Беспощадное светило словно взъелось на людей за их неуважение к его законам. Известно вроде, с полудня и до момента, пока солнце не покраснеет, переварив дневную порцию жары, сиди в тени – целее будешь. Пытаясь преподать урок невежественным всадникам Птолемея, а может, приревновав его к Ахура – Мазде, Амон-Ра распалил солнечную топку так, что двое солдат свалились в обмороке с лошадей. Другие, свои белые отрезы ткани, накинули на верных коней и сами прятались в тени их тел, пытаясь не думать о воде.
– Уходим назад. Сегодня Зевс не благоволит нам. Если завтра будет такое же пекло, мы все рухнем, также как они, – военачальник кивнул на солдат, коих только откачали, потратив остатки дневной нормы влаги.
Отряд повернул домой, так и не исполнив волю Александра. Лошадей уже не гнали, а шли размерено, пока светило не утомилось. И лишь когда хозяин яви стал слепить глаза, скатившись окончательно к западу, пошли рысцой, перемежая иногда аллюр галопом.
– Смотри, стратег, – произнёс подъехавший тетрарх (командир) подромов, откинув от лица белую защитную маску, – орёл летел впереди, а сейчас кружит над тем холмом, – солдат рукой показал в сторону бугра в трёх-четырёх стадиях правее, над которым, в знойном мареве парила хищная птица.
Птолемей закинул на голову пыльную тканевую защиту. Солнце тут же дало жгучую пощёчину по истерзанной ожогами скуле и носу, мужчина сморщился, превозмогая боль:
– Орёл… Тот же?
– Да. Как только повернули назад, он охотился или над нами, или улетал чуть вперед. Я всю дорогу наблюдаю за ним. Птицы хороши помощники, своим поведением могут многое рассказать. А эти степные хищники любят охотится рядом с караванами. Верблюды и лошади спугивают разную живность, ему остаётся лишь догнать её. Да и так, где человек, там часто скот и мертвечина, коими тоже можно поживиться. А вон видишь, пыль неравномерно улеглась – кто-то проехал, да и вдали, по-моему, темнеет… да, это навоз. Еще не иссох, вероятно не больше пары дней здесь. Мы скакали утром правее. Предлагаю осмотреть тот бугор. Туда следы ведут, и птица явно неспроста им заинтересовалась. Вполне возможно, там источник влаги. Хотя может и просто, падаль нашёл. В любом случае, как ориентир нужно описать и занести на карту, войскам же здесь еще предстоит пройти.
«Предстоит пройти… словно читает мои мысли» – усмехнулся про себя Птолемей: – «Пока даже сам Александр об этом не думал, а он уже уверен».
Бугор оказался остатками глиняных развалин, с редким обломками былых построек, торчащими из пыли, словно гнилые зубы у столетнего старика. Ветер и солнце еще не успели сточить их окончательно, но округлившиеся края, как признаки неизлечимой болезни, уже предопределили скорый срок полного забвения. Воин был отчасти прав, когда-то здесь плескался жизнью маленький оазис. Но вероятно вода ушла, а за ней и люди покинули селение.
Самым стойким сооружением, являлось строение, видневшееся еще дальше от бугра. В трёх стадиях стояли четыре невысокие колоны, одиноко прижавшиеся друг к другу посреди каменистой пустыни. Втроем подъехали к ним, оставив отряд обследовать руины самой деревни.
– Это дахм, – сказал опытный командир разведчиков, стоя между полу обвалившихся столбов, сложенных из камней. – Там наверху, когда-то был настил, и огнепоклонники на нём оставляли тела умерших. Их иссушало солнце и склёвывали птицы, а кости, падали вниз, – он кописом, выковырял из пыли белый как мел череп.
Птолемей недоуменно посмотрел на воина:
– Зачем?
