9268 год от начала мира согласно Авесте
5178 год от библейского Сотворения мира
3911 год от начала Египетской цивилизации
330 год до Рождества Христова
В двадцатый день месяца ксантикос, или в двадцать шестой день первого персидского месяца фраваши, шестого года от своего восшествия на трон[1], Александр III– царь македонский, устроил в Персеполе грандиозный пир. Официально – в честь дня весеннего равноденствия и начала нового года, именуемого здесь Навруз. В действительности, царь через сутки планировал покинуть зимние квартиры и двинуть армию в Мидию. В столице древней Персии оставался значительный гарнизон, но мудрый правитель решил напоследок продемонстрировать свою лояльность местным обычаям и засвидетельствовать поддержку и уважение аристократическим семьям, что присягнули ему на верность.
Почти все ценности вывезены. Шесть из одиннадцати насков, Валтасар перевел, а несколько искусных писцов, сменяясь каждый час, записали две копии их греческих вариантов. Оставшиеся пять доставили в дворцовый архив, где лежала первая – сакральная часть, древней Авесты. А подлинники уже переведенных, вместе с одним экземпляром на греческом языке, позавчера, под охраной, тайно отправили в Вавилон.
Прекрасный и величественный дворец шахиншахов, наконец-то расцвел после холодной зимы, оправившись от царивших осенью погромов и окончательно отмывшись от пролившихся тогда же рек крови. Огромный стоколонный зал Ксеркса, шириной и длиной по 40 гам[2], охраняли большие каменные быки. Восемь ворот красовались барельефами сцен из жизни бывших персидских царей и их сражениями с дэвами. Вдоль стен стояли праздничные столы, украшенные цветастыми скатертями и всевозможными яствами. Кроме них, по зороастрийскому обычаю, на каждом лежали золотые монеты, зеркала, свечи и по три подноса, с семью видами различных сладостей.
Почти сотня гостей из персидской знати, несколько сотен сподвижников царя, приближенные лица, его военачальники, илархи гетайр, командиры фесалийской, греческой и фракийской конницы, пейдзетаров и агрианских пехотинцев – все, к заходу солнца, уже были пьяны и некоторые утомившись весельем, и вином, лежали у колонн, а слуги лишь периодически проверяли их: «Живы ли?». В центре зала царствовали музы Терпсихора и Эвтерпа. Танцы и музыка затихали только на время тостов и речей, однако к вечеру, артистов уже не останавливали. Флейтистки и персидские музыканты аккомпанировали танцорам и гостям, исполнявшим то задорные греческие сиртаки и воинственный зейбекико, то огненно-страстный персидский танец воинов чуб-бази. На улице у дворца тоже слышался шум и гам. Многотысячная пёстрая толпа горожан, смешавшихся отчасти с солдатами местного македонского гарнизона, неистовала под воздействием дармового вина и еды, которую регулярно выкладывали прям на землю по периметру площади. Бесчисленные музыканты, танцоры, факиры, фокусники и дрессировщики зверей, веселили людей, а они, словно очнувшись от страха, спешили насладиться моментом.
Александр восседал в центре главного стола. Рядом находились его верные единомышленники Птолемей и Гефестион, все были уже изрядно пьяны. Гефестион приобнял царя и лукаво улыбаясь, что-то шептал ему на ухо. Правитель повернул голову в сторону Таис и Валтасара. Дастур сидел неподвижно и судя по чистым приборам, так и не притрагивался к угощениям и напиткам. Девушка о чем-то отстраненно разговаривала со своей верной слугой и подругой, которая явно тяготилась её мрачным настроением, всё больше поглядывая на молодого иларха гетайр – красавца Байтона. Тот, хоть и был отважным воином, но не решался подойти к приближенной подруги самого царя. Таис, вероятно поняла её желание и улыбнулась. Подруга, смущенно закрыв рот, засмеялась. Тогда геттера взмахом руки подозвала высокого светловолосого эллина. Мужчина, чуть не упав со скамьи, подскочил с места и подойдя к Таис, опустился перед ней на одно колено. Девушка за руку подвела подругу и протянула её ладонь в сторону кавалера. Он взял гречанку за кончики пальцев и поднявшись, повёл в центр зала, где в который раз, хоровод начинал ускоряться в ритме сиртаки. Таис вернулась на место и опять, словно выключилась из жизни.
