Не было человека трусливей Макакуса. Так называли Маркуса Симонсена, боявшегося высоты и темноты. Маркуса Симонсена, уверенного в том, что его поразит гром, стоит только ему наступить на люк, и ни за что на свете не решавшегося зайти в лифт. Маркуса Симонсена, трясущегося при виде пауков, собак и всего, чего вообще можно в этом мире бояться. А больше всего – девочек. Они пугали его до полусмерти и одним взглядом вгоняли в краску. А глядели на него часто. Хотя особо смотреть было не на что. Маркус был самым худеньким мальчиком в 6 «Б» классе. У него были волосы песочного цвета и толстенные очки в коричневой оправе. Из-за них он походил на старичка, хотя ему было всего тринадцать. Впрочем, он выглядел старше не только из-за очков. Таким его делал страх. Когда он бродил взад-вперед по школьному двору вместе с Сигмундом, он ходил медленным шагом, понурив голову. «Как старый гном», – говорил Райдар, владелец горного велосипеда за много тысяч крон, пробежавший шестидесятиметровку за 8,3 секунды. У Маркуса вообще не было велосипеда. От одной мысли о том, чтобы выезжать на раскачивающейся железяке с колесами, ему становилось дурно. Лучше ходить в школу пешком, и это тоже очень рискованно, считал он. Собаки без поводка, водители-дальтоники, не отличающие красного от зеленого. Никогда не знаешь, что случится. Лучше не подвергать себя лишней опасности. Но есть ли хоть что-нибудь, что ее в себе не таит? Маркус сомневался. Он шел по жизни, как по канату.
Общался он исключительно с Сигмундом, как это ни странно. Сигмунд был самым высоким и способным мальчиком в классе. Отец Сигмунда был математиком, и Сигмунд потряс весь класс сочинением о происхождении Вселенной. Он написал о Большом взрыве, черных дырах и сжатой Вселенной так естественно, будто это было описанием поездки на Канарские острова. Кроме того, он читал книги по-английски. По меньшей мере четыре девочки в классе были тайно влюблены в Сигмунда, а тот воспринимал это с величайшим спокойствием.
– Смотри, Муна уставилась на тебя, – прошептал Маркус однажды, когда они прогуливались на перемене, потому что Сигмунд и Маркус не ходили – они прогуливались взад-вперед по школьному двору.
– Нет, – медленно проговорил Сигмунд. – Скорее, она уставилась на тебя.
Тогда Маркус покраснел и наклонил голову еще ниже к земле.
– Этого-то я и боялся, – прошептал он.
– Если девчонки таращатся, надо таращиться на них в ответ, – сказал Сигмунд, – тогда они в два счета перестанут.
– Тебе легко говорить. Ты выше ста семидесяти. А я всего сто пятьдесят.
– Да, – сказал серьезно Сигмунд, – наверно, я остановлюсь только на трех метрах.
– Тогда ты попадешь в Книгу рекордов Гиннесса, – ответил Маркус.
– Не хочу в Книгу рекордов Гиннесса. Хочу стать астрофизиком.
Маркус понятия не имел, что такое астрофизик, но он не понимал, почему это должно помешать Сигмунду попасть в Книгу рекордов Гиннесса, и высказал свое соображение.
– Сколько, по-твоему, астрофизиков записано в Книгу рекордов Гиннесса? – спросил Сигмунд.
– Не знаю.
– Ни одного.
– Значит, ты будешь первым.
– Если я буду три метра ростом, у меня не будет времени, чтобы стать астрофизиком. Мне будут постоянно мешать. Привет, Муна! – крикнул он.
Муна посмотрела на них. Она встретилась взглядом с Сигмундом и покраснела.
– Сильно занята, Муна?
– Чего?
– Ты подготовилась к контрольной по истории?
– Я… Я не знаю. А что?
– Ну если ты не подготовилась, как же ты можешь тратить время на то, чтобы так глазеть на Макакуса.
Муна покраснела еще больше, открыла учебник, который она держала, и притворилась, будто читает изо всех сил.
– Вот как надо ставить на место неподобающих девиц, – сказал Сигмунд.
– Я не могу. Послушай. Тебе обязательно звать меня Макакусом?
– Тебя же все Макакусом зовут.
– Да, но ты можешь называть меня Маркусом.
– Я ведь твой друг?
– Да.
– Именно поэтому я зову тебя Макакусом, – сказал серьезно Сигмунд, – остальные все равно тебя так зовут. А когда я тебя так называю, это уже не кличка. И ты к этому привыкнешь.
– Нет, не привыкну.
– Откуда ты знаешь? Я только что начал тебя так называть.
Подобные дискуссии Маркус и Сигмунд могли вести часами. Они могли углубиться в самые невероятные доводы, которые приводили к самым непредсказуемым выводам. Никто, даже они сами, не понимали почему они подружились. Они отличались, как небо и земля, и, может быть, подружились именно поэтому.
