Уже вторые за ночь свечи догорели. Настал мгла. Таис поднялась с ложа и подошла к окну. Город еще спал, но костров вдали прибавилось – македонская армия, как чудовищный муравейник, приходила постепенно в движение, готовясь в предстоящий день преодолеть не менее сотни стадий на пути в Мидию. Огромная полная луна повисла над долиной, залив её призрачно-бледным светом, плеснув им и в спальню.
Птолемей хотел было зажечь огонь, но стройный силуэт подруги, очерченный луной в оконном проёме, пленил его взор своим магическим совершенством. Она на цыпочках стояла в пол-оборота, приподняв подбородок глядя на блекнущие звёзды, отчего греческий профиль её лица прорисовывался чётко и плавной дугой переходил в изящную длинную шею. Прямая ровная спина и развернутые плечи, с натренированными как у юноши дельтовидными мышцами, свидетельствовали, что их обладательница способна посоревноваться в стрельбе из лука или владением ксифосом с самим Пандаром[1]. А прорисованный слегка рельеф мускулатуры стройных бедер и поясничных мышц, что держат стан, округлые крепкие ягодицы, изящные длинные голени, вкупе с пленительными ямочками Венеры, что оттенялись лунным светом у крестца, всё это говорило о немалом времени, проводимом их хозяйкой в седле и в сложных танцах.
Девушка глубоко задышала, призывная грудь плавно начала вздыматься, словно лаская лунный диск своим неосязаемо легкими прикосновениям – Таис почувствовала страстный мужской взгляд. Птолемей неслышно подошёл сзади и обнял подругу. Она как кошка инстинктивно выгнула спину, прикусив губу в истоме вновь нахлынувшего желания и не справляясь с дрожью, бьющей тело, оперлась руками на подоконник…
Волненье спало, жар угас, рассудок вновь вернулся. Влюблённые в усталой неге остывающей страсти, лежали обнявшись на кровати. Таис смотрела на свечу и первой тихо заговорила:
– Теперь обязан будешь ты вернуться. Обязан мне – твоё я семя сохранила в чреве. И если будет так угодно Богу, в деснице чьей я нахожусь, то быть тебе отцом, мой Птолемей.
Он крепко обнял девушку, сдавив руками грудь, упругую как полный ветром парус и нежную подобно шёлку. Прикусив за шею, медленно прошептал:
– Коварная Таис, ты породила в сердце воина смятение, в заложники взяв его храбрость и бесстрашие, – он приподнялся и с улыбкой договорил: – Как мне теперь сражаться, прикованным одной рукой к тебе?
– Руки твоей я не стремлюсь сдержать, ты можешь всем распоряжаться вольно. Не забывай про даренный хитон, он сам тебе поможет, а ты лишь не мешай и будь в походе с головой холодной. Единственное, не рискуй напрасно, помни обо мне и повторяй молитву, что я тебе сказала и вышила на вороте его, – Таис изящно изгибаясь, выскользнула из объятий и встала:
– Ты делаешь великое дело Птолемей, а значит всё сущее придет тебе на помощь. Увидишь, идя за Авестой с глубокой верой в праведность пути, она сама даст тебе знак, где и как её найти. Запомни. Второй экземпляр писаний, исполнен не на шкурах. Валтасар не знает точно, но слышал, что её писали или на деревянных, или на золотых пластинах. О её месте нахождения, известно дарийскому сатрапу Бактрии – Бессу. Ты с ним знаком заочно, он возглавлял бактрийскую конницу в битве при Гавгамелах. В мире жили трое хранителей священного писания. Они же и последние носители языка, на коем оно написано. Один был, Валтасар, двоих других зовут Мельхиор и Каспар. У них есть несколько имён, но именно эти, тайные, всегда передаются по наследству одному из их сыновей. Хранители должны пронести сакральные знания о времени прихода мессии через века и в момент его рождения, найти нового пророка, принести ему дары, тем самым передать факел истинной веры.
– Время прихода, оно тоже указано в Авесте? – уточнил Птолемей.
– Да. Там названо время появления еще двух великих пророков и время рождения третьего – последнего. С его приходом, все мёртвые воскреснут и предстанут перед Богом. После чего, души впустившие в своё сердце Господа, окончательно с ним сольются, а остальные, прекратят свое существование на веки.