Уже совсем стемнело, в дополнение к свечам, в зал внесли десятки факелов, которые закрепили в настенных держателях. Царь продолжал пристально смотреть на гетеру, она почувствовала это и повернула голову. Властитель пьяно улыбался. Прижавшейся к нему с боку Гефестион, тоже повернулся и сладострастно взглянул на девушку. Потом наклонился к правителю и слегка поцеловал его в ухо, а затем, опять посмотрел на гетеру. Александр никак на это не отреагировал, впрочем, и Таис, лишь снисходительно улыбнулась и отпила глоток вина.
Но внезапно, она заметила еле уловимое движение между колоннами, под потолком и в углу. Тут же, на самой границе периферийного зрения, по стене пробежали несколько теней, потом еще и еще. Дастур схватил девушку за кисть руки, в его глазах был ужас:
– Дэвы, они пришли к нему… – сдавленным голосом вымолвил старик.
Как не пыталась Таис захватить взглядом видения, но стоило лишь повернуть глаза в их сторону, они тут же словно отскакивали в ближайший темный угол или прятались в тени колонн и пилястр. Она уставилась на царя. Тот, не мигая смотрел на подругу с безумным выражением. За ним плясали тени и Таис больше не отводила взгляда, чтобы не увидеть дэвов отчетливо. Ей показалось, что, если это произойдёт, она не сможет дальше жить.
Ритм сиртаки ускорялся, музыка становилась громче, смех и веселье вокруг окончательно захватили всех. Когда в апогее прэсто, пляшущие закружились как взбесившееся живая карусель и за столами, кроме десятка человек остались лишь неспособные стоять на ногах, загрохотали барабаны. То не выдержали другие музыканты, которые поймали ритм и оглушительным боем усилили эффект одержимого танца.
Только Таис и Александр, заколдованно смотрели в переполненные ужасом глаза друг друга и дастур, не попадая в такт музыки, раскачивался глядя на факел и шевеля губами.
Александр побледнел, глаза неестественно округлились и по его щеке поползла тень. Таис попыталась крикнуть, но звуки застряли в глотке и лишь хрип породила грудь. Она еще раз набрала полные легкие и окончательно обезумев от видимого мракобесия, истошно заорала:
– Александр! Тебя забирают тени – жги их! – что-то словно сжало ей горло, – …огнём своей веры…, – хриплое продолжение услышал лишь дастур, своим молитвенным взглядом отогнавший узкую тень, что как змея показалась на мраморно-бледной коже горла Таис, – … если она у тебя есть, – окончание фразы, Валтасар прочел по беззвучно шевелящимся губам.
В этот момент, чьи-то руки не выдержали и дикий хоровод разлетелся в стороны осколками из десятков людей. Царь подскочил с места оттолкнув Гефестиона. Не контролируя себя, он начал метаться среди такой же толпы и отмахиваться от призрачных нападавших. Затем, схватил факел и вертясь на месте, стал орудовать им словно мечом. Кто-то в экзальтированном угаре коллективного безумства последовал примеру властителя и уже два воина, сражались факелами с невидимыми врагами. Безудержный смех и вопли огласили зал… сначала вспыхнули портьеры, затем бесчисленные ковры, подушки и разбросанная вокруг верхняя одежда гостей. Еще час, лишившиеся ума яростные воины, с демоническим гоготом носились по дворцу, разнося факелами огонь и порождая новые и новые тени.
К утру, всё было кончено. Дворец выгорел дотла, а вместе с ним и обширный архив персидской династии Ахеменидов, правивших больше трёхсот лет, и, конечно, сакральная часть священной Авесты, что оказалась там по велению Богов македонского царя.
Похмелье горожан и войска оказалось жутким. Однако Александр был весел, хотя на словах и сожалел о случившемся.