Маркус жил в красном деревянном доме в паре километров от школы. Они переехали из центра города два года назад, после смерти его матери. Теперь они с отцом жили одни. У него не было братьев и сестер, но у него была фантастическая коллекция автографов. Маркус охотился за автографами. Настоящими автографами. Ему было слишком страшно просить у известных людей автограф, если он встречал их на улице, поэтому он писал письма. Сотни фантастических, хорошо написанных писем, полных слепого восхищения. Он сидел, склонившись над бумагой, с карандашом в руках, и весь его страх как ветром сдувало. И, самое странное, он вживался в придуманные образы настолько, что почти верил тому, что писал, хотя врал безбожно. Без тени смущения он мог написать известному поэту:
Уважаемый Улаф Стайнгримссон!
Я сижу в кресле-каталке, вся в слезах. Я вдова восьмидесяти четырех лет. К сожалению, я почти ослепла и не могу читать Ваши стихи сама. Но я попросила моего внучка, кудрявенького Маркуса Симонсена, читать их вслух. Должна признаться, что они чертовски хороши. Раньше мне больше нравился Александр Пушкин, но теперь Вы стали моим любимым поэтом. Дело в том, что маленький Маркус собирает автографы. Сказать, что мальчик – любовь моей жизни, не будет преувеличением. Не могли бы Вы, уважаемый Улав Стайнгримссон, послать ему свой автограф, столько радости принес бы он и молодому, и старому сердцу. Я потратила часть своей пенсии на конверт и марку, и, надеюсь, Вы меня не разочаруете.
С уважением,
Ауд Симонсен (84 года)
P.S. Удачи Вам в получении Нобелевской премии, которую Вы честно заслужили.
Или звезде спорта:
Уважаемый Турмуд Юнсен!
Поздравляю с победой в чемпионате Норвегии. Вы прыгаете через препятствия, как пантера. Назвать Вашу силу «первобытной мощью» значит не сказать ничего! Дело в том, что я тоже должен был бегать с препятствиями. Вы, конечно, обо мне не слышали, потому что я так и не дошел до старта. Могу поклясться, Вам любопытно узнать почему. Ответ прост: допинг! И как Вы думаете, кто дал мне его? Мои родители. Они хотели сделать из меня олимпийского чемпиона. А вместо этого превратили в ничто. Никогда в жизни я больше не смогу преодолеть ни одного препятствия. Единственное, что мне осталось, – это хранить автографы моих друзей по спорту, и потому я пишу Вам: Турмуд Юнсен, Вы всегда были моим идеалом. Если бы Вы могли прислать мне свой автограф, я бы вынимал его и радовался в минуты, когда горечь готова одолеть меня, что бывает весьма часто.
Спортивный привет от
Маркуса Симонсена (18 лет).
P. S. Удачи в получении олимпийского золота, которое мне уже не грозит.
Подобные письма он писал пачками и почти всегда получал ответы. На стенах его комнаты висели присланные ему фотографии знаменитостей со всего света, а ящики комода были забиты письмами с автографами и ободряющими словами. Письма доставляли радость ему самому и его отцу, который собирал марки, работал в офисе и был таким же трусливым, как Маркус. В сущности, они различались только возрастом, а в остальном были ужасно похожи. Тот же цвет волос, та же шаркающая походка и такие же очки. Маркус был худым, а Монс Симонсен – толстым, вот и вся разница. На работе его называли Кротом. Маркус этого не знал, но и отец не знал, что сына называют Макакусом.
Все началось со школьного похода. Похода в горы, о котором учитель Скуг объявил в 6 «Б» классе на уроке норвежского как о приятном завершении учебы:
– Прежде чем вы вольетесь в ряды подростков, когда мальчики научатся быть мужчинами, а девочки – женщинами…
– С грудью и критическими днями, – сказал вполголоса Райдар, но учитель Скуг сделал вид, будто не слышит, поскольку он был человеком мирным и по возможности избегал неприятностей.
– Девочки взрослеют раньше мальчиков, – сказала Эллен Кристина.
– А вот и нет, – горячо отозвался Пер Эспен. – У Райдара вот волосы уже и наверху, и внизу, а у вас ни у кого еще нет.
Маркус и несколько девочек покраснели, но Эллен Кристина не сдавалась. Она свысока посмотрела на Пера Эспена и сказала презрительно:
– Ну прямо!
– Правда, господин учитель, – сказал Пер Эспен, – мальчики лучше?
– Мы так по-разному взрослеем, – осторожно ответил учитель Скуг.
– Только не Райдар! – сказал Пер Эспен. – Ой!
Он сидел за партой перед молодым человеком с волосами и наверху, и внизу и подскочил на месте, когда кончик карандаша воткнулся ему в спину.
– Когда мы поедем? – спросил Сигмунд.