Птолемей восторженное смотрел на пламя свечи:
– …и Валтасар назвал тебе эти времена?
– Кроме явления последнего. Первый мессия родится через триста тридцать лет. Теперь ты понимаешь, что времени не так-то много и забвение священной Авесты, лишает девять людских поколений огромного источника духовных знаний. Это миллионы еще не пришедших в мир душ, чей шанс на спасение зыбок.
– А второй? Когда придет второй великий пророк?
– Через пол тысячелетия по смерти первого. Его религия будет не менее грандиозной, чем созданная предшественником. Но глупые люди, те кто кроме форм не видят содержания, сойдутся в битве за верховенство своих пророков, не понимая, что они части ствола оного дерева, что каждую весну удлиняют его, устремляясь к небу. А их религии, всего лишь ветки, отрастающие каждая от своей части. Ветки можно отрезать, да и со временем, многие отсыхают сами и отпадают, и дерево не сильно замечает это. Но без чудовищных последствий, нельзя отрезать часть ствола – погибнет дерево, или замрёт в своем росте, оставшись духовным карликом. Исключение из этого процесса сакральных знаний Авесты, исказит естественный ход духовного развития человечества. Чуть больше чем через два тысячелетия, оно, развив немыслимое количество форм, само себя поработит ими. Наступит относительной мир, достаток и покой, но будут они лишь внешними. Все знания духовного порядка окажутся во всеобщем доступе. Однако в бесчисленном потоке пустых форм, тленных прелестей ума и суетных эмоций, найти их, станет не легче, чем сейчас нашу Авесту. Ты представляешь, что произойдет, когда на этом фоне в мир придет последний мессия? Увидев, что человечество прельщено злым духом Ангро-Манью, что отошёл от Господа… справиться ли спаситель с ним один, при помощи лишь жалкой кучки истинно прозревших душ? Своим перстом, Бог указал нам путь, как избежать такого вот конца времён.
Произнося эти слова, Таис по-прежнему стояла обнаженной, сияя в лунном свете и Птолемею показалось, что этот свет не отраженный, а льётся из неё. Он подошёл к подруге, и не доверяя зрению, притронулся к мерцающей коже её плеча. Его рука замерцала тоже…
– И еще, ты должен знать пророчество, что Александр настоял ему поведать бедного жреца, буквально в начале пира. Дастур, вчера мне передать его успел. Оно гласит: империя царя Азии погибнет очень быстро, почти сразу после смерти самого Александра. После этих слов, Валтасар уже знал, что теперь царь расправиться с ним.
Птолемей молчал. Таис испытывающе смотрела ему в глаза, читая в них смятение и муки внутреннего выбора. Всё, что услышано им было за ночь, всё, что пережито и прочувствовано, он сейчас пытался уложить в голове в сколь-нибудь упорядоченном виде. Голос сердца громче и громче звучал внутри, но мощный разум как у Птолемея, не позволит просто так сразу скинуть себя с хозяйского трона. Тот, кто силой ума, привык мир познавать, не давая душе развернуться, тому сложно его отодвинуть в сторону и духовным зрением проникнуть за пределы границы рациональности.
Он посмотрел в окно, еще было темно, но горизонт уже светлел. Самая длинная и счастливая в его жизни ночь, подходила к финалу:
– Теперь и ты обязана Таис меня дождаться. Мой довод несравним по важности с твоим, но для меня он очевиден. Я люблю тебя. А ты? – по-мальчишески просто и даже наивно, спросил Птолемей.
Девушка прижалась к его груди:
– Да. Всем сердцем, разумом и телом, – прошептала она, даже не ему, а скорее себе и каким-то невидимым свидетелям. Потом посмотрела в глаза и с улыбкой добавила: – Твой довод, истинно серьёзней моего, ведь выдыхая любовь, вдыхаешь в себя Бога. Я люблю тебя мой Птолемей, – и поцеловала его крепко в губы.
Во дворе послышался шум, то приехала повозка и еще одна кибитка, которые Птолемей заблаговременно приказал выделить для возлюбленной и ее служанки.