– Пусть это будет нашем отмщением персам за сожженные 150 лет назад Афины, за их вероломство, рабство и гибель эллинов! – произнес он, стоя на пепелище в окружении своих доблестных военачальников и храбрых воинов. – А завтра, мы идем в Мидию, где закончим освобождение малой Азии и прервем тираническую династию Ахеменидов. Дарий III нужен живым! Он должен прилюдно отречься от персидского трона, передав мне всю власть лично. Это будет залогом верности Вавилону обширных земель ариев и их сатрапий на востоке. Так, у границ Тавровых гор, мы закончим наш славный поход!
Таис тоже была там, слушала царя и горькие слезы отчаяния и неведения грядущего текли по её щекам. Одна надежда лишь согревала душу, что Птолемей сегодняшний вечер посвятит ей и заботы о завтрашнем походе отойдут у него на второй план. Она понимала, что груз ответственности, возложенной на неё проведением и самим Господом, непосильно тяжек. Вся её последующая жизнь теперь подчинена миссии, в корне противоположной целям могущественного царя Александра Македонского. Без Птолемея, его верного и преданного друга, сводного брата и соратника, Таис обречена. Не столько смерть её страшила, а жизнь, которая превратиться в пустоту, если она откажется от взваленной ноши. Как долго она искала в потемках своей души этот свет, сколько книг ей пришлось прочесть и выслушать мыслителей, философов и священников бесчисленных религий. Как бесконечно мучительны были разочарования и ложные надежды, порождаемые лукавыми псевдопророками, оракулами и учителями. И вот она, на кончиках пальцев, как сказал Валтасар, почти неосязаемым дуновением, неуловимым проблеском в кромешной ночи, ощутила Его присутствие. Настолько слабое, но уже точно Его! Впервые она почувствовала не удовольствие, не радость, не экстаз от мужских ласк, а то, что затмевает их, как солнце звездное сияние… благодать, сошедшая на неё дождём в знойной пустыне. Теперь она поняла, что счастье, дарующее осмысленность жизни и силу преодоления смерти – это духовное знание правильного пути, который ведет тебя к Богу, подпитываемое истинной радостью, что наполняет душу, в процессе движения по нему. Счастье – это знание, состояние и процесс.
Птолемей заметил возлюбленную, что стояла со своей служанкой в стороне и когда царь закончил речь, сразу направился к ней. Уже приблизившись к девушке, он смутился её заплаканному лицу, растерянности и порывистым движениям, словно она кого-то потеряла в расходящейся толпе, и теперь отчаянно пытается найти.
– Таис! Почему ты в слезах? – мужчина появился неожиданно, что она аж вздрогнула. Лицо сразу преобразилось и с неподдельной радостью она прилюдно бросилась ему на шею:
– Мой милы Птолемей! Я ждала, когда Александр закончит, чтобы подойти к тебе, но ты исчез среди людей, – глаза Таис блестели, а слёзы полились еще щедрее, мелкими бриллиантами переливаясь в лучах яркого утреннего солнца.
Он, как всегда, зарделся румянцем и понимая очевидность своего смущения, попытался скрыть его за шуткой:
– Ну, если слезы из-за этого пустяка, то я… – мужчина осекся, не зная от волнения, как закончить свою мысль.
Таис улыбаясь смотрела в глазах. Шутки не получилось, но плакать она перестала:
– …то ты должен знать, что, уходя завтра в бой за своим царём, тебя в Ойкумене будет ждать девушка, – она потупила взор, сама вдруг впервые ощутив смущение перед мужчиной, но быстро справившись, подняла глаза и как-то по-детски, добавила: – Ты придешь сегодня ко мне?
Птолемей глубоко задышал, а цвет его щёк из розового стал нежно малиновым. Собравшись, не своим – высоким голосом, начальник личной охраны царя, ответил:
– Я буду сразу после вечерней смены караулов. Надеюсь, сегодняшним закатом, полюбоваться мы успеем вместе, – мужчина весь сиял лицом и скрыть свои переживания уже не мог.
