут раздался шепот:
– Три очка.
– Простите, что?
– Три очка, господин учитель.
– Что ты имеешь в виду, Райдар?
– Джулию Робертс, она получает три очка.
– Повезло Джулии Робертс. А теперь спим.
Двенадцать мальчиков и один мужчина, уснув, тяжело задышали, и никто не услышал тихого голоса из-под старого спальника возле окна:
– Диана Мортенсен, десять очков.
Диана заснула на краю бассейна, спиной на мраморном парапете, голой грудью к сверкающему солнцу. Наверно, больно так лежать без подстилки и одеяла. По счастью, он прихватил свой новый синий супермодный спальник. Ему было бесконечно жаль ее. Потому что, несмотря на всемирную известность секс-символа, она была всего лишь пугливой маленькой девочкой, которую, кроме него, никто не понимал. Он очень хорошо чувствовал, каково ей было. Он был ее охранником и еще старшим братом. Когда-то он тоже был маленьким и трусливым. Он подошел к ней тихо, чтобы не разбудить. Быстрым движением расстегнул молнию на спальнике. С таким спальником нет никаких проблем. Раз плюнуть. Он осторожно накрыл ее спальником и прошептал:
– Не бойся, Диана. Я с тобой.
Вспышка света, более яркого, чем солнце, взорвалась у него перед глазами. Фотограф! Проклятый фотограф, который никак не оставит их в покое.
– Отдай фотоаппарат! – заорал он.
– Что случилось?
Маркус уставился на до смерти напуганного учителя Скуга. Он накрыл его своим серым спальником и собирался ударить учителя по щеке.
– Макакус ходит во сне, господин учитель.
Свет включил Райдар. Он стоял у двери, красный от еле сдерживаемого смеха. Маркус быстро отдернул руку.
– Макакус?
– Я имею в виду – Маркус, господин учитель.
Теперь проснулись все. Учитель Скуг был обескуражен.
– Не знал, что ты ходишь во сне, Маркус.
Маркус не отвечал. Оставалось только одно – сделать вид, что он все еще спит. Медленно, как лунатик, он поднял спальник и пошел к входной двери.
– Помогите, привидение! – отчаянно прошептал Пер Эспен, но Сигмунд остановил смех, который уже было начал раздаваться:
– Тс! Его нельзя будить.
– Почему это? – спросил Вигго. – Он же не может так ходить всю ночь.
– Если разбудить лунатика, у него может быть сильный шок.
Стало настолько тихо, насколько двенадцать мальчиков могли одновременно сдерживать взрыв смеха, а он периодически прорывался наружу.
Маркус почувствовал, как Сигмунд осторожно взял его за руку и помог дойти до кровати.
– Замечательно, Сигмунд, – прошептал учитель Скуг, – надо за ним присматривать.
– Предоставьте это мне, – пробормотал Сигмунд и помог Маркусу залезть в спальник.
– Как тебе удалось расстегнуть молнию? – прошептал он немного позже, когда остальные заснули.
– Мне приснилось, что я ее расстегнул, – прошептал Маркус в ответ.
– Я так и подумал. Сны могут быть такими же реальными, как сама реальность.
– Да, – ответил Маркус, – пожалуй.
Четыре часа спустя зазвонил будильник учителя Скуга. Была половина восьмого, и Маркус понятия не имел, спал он или нет.