– Пора собираться в путь, Таис. Не сто́ит гневить Александра.
Несколько солдат погрузили самый необходимый походный скарб обоих женщин. По велению девушки, кибитку подвели к заднему выходу. Таис руководила загрузкой, сама закинув большой узел с какими-то тряпками на корму телеги, накрыв его овечьим одеялом. Перед тем как тронуться в путь, она попросила Птолемея, всех солдат и двух ездовых, зайти в дом, где служанка накрыла небольшой стол:
– Давайте, по старой критской традиции, присядем перед дорогой! Выпьем по кружке вина и сопроводим этот ритуал тостом за попутный ветер и благожелательность Посейдона, – она засмеялась: – Это морская традиция, но всё же, я же с Крита!
Мужчины, посмеявшись, разместились в трапезной.
– Таис, – Птолемей неожиданно встал, – мне неведанно, вернусь ли живым, но прошу сейчас, в присутствии этих свидетелей, ответить, согласна ли ты стать моей женой?
Повисла тишина. Девушка медленно поднялась из-за стола и не отрывая взгляда от лица друга, тихо произнесла:
– Да. Я, согласна.
Все повернули головы в сторону стратега.
– Тогда выпьем за дальнюю дорогу, – поднял он кружку с вином.
– И, за будущую свадьбу! – воскликнул командир солдат, стряхивая крошки с рыжей бороды.
Присутствующий поддержали тост громким одобрением и принялись за трапезу. И лишь когда Птолемей, своим грозным взглядом дал им понять, что обилие снеди на столе, это всего лишь дань гостеприимству, они оторвались от поедания нежнейшего ягненка, сыра и теплого хлеба с вином.
– Ты проводишь меня до выезда из города? – уже на улице, грустно спросила Таис, стоя у кибитки и прижимаясь к другу всем телом.
– Да. На улицах много патрулей, что ищут может выжившего Валтасара. Я провожу тебя за окраины Персеполя. Там ждёт верный мне отряд гетайр во главе с Некадом. Ты знакома с ним. Он знает своё дело и будет тебе защитой до самого Вавилона и Александрии. И еще. В кибитке сундук с вторым экземпляром переведённой Авесты, решил тебе доверить этот груз – не нужно объяснять его ценность.
Никто не смел остановить повозки, сопровождаемые самим начальником царской охраны. Поэтому, как только первые лучи солнца полыхнули на востоке, караван уже выехал из города. Остановившись у заброшенной кошары, по просьбе Таис, Птолемей приказал своей охране ехать назад, а сопровождению двинуться в путь, оставив лишь повозку с погонщиком – влюблённые прощались, чужие взгляды не к чему.
Девушка искренне разрыдалась не в силах удержать эмоции и чувства. Птолемей стоял молча, обняв её и нежно гладя по спине, ощущая вздрагивания от спорадических всхлипываний.
– Ну всё. Не будем больше рвать сердца, – чуть успокоившись сказала Таис. – Скачи первый и не оборачивайся. Я буду ждать тебя мой Птолемей.
Он поцеловал её еще раз и уже находясь в седле, промолвил:
– Я постараюсь сделать всё, о чём мы говорили. Люблю тебя! – и пришпорив коня, галопом поскакал на восток, постепенно растворяясь в пыли и лучах восходящего солнца.
Потеряв наездника из виду, Таис наказала погонщику не оборачиваться, так как девушке нужно по естественным делам. А сама зашла за дувал овечьей кошары.
***
«Надеюсь, ничего важного. Лишь бы не потеряли так сундук» – с невеселой улыбкой подумал Птолемей, проезжая мимо только что оставленного дома любимой и увидев за оградой выпавший узел, набитый женским тряпьём.