Почти до обеда, Таис провела в смятении: поймет ли правильно ее Птолемей? Ведь приглашение его к себе не только веление девичьей души и давно томящейся страсти, но и расчет её острого ума. Не посчитает ли он рассказ и мольбы геттеры – любовницы царя и его же ближайшего друга, за истинную причину её внезапной приязни и сегодняшней женской покорности? Не сочтет ли он её поступок предательством и жалкой манипуляцией своими чувствами? Он ведь с юности искренне в нее влюблен, но и Таис его считает не просто другом. Однако редкие, но всё же пылкие свиданья с Александром, не позволяли чувствам девушки раскрыться. Будучи гетерой, ей был с лихвой отмерен дар мужского обольщения и силу женских чар она разумно контролировала. Поэтому горящую свечу своей любви разжечь в пылающий костер страсти не спешила, и с Птолемеем вела себя спокойно, старалась поводов ему для сердечных откровений не давать. Хотя и чувствовала: он видит её приязнь и учащенное дыхание при встречах. Она еще тогда, в Афинах, заметила, что из всех мужчин, лишь Птолемей своей открытой добротой, спокойствием, разумным жизненным подходом, способен приручить её и покорится воле этой она готов была сразу. Но и решила сразу тоже чётко: он слишком дорог ей, чтобы делить себя меж ним и Александром. Ввиду чего, приглашение его сегодня в свой дом, априори означало конец её любовной связи с царём. Это был серьёзный выбор и то, что он совпал с духовным распутьем, являлось благим знаком. Подумав так, она отбросила сомнения и поспешила приготовить дом к визиту сердечного друга. Когда человек идет своим путём, все силы мира по веленью Бога, помогают ему, и, она еще не знала, что этим утром, видела царя Александра Великого, в последний раз.
Закончив вместе со служанкой приборку и украшение трапезного стола, гетера приняла тёплую ванну с не очень хорошо пахнущими снадобьями, но зато придающими коже младенческую упругость и шелковистость. Затем, подруга час умащивала её нежно медовую кожу диковинными маслами, чей рецепт был известен лишь Таис. Еще столько же она кудесничала с волосами госпожи и её лицом. Ровно за час до вечернего развода караулов, услышав от служанки вздох неподдельного женского восхищения обнаженной красотой госпожи, Таис позволила девушке бежать – её вчерашний избранник, тоже утром уходит за своим царем. Оставшись одна, она разожгла благовония и свечи, одела белоснежную тунику и подпоясалась тонкой ниткой из нежно розовых жемчужин. «Символично, что я сама того не понимая, одела платье, столь похожее на седрэ…» – подумала девушка, глядя в зеркало, и в этот же миг, услышала стук в дверь. «Мой Птолемей!» – ее щеки впервые с шестнадцати лет, вспыхнули огнём от волнения, смущения и предвкушения.
Начальник личной охраны и самый преданный друг царя, перешагнул порог и в нерешительности замер у двери, словно преодолел наитруднейшую преграду в своей жизни. Сияющая Таис стояла напротив, несколько секунд унимая бешеный стук сердца.
– Проходи Птолемей. Я отпустила прислугу, так что будь как дома, – девушка улыбнулась и зна́ком показала на место у стола.
– Благодарю Таис, но позволь мне омыть руки, я только что с дворцовой площади, – мужчина по-мальчишески показал ладони, испачканные сажей.
Она провела его в комнату, где стояла ванна, предусмотрительно наполненная теплой водой:
– Омойся весь воин, – буднично произнесла Таис, пытаясь избежать двусмысленности. – Я знала, что сегодняшний день будет непростым и вряд ли у тебя найдется время, смыть с себя витающий по городу пепел. Здесь полотенце и чистый хитон, надень его после. – Она взяла в руки белую рубаху. Вдоль ворота и по нижнему краю шел вышитый золотом витиеватый орнамент, а в центре, крылатый образ, слегка напоминающий герб Ахеменидов. – Это мой тебе подарок, я сама вышивала, – девушка скромно улыбнулась, наивно взглянула в глаза другу, а затем показала на ворот. – Здесь вышита молитва, она на древне авестийском языке, а в центр – это Фаравахар, символ божественного духа Фраваши, созданного Ахура-Маздой. Прошу тебя, пред тем, как будешь ждать боя, надевай под панцирь этот хитон. Я верю, что он убережет твою грудь от вражеских стрел, а сердце от разрушительного гнева и жестокости.