Маркус посмотрел на него с благодарностью. Он сидел, склонив голову к парте, и со страхом ждал, когда его спросят, где у него растут волосы.
– В последние выходные мая, – сказал учитель Скуг. – Я подготовил бланк заявления, который вы можете взять для родителей, но, надеюсь, поедут все.
– Главное, чтоб детей не народилось, – пробормотал Райдар, но тут, по счастью, раздался звонок.
Был вечер пятницы, и до отправления автобуса от школы оставалось два часа. И Маркус, и его отец с ужасом ждали похода. Монс знал, что три дня без сына он проведет, постоянно опасаясь, что Маркус утонул в горном озере, заблудился в тумане или свалился в пропасть. Маркус не знал, чего он боится, но стертые ноги казались самой незначительной проблемой. Оба делали вид, будто все в порядке. Так было всегда.
– И высоко вы подниметесь? – спросил Монс.
– Да, – ответил Маркус, – надеюсь.
– До альпийских лугов?
– Даже дальше, я думаю.
– Бедняги те, кто боится высоты, – весело сказал Монс.
– Да уж, – сказал Маркус, – бедняги.
Маркус никогда не рассказывал отцу, что он до смерти боится высоты. Да и не нужно было, потому что Монс сам боялся высоты, и вместе они никогда не ходили в горы и не забирались на высокие башни. Оба скрывали друг от друга свой страх, но, поскольку оба боялись до смерти, проблем не было. Монс помогал Маркусу собирать рюкзак, пока тот не стал походить на маленького объевшегося слона. Монс вытер со лба пот.
– Ну, кажется, мы собрали все самое необходимое.
– Кажется, собрали.
– Давай еще раз пробежимся по списку, – сказал Монс. – Шерстяные носки, теплое белье, простое белье, рубашки, свитера, шарф, варежки, теплый комбинезон, тренировочный костюм, кроссовки, резиновые сапоги, куртка от дождя, плавки, полотенце, зубная щетка, зубная паста, таблетки от головы, пластырь, градусник, эластичный бинт, рыбий жир, сетка от комаров, фотоаппарат, шашки… Насколько я тебя знаю, ты же сыграешь с мальчиками партию?
Маркус кивнул:
– Одну или две, конечно.
– Компас, пижама, темные очки, запасные очки, солнцезащитный крем, веревка…
– Веревка?
– Да, никогда не знаешь, когда в горах может пригодиться веревка. Сухое молоко, спички…
– Папа, я не курю.
– Я знаю, Маркус. Просто на всякий случай.
– На случай, если я все-таки захочу покурить?
– На случай, если придется разводить костер.
– А-а.
– Носовые платки, спрей для носа, шоколад, бинокль, спальник, лопата…
– Она мне не нужна.
– Точно? Все равно возьми.
– Зачем?
– А вдруг тебе захочется закопаться.
Маркус серьезно посмотрел на отца:
– Я уверен, что мне не захочется закопаться, папа.
– А если вы попадете в пургу?
– Мы не попадем в пургу. Учитель сказал, что там даже снега нет.
– Тогда лопата нам не нужна, – сказал Монс с облегчением и дружески толкнул Маркуса в плечо. – Мой сын – покоритель гор.
Маркус толкнул отца в ответ:
– Мой самый лучший отец.
Хотя Маркус и Монс почти никогда не рассказывали друг другу о своих чувствах, они были настоящими друзьями. Маркус не говорил отцу о своих страхах только потому, что понимал – страх заразное чувство. То же самое испытывал Монс. На самом деле они уже давным-давно друг друга раскусили, и это только крепче связывало их.
Монс помог Маркусу надеть рюкзак.
– Тяжелый?
Маркуса зашатало из стороны в сторону, но потом он поймал равновесие.
– Немного. Может, вынуть градусник?
Монс засмеялся:
– Может, напроситься к тебе в носильщики?
Тон был шутливым, но Маркус знал, что сказано было на полном серьезе. Его тело слегка онемело.
– Лучше не надо, папа. Я же теперь подросток, знаешь ли.
– Да, в самом деле.
– С грудью и критическими днями.
– Ты это о чем?
– То есть с волосами и наверху, и внизу.
– Что?
Маркус стоял прямо, но его тянуло вниз. Рюкзак весил минимум тонну. Он улыбнулся отцу:
– В другой раз, папа. В другой раз мы пойдем в горы вместе.
– Только ты и я?
– Да, только ты и я, папа, и мы заберемся на самый верх!
Монс Симонсен улыбнулся. На самом деле оба очень грустили и оба знали об этом, но никто не хотел говорить о своих мыслях.
– Договорились, – сказал Монс и снова толкнул Маркуса.
Тяжеленный рюкзак все-таки опрокинул его на пол. Монс наклонился над сыном.
– Маркус! Ты не ударился?
Маркус улыбнулся в ответ:
– No problem, папаша, но, может, ты мне поможешь донести рюкзак до машины?