Огромная македонская армия почти в 50 тысяч воинов, медленно шевеля своими щупальцами гарнизонов в Персеполе, Пасагардах и селениях южной Кармании[2], загрузилась в обозы, села в сёдла, а в большей степени, просто встав на ноги и затянув лямки башмаков и сандалий (у кого были), двинула на север – в Мидию. А за неделю до этого, вперёд ушли передовые отряды продромов (разведчиков), из числа легкой фракийской конницы, имеющей из защиты только беотийские шлемы. Сопровождали их десятки бематистов, или шагомеров, которые подсчётом шагов, необходимых для движения между привалами, определяли расстояния и места стоянок. Вместе с ними в путь двинулось и несметное блеющее, мычащее и мекающее стадо овец, быков и коз, которое ползло неторопливо, теряя строго определенное количество голов, на каждой выделенной станции – это суточный провиант, для идущей сзади армии. К тому же, навозный след был четким ориентиром и позволял войскам безошибочно выходить на нужные точки маршрута, даже не получив информации от продромов.
После полудня, и Александр со своим штабом, снялся с места. В тридцати стадиях от стен персидской столицы, обоз царя нагнал Птолемей с частью царской конной агемы – личной гвардией, состоящей из наиболее подготовленных и преданных гетайр. В её основе служили 400 всадников, все сыновья приближенных царя, его военачальников, сановников, выходцев из эллинской аристократии. Само слова гетайр, означает «товарищ» (также как и геттера – «подруга»), поэтому данные воины, имели особое положение и являлись своеобразным «кадровым резервом» армии Александра. Кроме того, в состав гвардии входила и пешая агема, состоящая из столь же преданных пятисот гипаспистов – лёгких пехотинцев. Они охраняли жилье царя и всегда были рядом.
Александр, увидев позади приближающийся пыльный след, остановил коня, чтобы поприветствовать своего верного телохранителя и друга:
– Птолемей, Клит уже начал волноваться, куда это ты пропал с ему подчинёнными гетайрами, – царь улыбнулся, просто так сославшись на командира конной агемы, ради шутки. Он прекрасно знал, чем занимался в это утро его сводный брат.
– Клиту Чёрному, действительно сто́ит переживать, как минимум за лошадей, – Птолемей махнул назад, где в паре стадий, в клубах серой пыли приближались тридцать конников. – Они за зиму разжирели от безделья, теперь походят больше на коров. Как хорошо, что войско не видит этих элитных гетайр из царской агемы, – соратник властителя улыбнулся, предвкушая зрелище взмыленных боевых коней, уставших до полусмерти всего за пятнадцать минут карьера.
Отряд приближался быстро, и командир с рыжей бородой в последний момент сообразил, кто эти два всадника, что за ними наблюдают чуть в стороне от обозной колонны. Он сориентировался в направлении движения поднятой лошадьми пыли, и резко сбросив скорость, принял влево, чтобы облако прошло мимо царя.
– Подожди здесь Александр, не нужно очернять начало похода гневом наказания, – царский соратник, слегка ткнув шенкелями коня, подскакал к старшему отряда.
Лошадь бородатого воина, нервно семеня копытами, кружила вокруг военачальника, не в состоянии остановится после непривычной для неё нагрузки. Птолемей, что-то сказал гетайру. Тот, снял с плеча плащ, окрашенный тирийским пурпуром и поникнув головой, повёл своих конников к авангарду, где двигался его командир, Клит Чёрный. Птолемей сначала было поскакал назад, но на пол пути развернулся и направился к провинившемуся воину. Перекинувшись парой фраз, солдат воспрял духом и вернул яркий плащ на свою спину.
Но Александр этого не видел, он наблюдал за огромным орлом, что кружился очень низко над дорогой, величественно расправив могучие крылья. Друг вернулся и тоже задрал голову. Птица действительно была необычно крупной и лениво парила по кругу вокруг всадников, постепенно снижалась всё ниже и ниже. Уже отчетливо можно было разглядеть трепещущие кончики тёмных перьев, с белой окантовкой и голову орла, повернутую в центр круга.
– Смотрит на меня… какой большой… – вымолвил испугано царь. – Плохой знак. Лук! Быстро! – он крикнул в сторону обоза и тут же примчался слуга с оружием и колчаном.
Александр вложил стрелу и прицелился. «Он действительно смотрит на нас» – подумал не менее испуганный и удивлённый Птолемей, но сам не понимая почему, вдруг положил ладонь на руку Александра. Тот недоуменно повернулся, ослабив натяженье тетивы.
– Постой Александр, не надо. Это же императорский орёл, покровитель Ахеменидов, быть может, он о чем-то нас предупреждает.