Птолемей, не смея грязными пальцами прикасаться к белой ткани, внимательно посмотрел на главный зороастрийский символ в руках подруги, представляющей из себя диск с ровными крыльями по сторонам, птичьим хвостом и мужской фигурой в профиль:
– Очень похож на крылатый диск египетского Амона-Ра, только этот, словно какой-то живой… и как искусно вышит. Чувствуется, что ты прониклась учением огнепоклонников и поняла в нем то, что не дано понять мне. Хотя проведённые часы бесед с Валтасаром, заронили в душу зёрна сомнений во многое, что я знал и был уверен еще прошлой осенью. У меня сейчас внутри какое-то смятение и одни неразрешимые загадки.
Таис, закусив губу, взглянула на горящую свечу:
– У меня тоже еще множество вопросов, кои я даже не могу сформулировать, не то, что найти ответы, – она, пряча лицо, отвернулась к окну и тихо спросила: – Скажи, нашли хоть тело Валтасара?
Птолемей глубоко выдохнул и печально сел на скамью у ванны:
– Вчера сгорели десятки людей, но останки лишь немногих сохранило пламя. Ты видела последней жреца и если он был в тот момент у каменного быка, то там остались многие – узнать в останках кого-то, невозможно. В любом случае, все караулы и разъезды предупреждены и схватят его, если старец жив и прячется от нас, – мужчина тягостно замолчал. – Александру нужны доказательства его смерти, или живой маг для прилюдной казни.
Таис повернулась и сделав шаг, присела рядом. Сначала хотела что-то сказать, но осеклась, будто не решаясь продолжить. После, чуть собравшись с мыслями, медленно отреагировала на весть:
– Мы очень долго разговаривали с ним последние два дня, впервые после аудиенции у царя, – и немного посидев молча, положила на скамью хитон. – Смой пыль и гарь с себя Птолемей. Выходи к столу, нам много нужно, что сказать друг-другу, как бы успеть к рассвету, – деловито распорядилась девушка и направилась к дверям.
– Таис? – окликнул её друг и стоя у самого выхода, она обернулась. – Гефестион сказал, что это ты вчера велела Александру поджечь дворец и он, будто заколдованный твоей волей, исполнил её будучи в безумстве, – Птолемей пристально и с тревогой смотрел в лицо возлюбленной, по-прежнему сидя на скамье. – Люди говорят, это Валтасар передал тебе магический дар и теперь ты можешь взглядом покорять чужую волю. Александр очень рад вероятной гибели дастура в жару столь почитаемого персами огня, а о причинах побудивших сжечь дворец, он лишь обмолвился, что ты и он должны были сгореть там тоже… что у тебя было видение, где вы оба в пламени. Скажи мне, это правда? – Мужчина встал от напряженья и волнения. – Александр приказал тебе с рассветом уезжать в египетскую Александрию и запретил появляться в Вавилоне, или еще где-ни было, в других городах.
Гетера тяжело вздохнула и снисходительно улыбнувшись, спокойным голосом ответила:
– Разве это секрет, что мужчины лишь от одного моего взгляда теряют волю? Не верь молве, поджечь дворец было велением иных, враждебных людям сил. А что касается видения, то царь уж слишком просто интерпретировал его. Он видит только форму, не понимая сути. Жду тебя, мой Птолемей, в трапезной, – она вышла, закрыв за собой дверь.
Высокий светловолосый мужчина в белоснежном хитоне и девушка в похожей тунике, с копной распущенных чёрных волос, сидели за столом напротив друг друга. Таис уже сменила свечи, сгоревшие за три часа с момента, как Птолемей вошел в сей дом.
– Бактрия и Согдиана[3], это же так далеко, что у нас нет даже примерных карт как туда добраться, – задумчиво размышлял он, – не меньше 5000 стадий на северо-восток. Не помню кто рассказывал, что в той части света живут одноглазые великаны и люди с двумя головами.
– А еще, быть может, где-то там к скале был прикован Прометей и гигантский орёл клевал ему печень. Не уж-то в эпосы Гомера, ты веришь также как Александр? – Таис хихикнула.