– Нельзя им осквернять нечистотой четыре главные стихии: огонь, воду, землю и воздух. Но главное – огонь и землю. Поэтому, усопших не хоронят и не сжигают, а вот так, просто оставляют птицам и природным силам. Потом, с костьми еще что-то делают, но что, я не запомнил, – он поддел мечом одну из них и целый позвоночник забелел на серо-буром каменном крошеве. – Орёл тот, вероятно старый, возможно помнит это место как сытный стол, но явно не к нему он вёл нас, – черная точка птицы, виднелась вдалеке, на клыке развалины у холма.
С еще большим удивлением и уже, неподдельным уважением, любознательный Птолемей уставился на смуглого и черноглазого командира лёгких гетайр:
– Как твоё имя, тетрарх? И откуда такие знания?
Воин опять открыл лицо и улыбнулся:
– Воруш. Я египтянин, учился в «доме жизни» при храме Птаха в Мемфисе. Там получил свой первый и единственный жреческий сан Ами-Унут – толкователь движения небесных светил. Но жречество не для меня, я жаждал знаний, а добывать пришлось их очень сложно. Мой интерес к наукам, в ущерб бесчисленным обязанностям храмового служителя, вызвал гнев Мер-Унута и мне пришлось уйти. А с приходом Великого Александра, я записался простым гетайром в его армию, надеясь с ней увидеть другие страны и народы. Прошло три года и мои знания нашли здесь применение, теперь я командир пятидесяти продромов, – тетрарх почтительно склонил голову.
Военачальник улыбнулся, но ничего ответить не успел – вдали раздался крик. Солдат, один из тех, что оставался у развалин селения, махал рукой, сигнализируя о какой-то находке как раз там, откуда грузно только что взлетела птица.
Уже не подъезде стало ясно, что у саманной стены находится тело. Птолемей спешился и подошел к воинам, которые суетились рядом. Обнаженный мужчина полулежал на спине, прислоненный к столбу, а руки, раскинутые в стороны, были привязаны к прибитой перекладине. Судя по припухшему медно-красному телу и струпьям кожи, свисающим с груди, щёк, живота и бёдер, несчастный провёл на солнцепёке не меньше сегодняшнего дня.
– Он еще жив! – воодушевился гетайр, оторвав три пальца от шеи мученика. – Отвязываем его, – солдат ловко перерезал веревку, а другие быстро соорудили маленький навес.
Птолемей склонился над беднягой, придерживая голову, аккуратно поднес ко рту кружку. Еле шевеля распухшими и черными от крови губами, страдалец жадно начал глотал горячую воду. Отпив половину, он с трудом открыл воспалённые глаза и чуть улыбнулся, увидев спасителей с эллинскими кописами. Кожа в углах рта и на губах треснула, запекшейся кровь зарделась алыми прожилками:
– Я грек, – прохрипел мужчина, – Патрон моё имя.
– Ты эллин? – удивился военачальник. – Откуда ты здесь? И кто тебя обрёк на столь жестокие муки?
В ответ, бедняга еле прохрипел лишь самое главное для него сейчас слово: «Воды…».
Допив с трудом остатки, он попытался привстать, но обессилено упал затылком в ладонь военачальника:
– Служил у Дария… я командир греческого отряда, мы охраняли его – с трудом ворочая распухшим языком, – ответил Патрон. – Предупредил царя о близкой расправе, но он не послушал… и вот я здесь, – мученик уже не улыбался, а лишь пошире открыл красные, почти безжизненные глаза, уставившись ими на кинжал, что был заткнут за пояс у македонца. Солнце поднялось над руиной древней кладки и клинок вспыхнул в его лучах, высветив у основания отчеканенный знак Фаравахара: – Мой акинак, не спас меня, плохой я значит был ученик Мельхиора, – прошептал Патрон и поднял взгляд: – Как твое имя?
– Я Птолемей. Сын Лага. Стратег Александра Великого. Кто! Кто убийца? И где он? – нетерпеливо поинтересовался Птолемей, предчувствую грядущую кончину несчастного наёмника.