И птица, словно услышала человека. Она крикнула так громко и неожиданно, что лошади аж встрепенулись. После чего, взмахнув несколько раз крыльями, полетела в сторону солнца и развернувшись, начала степенно набирать высоту. В какой-то момент, она телом своим закрыла диск светила – Птолемей оцепенел… в небе возник символ Фраваши. Ему даже показалось, что царственная птица замерла в ореоле солнечной короны, расправив горделиво крылья. Орёл сделал еще один круг и крикнув на прощанье, уплыл в восходящих потоках тёплого воздуха на северо-восток. Настала тишина, лишь беспокойно фыркал конь, перебирая трензеля между зубами.
– Действительно, он что-то нам сказал… но что? Надо было его всё же убить, – царь оторвал взгляд от бескрайной синевы, протёр ослеплённые ярким солнцем глаза и дернув поводья, поскакал за обозом.
А Птолемей еще долго смотрел в след улетающей птице, думая о Таис. И лишь когда орёл скрылся в голубой дали, отстегнул плечные лямки и оттянул на груди кожаный панцирь. Солнце сразу сунуло ему за пазуху свою огненно-рыжую руку и Фаравахар на хитоне вспыхнул золотом. Сначала возникли странные ощущения, словно крылатый символ обжог кожу, но боли не было, лишь тепло, глубоко проникающе внутрь. «Наверно, солнце разогрело металлические нити вышивки» – всё объяснил мужчине его разум и мысли вернулись к возлюбленной: «Таис, ты разрушила покой и все мой устои. Как выполнить тебе данное обещание? Как добраться до Бактрии? И Александр… узнай он о нашем с тобою сговоре… или рассказать всё самому? Ведь он мой друг и сводный брат» – обоз уже прилично удалился, а Птолемей всё глядел в небо, прищурившись, пытаясь разглядеть там улетающую птицу. «Нет, пока нельзя. Судьба дастура в этом смысле показательна. Царь сам скрывает от всех нас, суть разговоров с первосвященником. Каков у них достигнут договор? Да и та встреча в Сивах, где царь на едине с оракулом провел весь день. Я не узнал Александра после этого общения. Он очень изменился, но говоря о содержании бесед, лишь усмехался льстивым признаниям его наследником Амона – Ра. Царь Азии лелеет свои замыслы и идеи, но посвящать друзей ближайших в них, не спешит. Даёт мне это право, сохранить наш общий с Таис план в секрете тоже? Наверно да… по крайней мере пока, а дальше будет видно. В любом случае, найти вторую Авесту нужно точно, хотя бы ради пяти насков, сгоревших во дворце, так и не дождавшись перевода Валтасаром. А что касается первых частей, то все эти размышления о Боге и пророках, не лишены конечно смысла, но и ценность их в золотых талантах не измерить. Кто знает о её сакральном содержании в нашей армии? Архиграмм Эвмен, возможно писари… но эти вряд ли, тем более их всех Эвмен отправил с вавилонским обозом – там еще полно других свитков и пергаментов для перевода на греческий. Значит варианта два: в случае успеха, первую часть утаить от царя, или же к этому моменту убедить его в необходимости святые тексты не губить, а также вывести в Вавилон. Ладно, будем решать задачу по частям, по мере прояснениях всех обстоятельств. Глядишь и вправду, арийский Бог так всемогущ, что сам укажет путь к Авесте и вразумит, как дальше быть с ней» – орлиный крик, эхом долетел до Птолемея, словно пернатый хищник согласился с его мыслью. А всадник, резко ткнул шенкелями в конские бока и ослабив уздечку, за две минуты нагнал царскую походную кибитку.
Уже через месяц, македонцам почти без боя сдались Паретакены, что на пути к Экботанам. А в первый месяц лета, не особо сопротивляясь, пала и сама непреступная крепость[3]. Однако на этот раз, Дарий опять смог бежать в Парфию, оставив в спешке огромную персидскую казну.
Поняв, что ранее озвученная цель окончания похода, достигнута лишь отчасти, Александр решил всё же сдержать своё слово. Он объявил о завершении панэллинской войны с Персией, сложил с себя полномочия стратега-автократора и расформировал союзные отряды. Всем грекам и фессалийцам полностью выплатил жалованье и даже общую «премию» в 2000 талантов[4] золота. В армии теперь остались собственно македоняне, наемники и греки с фессалийцами, не пожелавшими возвращаться домой.