Друг улыбнулся, поняв иронию:
– И тем не мене. Царь заявил сегодня, что Мидия и её столица Экботан, конечная цель похода. Элины отмщены. Персия у наших ног. Если, как успел рассказать тебе Валтасар, Авесты было две и вторая находится в Бактрах или Мараканде[4], то… может Александру прямо сказать, что есть второй экземпляр священных текстов и он хранится где-то там?
– Вряд ли это само по себе сподвигнет его организовать туда военную экспедицию, – высказала мнение Таис. – Безусловно, с момента находки пергаментов в Истахре, поведение царя красноречиво демонстрировало его иррациональное желание уничтожить Авесту. Он словно знал о наличии этих текстов и обнаружив, уже готов был сжечь их немедля ни дня, и лишь твое вмешательство Птолемей, остановило его. Но! – Таис загадочно посмотрела на друга, – узнав о сакральном содержании первых десяти насков, он не позволил к ним прикоснуться даже тебе. Вторую половину с сугубо практическими знаниями, Александр разрешил перевести, разумно понимая их ценность, а первую велел привезти себе под бок, во дворец. Значит именно доктринальные основы, что содержаться в первых насках, его почему-то пугают. И откуда он знал о существовании учения, столь схожего с откровениями иудейского Моисея? – повисла пауза.
Птолемей сначала сидел задумчиво, а потом глаза его расширились от невероятной догадки. Он взглянул на Таис. Она, слегка улыбаясь, ожидала реакции и заметив признаки озарения у друга, тихо вымолвила:
– Ты думаешь о том же, о ком и я?
– …Шимон…? – прошептал Птолемей, – …но зачем ему гибель Авесты?
– Почти триста лет назад, Зороастр из рода Спитама, был в услужении в Вавилоне и Сузах, знаешь у кого? У Даниила.
– Того самого мудреца, в книге которого первосвященник иудейский Шимон, показывал Александру предсказание о его предстоящем покорении Персии? – Птолемей изумленно выпучил глаза.
– Да. С ранней юности, иудей Даниил воспитывал Зороастра. Будучи одним из правителей вавилонского царства, он передавал тайные науки, кои принесли мудрецу успех при дворах ассирийских и персидских владык. Но прежде всего, он поселил в нем огонь веры, и поняв, что ученик достиг понимания естественных законов, неуловимых посредством внешних чувств, Даниил поведал ему сакральные откровения Господа, – Таис перевела дух, собираясь с мыслями, перед самой важной частью сегодняшнего разговора. – Будучи высоким сановником у основателей Ахеменидской династии царей Кире II и Дарии I, Даниил пользовался огромным уважением и был советчиком во многих государственных делах. Ни раз он ведал правителям о грядущем, в том числе и о предстоящей гибели многих царства, избежать которого возможно, лишь укрепив в народе истинную веру, в единого Господа. Он говорил им, что нравственность народа, его достоинство и принятие истины, важнее всех крепостей и гениальных воинских тактик. Ни одно царство не устоит долго без глубокого проникновения в людские сердца святого духа. И тот правитель, кто сумеет сам познать сию благодать и не мечом, а любовью, открыть сердца своих подданных к ее источнику, тот создаст царство божие и непоколебимое. Цари внимали его словам, что само по себе уже было великим достижением Даниила. И тогда иудейский мудрец благословил своего ученика из ариев на проповедь истины, что уже ему открылась. Он рассказал о всём, что составляет древнюю иудейскую религию. Однако старец мудро понимал, что это всего лишь форма, причем за тысячелетия ставшая столь громоздкой, что свет истинны за ней почти невиден. Поэтому, Даниил отказал Зороастру в обряде брит-мила. Так, мудрец передал Зороастру факел истинной веры, как чистого содержания, не отяжеленного оковами форм. Даниил один из пророков человеческих, однако иудейские первосвященники таким его не считают, говорят, что он не общался с Богом на прямую, а лишь слышал его ангелов, – девушка сделала глоток вина, смачивая губы, пересохшие от слов и волнения.
– Почему у них такое отношение к своему мудрецу? – Птолемей, не моргая и восторженное смотрел на рассказчицу. Ее женские чары уже померкли для него и сейчас, он был погружен целиком в повествование.