– …Сатибарзан, Набарзан и Барсаент… убийцы. Гегемоном назначен Бесс, сатрап Бактрии, – взгляд несчастного начал мутнеть. – Акинак Мельхиора выбрал тебя, Птолемей. Теперь ты его раб. Почувствуй волю священного кинжала и исполни её, иначе умрёшь… – обезвоживание оказалось летальным, тело обмякло, и, выдохнув в последний раз, грек испустил дух.
Солдата похоронили тут же, засыпав камнем и песком в неглубокой яме. К вбитому столбу прислонили плоский булыжник, нацарапав на нём: «Патрон, греческий солдат, свидетель убийства Дария III».
Застывшее время зашевелилась и солнце словно быстрее покатилось к закату, по крайней мере, зной начал ощутимо спадать. Но лошадей пустить даже рысью, оказалось уже невозможным: сделав три-четыре тяжёлых прыжка, они вместо галопа переходили на шаг и никакие стимулы на них не действовали. Решили коней поберечь. До заката еще пара часов, а до лагеря сорок стадий, так что таким ходом, как раз к темноте и поспеть.
Остаток дороги Птолемей и Воруш ехали рядом. Военачальник живо расспрашивал тетрарха о времени, проведенном в Мемфисе. Его учёбе и полученных знаниях, жреческих обрядах и таинствах, иерархии служителей храма и роли религии в жизни простого народа Египта.
– Моя обязанность была, – рассказывал Воруш, – помогать хранителю часов, исчислять искажения по звездам и вносить правки в водяные часы клепсидры. Также мне надлежало вовремя оповещать верховного жреца о приближении срока начала храмовых ритуалов и иных, предписанных священнодействий.
– И ты по звездам можешь определять время? Может и будущее по звездам ты читаешь? – незлобно усмехнулся Птолемей, в глубине душе готовый услышать положительный ответ.
Воруш вздохнул и посмотрел на небо, до ночи еще далеко, поэтому придется объяснять «на пальцах»:
– Примерно, да. Могу сказать какое время здесь и в данный момент в далёких местностях, за тысячи стадий к востоку или западу. Могу любое направление исчислить, на любую точку, хоть за тем бугром, хоть в самой Элладе или на краю земли. Могу многое… но предсказать будущее, нет, – он улыбнулся. – Хотя уличные звездочеты и многие жрецы храмов солнца, это делают, не глядя даже в небо, – тетрарх засмеялся как ребёнок.
Птолемей тоже хохотнул, пленяясь остротой языка необычно образованного воина, который становился всё больше и больше ему интересен:
– Ты не веришь астрологам, а сам, по сути, являешься звездочётом?
– Я верю лишь своим глазам, ушам, уму и сердцу, и то… далеко не всегда!
Громкий смех собеседников приободрил уставших воинов, плетущихся позади: значит можно рассчитывать на благосклонность начальства, и, даже, на хорошее вознаграждение за перенесенный сегодня муки и тяготы, коль их тетрарх, так рассмешил царского вельможу.
– Луна, солнце и почти все звёзды, движутся по строгим законам. Да, порой бывают непослушные звезды, идущие наперекор всему, но они не влияют на общую картину. Раз появившись, они пролетают небосклон и исчезают навсегда. Всё остальное, предсказуемо на веки и тысячелетия вперёд, для звезд… но только не для людей, – Воруш многозначительно замолчал.
Продолжил Птолемей:
– Ну а пророки и оракулы, они, по-твоему, откуда черпают знание о грядущем?
Солдат откинул с лица защитную ткань и пристально посмотрел в глаза собеседнику, словно обдумывая, стоит ли ему высказываться по этому поводу. Птолемей тоже скинул маску, изучая лицо необычного солдата.
– Никто не знает будущего, потому что сейчас его еще нет. Есть только «миг настоящего», как точка, в виде следствий на шкале времени. Еще есть знание прошлого и бесконечность причинно-следственных связей, тянущихся с момента сотворения мира. Пронизывая эры и эпохи, причины сходятся в «настоящем», тут же превращаясь в следствия и столь же быстро, сдвинувшись на миг в прошлое, опять становясь причинами. Это закон, по которому существует явный и тварный мир. А человек, кроме тварного начала содержит и духовную составляющую… она живёт по закону воли и своё будущее определять именно ей… и звёзды здесь бессильны.