Войска расслабились – война закончена. Но Александр жаждал легитимации своей власти, путём её официальной передачи и отречения Дария от трона в его пользу. Он понимал, что долго удержать в руках ариев с народами и племенами иных провинций, будет невозможно. Для них, последний Ахеменид законный царь, а македонец, лишь завоеватель, чья империя уже стала крупнейшей из всех виданных под небом.
Указанную точку зрения разделяли не все в его окружении и в первую очередь, так называемая старая аристократия, самым влиятельным из представителей которой, был Парменион. Военачальник и сподвижник отца нынешнего царя – Филиппа, обладал огромным авторитетом в армии, и к его мнению безусловно прислушивались. Он полагал, что все цели войны достигнуты, а намерение Александра пойти дальше на восток в Парфию, всего лишь его блажь и продиктована она желанием личной мести гегемона поверженному персидскому царю.
Пытаясь убедить сподвижников в необходимости догнать Дария и пленить его, Александр впервые осознал, что армия даже без строптивых союзников, не монолитна, и его стиль управления слишком либерален.
– Как удержать империю, коль даже войско и его военачальники разрознены, и каждый мнит себя стратегом? – сокрушался Александр, в кругу самых доверенных друзей.
– Мы, все поддерживаем тебя, наш царь! – поднялся с места Птолемей, не дожидаясь реакции Гефестиона, Лисимаха и Селевка, – сегодня стало известно, что Дарий движется своим обозом по дороге на Дамган, что в полутора тысячах стадий отсюда на северо-восток. У нас есть шанс еще его настичь, пока он не ушёл через южные ворота[5] в Герканию. Там он сможет договориться со скифами и тогда, придется иметь дело с этими степняками. Они искусные воины и мне бы не хотелось познавать на сколько далеко бьют их луки – известно, сильно дальше наших.
Решение принято. Царь оставил «недовольного» Пармениона во главе половины своего войска в Экбатане, а сам немедля бросился вдогонку за Дарием.
Он мчал так быстро, что лишь 60 всадников конвоя поспевали за ним, что говорить уже об остальном войске. Спустя пять дней всего в ста двадцати стадиях от Дамгана, обоз последнего Ахеменида был настигнут… царь Дарий III ещё был жив, но заколотый простым солдатским акинаком[6], уже истек кровью и на руках у Полистрата, готовился предстать перед Ахура-Маздой.
И как всегда, неистовый гнев Александра, смог обуздать лишь Птолемей.
Он убедил, что далеко не всё потеряно и коль прилюдная передача власти стала невозможной, то Александру просто надлежит назвать себя законным приемником власти Ахеменидов:
– Он же сказал прям перед смертью Полистрату, что благодарен тебе за доброту к его семье, чьё благополучие ты сохранил. И главное, его слова: «Протягивая тебе руку (Полистрату), я протягиваю её Александру». Ни это ли свидетельство его воли? Намного важнее твоя внутренняя уверенностью в моральном праве быть законным царём Персии, нежели мнение местных вельмож. Ты должен лишь создать для них свою картину мира. Тебе надлежит стать «персом», вот и всё! А нужный смысл слов, произнесённых пред смертью Дарием, мы раструбим по всем селениям и весям.
Царь, успокоившись, недоуменно посмотрел на друга:
– Стать персом…? Это как?
– Прими всецело их обычаи, будь уважителен к традициям и нравам. Признай и верховенство их Ахура – Мазды над всеми иными Богами. Встань на их сторону и тогда одной ногой попирая Элладу, а второй Персию, ты будешь для ариев своим и значит легитимным. Но самое важное, ты должен признать Дария III великим предшественником, для чего создать вокруг него такой ареол своего уважения и почитания, что самый клятый македонский враг не смог тебя бы упрекнуть в обратном.