– Потому, что они рабы своей религии, формы, затмившей души и служащей не столько Господу, а сколько их мирской власти. Она придает смысл их существованию и является инструментам манипуляций людскими страстями, и слабостями! – Таис произнесла это столь экспрессивно, что Птолемей аж вздрогнул от неожиданно резкой смены тона и громкости голоса, – Таис выдохнула, прикрыв глаза. С минуту она помолчала и спокойно закончила свою мысль:
– Потому, что Даниил сохранил в душе родник истины в её первозданности, и форму религии, использовал по её прямому предназначению – поддерживать своими внешними ритуалами, традициями, и правилами эту внутреннюю чистоту. Потому, что, духовно поднявшись далеко за пределы этнических, религиозных и политических границ, он передал факел истинной веры не иудею, а готовому для этого человеку! Потому, что он смотрел на мир с недоступных им вершин веры, откуда прошлое, настоящие и будущее, сливается в целостный поток и видны, как на ладони. Потому, что знание о времени прихода величайшего из человеческих пророков, который откроет для благодати божьей сердца не десятков, а сотен тысяч людей, он огласил не иудею, а новому граалю веры, и так случилось, врагу евреев – персу. А он, создал свою религию, основанную также как и иудаизм, на истине, значит породил форму крепкую и живучую, как минимум имеющую нерушимый фундамент. Это угроза власти первосвященников, адептов другой формы, впрочем, как и скорый приход мессии… содержание его проповедей, тоже неминуемо обрекётся в форму новых – конкурирующих религиозных законов, ритуалов и символов.
– Но первосвященник Шимон был очень уважителен, говоря о Данииле? – уточнил Птолемей, поддавшись дару убеждения Таис, по инерции забыв о многоцветности палитры человеческой природы с бесконечным количеством оттенков.
– Безусловно. Даниил сподвиг царя Кира к освобождению иудеев из вавилонского плена и восстановлению иерусалимского Храма. Да и носителей истинны среди них немало, никто не посмеет столь мудрого предка предать забвению. Тем более иудеи, с их неимоверной щепетильностью к прошлому. Просто власть у первосвященников, и они истолковывают тексты в угоду своим интересам. Они, как и наш Александр, всецело покорились форме, забыв о содержании, и стали её рабами, – Таис намеренно упомянула царя и опять не стала делать заключений, давая собеседнику возможность к ним прийти самому. У него для этого было всё: острый и подвижный ум, прекрасная память, наполненная обширными знаниями, истовая любознательность и сформированное влиянием Таис направление, куда неминуемо должны пойти его мысли.
Птолемей задумался, налил обоим еще вина и тихо произнес:
– Александр долго общался с Шимоном, но прежде с ним имел беседы я. Он дважды упоминал о ереси персов и языческой основе их огнепоклонничества. Первосвященник не пытался меня в чем-то убедить, он больше интересовался пристрастиями царя и его отношением к различным религиям. Тогда мне это показалось вполне объяснимым – Шимон ратовал за свою паству. Но из всех верований, особое неприятие у иудея вызывало именно огнепоклонничество, это точно. Наше войско пополнилось множеством евреев и потом я слышал, как их наставляли на нетерпимость к языческой вере персов. А оказывается, она не языческая в своей основе, а родственная, по сути, иудейской. Ты думаешь, первосвященник надоумил Александра, в случае нахождения священной Авесты, уничтожить её? Сохранив сакральную веру лишь в форме своей религии?
– Мне неведанно о чём они так долго общались. Да и Шимон слишком мудр, чтобы пытаться столь откровенно манипулировать всемогущим царём, – ответила Таис. – Хотя Александр безусловно, одарил иудеев невиданными милостями, прировняв их почти во всём к эллинам и предоставив неслыханную самостоятельность. Те в долгу не остались тоже, выказав ему полную лояльность, снарядив в нашу армию немало воинов из своих земель, дав фураж и пропитание. Безусловно, царь заключил с ними какое-то тайное соглашение, о коем молчит. Но Валтасар успел поведать мне вчера во время пира, что Александр будет проклят в Азии, за вмешательство в естественный ход сакральных часов человеческой истории. За то, что он затопчет своими копытами древо зороастрийской религии, которая должна стать промежуточным этапом между иудейской формой и новой, могучей религией грядущего мессии. Не пройдя заключительный этап естественного вызревания человеческих душ в зороастризме, величайший пророк придет на всё еще неподготовленную землю, где по-прежнему мало будет готовых сердец. И поэтому… царство божие отсрочится. Александр решил присвоить знания востока гению эллинских и западных царств. А память об источниках сих знаний, низвергнуть в небытие, – девушка встала и подошла к окну.
