«Как он посмел! Как он мог! Нужно было отшутиться, а я… Нет, нельзя, нельзя быть такой откровенной с мужчинами!»
Тысячи мыслей роились в голове Мэгги. Она подошла к небольшому зеркалу, висевшему в коридоре оксфордской квартиры, которую она снимала с двумя другими студентками и где, как ей показалось, никого не было. В зеркале мисс Робертс, студентка химического факультета, обнаружила миловидную кудрявую двадцатилетную девушку в сине-белом платье. «Таких девушек сотни, если не тысячи в Англии… Они учатся, работают, танцуют, встречаются с молодыми людьми и рассматривают витрины магазинов. Им это интересно, они выглядят вполне счастливыми и довольными. Почему же я, похожая на них, хочу совсем другого? Или со мной что-то не так?» – думала Мэгги, все пристальнее рассматривая свое отражение.
Она поставила перед собой деревянный ящик – тот, в котором мама отправляла ей пирожные для недавнего благотворительного вечера, поднялась на него…
– А теперь со своим докладом выступит мисс Робертс, член парламента от консервативной партии! – торжественно произнесла Мэгги измененным «мужским» голосом.
Слегка придерживая слишком пышную, как для английского парламента юбку, она взгромоздилась на ящик из-под пирожных и начала свою речь.
– Леди и джентльмены! Мой сегодняшний доклад будет посвящен беспристрастной оценке результатов так называемой борьбы с безработицей, которую ведет наше правительство, состоящее, как вы знаете, преимущественно, из лейбористов. Изучив статистические данные за последний год, я обнаружила, что несмотря на сокращение числа безработных, многие работают не по специальности. Особенно это касается трудоустройства бывших солдат и офицеров, которые вынуждены браться за поденную неквалифицированную работу. В то же время, растет число тех, кто даже не предпринимает усилий для поиска даже такой работы, поскольку продовольственный паек гарантирован им государством. А правительство публикует радостные отчеты, с которыми вас ознакомил предыдущий докладчик…
«Впрочем, нет, не пойдет. Это скучно. И миссис Гейтхаус меня раскритиковала бы. Я говорю слишком книжно – так нельзя. Нужно рассказать историю… Но как это сделать? Какая история или случай заставит всех этих напыщенных лордов слушать меня?» – подумала Мэгги. И вдруг ее осенило.
– Вчера я выступала на митинге. После выступления ко мне подошел пожилой мужчина, похожий… да, похожий на моего отца. Я хорошо запомнила, что сказал мне этот человек: «Я всегда жил по средствам и во многом себя ограничивал. Именно поэтому я смог к старости скопить немного денег. И теперь мне, именно мне государство не собирается помогать. А ведь если бы я потратил все свои сбережения – правительство бы мне помогло!» В этих словах, господа – вся несправедливая суть того социального государства, которое изо всех сил создают лейбористы. Они говорят, что они отстаивают право на достойную жизнь «маленького человека», и поэтому дают ему пособия. Но ведь деньги на эту социальную помощь они берут не так у богатых, как у этого самого старика, который всю жизнь работал и платил налоги! Почему тот, кто транжирил, жил не по средствам, привык ожидать подачек, должен иметь тот же уровень жизни, что и ответственный гражданин, способный позаботиться о себе и своей семье? Лейбористы хотят, чтобы все жили одинаково. Но они не договаривают фразу до конца. Им нужно честно сказать: «Мы хотит, чтобы все жили одинаково бедно!» А мы, консерваторы, хотим, чтобы те люди, которые усердно трудятся, могли себе позволить жить хорошо. Остальные же должны быть обеспечены минимальными благами, которые позволят им не опуститься до преступлений, совершаемых от бедности. Но в то же время, этот минимум должен стимулировать, чтобы люди захотели пойти на работу и как-то улучшить свое положение. Получение социальной помощи не должно быть выгоднее, чем труд. Возможно, с точки зрения социального государства это неправильно. Но с точки зрения честного человека – это всего лишь справедливо! – разгорячившись от убежденности в собственной правоте, Мэгги топнула ногой.
Фанерный ящичек, на котором она стояла, хрустнул, и девушка оказалась на полу. «Слава Богу, хоть чулки целы… Да, миссис Гейтхаус одобрила бы начало, но раскритиковала слишком темпераментный конец. Нужно сдерживать себя», – подумала девушка.
Отворилась одна дверь, и на пороге в ночной рубашке предстала заспанная Роуз, одна из соседок Мэгги.
– Что за шум? У нас же завтра экзамен, нужно выспаться… Ой, а почему ты сидишь на полу? Ты не ушиблась? – участливо спросила она.
– А это наша Мэгги выступала в парламенте и под ней рухнула трибуна, – насмешливо сказала вторая соседка Дороти, открывая дверь своей комнаты.
Поняв, что ее подслушивали, Мэгги вспыхнула до корней волос. Чтобы никто этого не заметил, она стала собирать обломки злосчастного ящика. А Дороти продолжила отпускать свои шпильки.
– Я уверена, Мэгги, что тебе лучше быть не каким-то там рядовым членом парламента, а целым лордом, то есть, леди-канцлером!
– Это почему же? – спросила Мэгги, изо всех сил изображая равнодушие.
– А падение будет не таким громким! Ведь лорд-канцлер уже много веков восседает на мешке с шерстью! – так и покатилась со смеху Дороти.
Роуз взяла Мэгги за руку.
– Идем ко мне в комнату. Не обращай на нее внимания.
– У нас же экзамен у мисс Ходжкин! Нас ждет структура пенициллина и грамицидин Б…
– Мэгги, ты достаточно знаешь об этом. И мисс Ходжкин тоже знает, что ты знаешь. Недаром она ведет твой с Герхардом Шмидтом исследовательский проект. Мой, например, она вести не стала, для нее моя работа слишком примитивна.
– Но и тебе сдавать экзамен!
– Да выкручусь как-нибудь, не впервый раз! Пойдем, расскажешь, как прошла твоя вечеринка. Познакомилась ли ты с каким-то интересным молодым человеком? О, я вижу, ты снова покраснела! Мне так хочется узнать все подробности! – Роуз потащила соседку за рукав в свою комнату и плотно закрыла двери прямо перед носом Дороти.
Маргарет осторожно вошла и в темноте нащупала стул. Она была серьезна, а Роуз чуть не взвизгивала от девичьего любопытства.