Царь в раздумьях качал головой, словно вел внутри немой диалог с сами собой, а потом с улыбкой посмотрел на друга:
– Чтобы я делал без тебя мой Птолемей! Не зря Пердикка и Одноглазый Антигон тебя считают книжным умником и занудой. Мы сделаем всё именно так. А заодно наведем порядок в армии, избавившись от недовольных ветеранов, чьё неподъёмное награбленное барахло, так тянет их назад под бок к своим жёнам, – он опять задумался, но через секунду положив руку на плечо соратнику, распорядился: – Прошу тебя, возьми самых быстрых подромов и догони ушедших вперед убийц Дария. В бой не ввязывайся. Их силы еще велики, но выясни, кто убил его? То, что это сделали соратники, нам рассказали пленные, но кто конкретно и зачем? Чья рука вогнала это акинак в сердце персидского царя? – Александр протянул кинжал другу. – Возьми его и сохрани, чтоб им же воздать убийце по заслугам.
Птолемей отобрал двадцать искусных всадников и только пришпорив лошадей, остановился. Не спускаясь с седла, он снял свой панцирь, достал из сумы чистый хитон и взглянув на загадочный крылатый символ, одел его на себя, после чего скомандовал:
– Вперёд! – и отряд рванул с места в карьер.
Очень быстро достигнув окрестностей Дамгана, стало ясно, что беглецы скорее всего минули город, оставив там засаду на возможную погоню. Птолемей отослал в стороны от дороги парные разъезды, чтобы они нашли возможные следы обхода убийцами селения, но те вернулись ни с чем. Соваться в город было бы безумием, и командир собрал подромов, для своеобразного военного совета. Те, однозначно высказались за необходимость обойти Дамган и продолжить преследование, или найти там очевидцев движения бывшего дарийского эскорта. Птолемей внимательно выслушал мнение опытных разведчиков, сам понимая правильность таких суждений, но принять решения не спешил. Попасть в засаду при таких обстоятельствах, было сущим пустяком, но и велением царя нельзя пренебречь.
Солнце уже вышло в зенит, туго набивая светом и жаром каждую трещину в иссушенной им земле, пыльных складках одежды воинов, морщинах их обветренных лиц. Утренняя прохлада залезла глубоко в норы к сусликам, суркам и ядовитым гадам, сменившись на поверхности раскалённым пеклом. Лошади дышали тяжело, склонившись головами к земле и в попытках спрятаться от солнца, выставив ему на обозрение свои гнедые крупы. Уже давно не выступала у них пена в углах рта от стремительного бега, да и люди перестали потеть – час, как пора бы разрешить выдать по кружке разбавленного вина солдатам и предоставить животным отдых с водопоем. Знойное марево на горизонте стерло границу между пустынным терракотом и белёсостью небосвода. Воды у отряда на сутки, а как настроены к ним жители окрестных мест, воины знали не понаслышке: увидят силу – помогут, почуют слабость – не задумываясь убьют. Они пока здесь вражеские лазутчики и не более. Что там за местность на востоке? Пределы веданных эллинам территорий, закончились еще за Экбатанами. Далее начинались «дикие земли», о которых достоверно известно, что где-то там, далеко за ними лежит мифическая Индия. Севернее – Гирканское море, ограниченное Кавказом с запада, а с востока – бескрайней степью, уходящей по направлению к восходу солнца.
Командир тяжело вздохнул в раздумьях, но резкий крик из-под небесной синевы, заставил всех задрать головы. Величественное безмолвие и неподвижность вечности, застывшей в виде мёртвого полупустынного ландшафта, нарушил своим клёкотом и безсуетным полётом, царственный орёл.
– Разрешаю выпить по кружке вина, – распорядился Птолемей, налив себе из подвесного курдюка воды, сильно разбавленной для дезинфекции вином, – и полведра воды коням.
Невесть откуда появившиеся птица, сделала над ними круг и крикнув еще раз, поплыла в ослепительной лазури на запад, туда, откуда воины пришли.
[1] Герой древнегреческой мифологии, известный как великолепный стрелок из лука.
[2]Современный южный Иран.
[3] Экбатаны были взяты в начале июня 330 года до н.э.
[4] Почти 34 тонны. 1 талант золота 16,7 кг.
[5] Имеется ввиду каспийские ворота – низменность между берегом Каспия и горами на юге.
[6] Длинный персидский кинжал.