За городом, вдалеке, уже зажглись костры и факелы. То гетайры и этеры Царя Азии, поднимались со своих спальных кошм, чтобы за три-четыре часа до начала изнурительного похода, дать лошадям овса и обильно напоить их.
– Таис, те знания воистину уникальны и эллины достойны их неменьше персов. Единственное, лишь треть из первой половины Авесты, Валтасар успел перевести. Еще семь насков… – Птолемей не успел закончить фразу, как девушка резко развернулась и метнула в друга гневный взгляд:
– Но это не даёт нам право, действуя как варвары, присваивать их себе! Наука Азии, её литература и поэзия, архитектура и искусство не менее прекрасны и развиты чем эллинские. Мы хотим обмануть Бога? Вспомни, что Валтасар сказа обо лжи. Всё, что на ней построено, всё тлен и пустота. Все наши нынешние и будущие царства сгинут, и Александр этому заложит основу, – в отблесках свечи, прекрасное лицо Таис исказила гримаса боли. Выдохнув, она продолжила: – Шимон лишь был не против столь печального исхода для священных текстов персов. А царь, вняв речам первосвященника об едином боге, как всегда, увидел в них лишь только форму: единый бог опасен его власти и у народа такого быть недо́лжно, по крайней мере, у непокорного – точно. Так думает и будет думать каждый светский царь, чьё сердце не отверзнеца истине. Наш властитель, твой друг и мой высокий покровитель, ещё в Иерусалиме решил уничтожить Авесту, если она найдется. Однако увидев, что зороастризм уже начал скатываться к тривиальному языческому огнепоклонничеству, успокоился и позволил тебе извлечь из неё практические знания. И поэтому, узнав о наличии второго экземпляра текстов на другом краю земли, он вряд ли решит ради неё направится с войском на покорение Согда и Бактр.
Девушка подошла вплотную к мужчине и почти прижавшись к нему пристально заглянула в глаза:
– Птолемей, умоляю тебя именем Господа, в которого я уверовала всем сердцем – найди священную Авесту и не дай Александру погубить её! До прихода мессии еще есть время, и мы найдем силы, чтобы свет истины в ней содержащейся, пролился в сердца людей, и подготовил их к рождению спасителя. Она где-то там, в горах Па-и-михр[5], – из её глаз потекли слёзы. – Я готова ко всему, моё сердце, истерзанное поиском истины, нашло упокоение в Боге и мне не страшен гнев Александра, поэтому я открылась тебе с верой, что ты будешь на моей… на нашей стороне. Ответь мне сейчас – ты с истинным Богом, ты желаешь спасения?
Воин смотрел в лазуревые глаза гречанки, не в силах оторвать взгляда – толи их неземная красота пленила Птолемея, толи волшебный свет, что начал истекать из них. Он, не чувствуя себя, наклонился и слегка коснулся её алых губ своими. Девушка стояла неподвижно, трепеща всем телом, словно её бил озноб.
– Да, – прошептал Птолемей, – я всегда был с тобой, – и Таис всецело покорилась власти Эроса, столь любимого её греческого Божества, теперь ставшего для неё лишь просто метафорической формой могучего инстинкта.
[1] Примерно середина марта 330 года до н.э.
[2] Шаг, мера длины на древне персидском. Площадь зала около 500 кв. метров.
[3]Территория нынешнего севера Афганистана, юга Узбекистана и Таджикистана.
[4] Столицы древних царств. Ныне афганский Балх и узбекский Самарканд.
[5]Древнеиранское название Памира, что означает Подножие Митры или бога Солнца.