– То есть, оракулы и пророки, лгут? – Птолемей окончательно заинтриговался столь занимательным собеседником. – Не бойся, говори, как думаешь, также как и до этого. Мне действительно интересно твое мнение.
Воруш многозначительно кивнул, вероятно давая понять, что так и будет:
– Семь из 10, да. Жажда наживы и власти, тщеславие, замешанное на эгоизме, честолюбие, обильно сдобренное изворотливым умом, помноженное на махровое невежество и экзальтированную психику – всё это в основе их «дара предвидения». Двое, искренне верят, что, одурманивая себя травами и другими способами, им открывается будущее. Или просто заблуждаются, выдавая желаемое за действительное и прельстившись случайными совпадениями, как свидетельством своей избранности, – тетрарх замолчал, похлопав по шее коня, который приподнял голову и навострил уши.
В ответ, конь фыркнул. Командир разведчиков обернулся и показал какой-то знак своим солдатам. Двое всадников рысцой поскакали влево, а двое вправо от собеседников:
– Надеюсь, просто шакалы вышли на вечернюю охоту, – пояснил старший продромов.
– Так, это девять, а десятый? – Птолемей огляделся вокруг, на самом деле в поисках источника тревоги лошади, но выглядело это так, словно он пытался обнаружить этого десятого предсказателя.
– Десятый? Он умудрён опытом, знаниями и одарён талантом видеть причины в прошлом, их влияние на настоящее, и, соответственно, следствия, порождаемые ими в будущем. При этом, чем отдалённее будущее, тем расплывчатей и предсказания. Кстати, и чем больше человек порабощен своим материальным началом, которое подчиняется причинно-следственному закону, тем легче предсказать и его будущее. Но если в нём душа не загнана под спуд тварных страстей, то… как ты узнаешь его волю? Эмоции, страсти, даже мысли, всё предсказуемо. Всё, кроме велений души. Человеческая воля и воля творца, только они способны перечить закону причин и следствий.
Солнце, раскрасневшись от дневной натуги и устав жарить всадников, медленно катилось к горизонту. Воздух, чуть уплотнился охладев и звуки стали чётче. Сквозь глухое постукивание копыт, слышался редкий звон трензельного железа и необычное звучание, оживающей к вечеру каменной пустыни. Слева, с прохладой принесло жуткий плач шакала. Все лошади зафыркали, тревожно вытянув шеи и громогласное ржание коня тетрарха, раскатом понеслось по каменистым холмам: четыре кобылы из его собственного гарема, возвращались назад. Наездник, не стал тянуть поводья. Жеребец к каждой подошёл и ткнулся в морду: его табун, он здесь хозяин.
– Шакалы, делят что-то, – доложили вернувшиеся разведчики и направили своих кобыл в арьергард отряда. Теперь, они прикрывают тыл. Настала очередь следующих всадников, быть на посылках для осмотра местности.
Минутная суета стихла, опять лишь стук копыт.
– Ну… а оракул Сивы, или пророки иудеев, они, по-твоему, в числе которых?
– Не знаю, я не настолько мудр, – дипломатично ответил Воруш, и помолчав добавил: – Есть те, кто сумел так глубоко насытить свой ум знаниями, а потом усмирить его, что их духовный взгляд, способен пронзить причинно-следственную бесконечность, не следуя по цепочке, а видя её целиком и сразу. Как на барельефах храма. Но мне не встречались такие… может оракул и Моисей из них, не знаю.
Появилась первая блеклая звезда, хотя солнце лишь готовилось к свиданью с горизонтом.
– Как её название? – Птолемей привлек внимание Воруша, направив в небо перст.
– Не знаю, – опять бесхитростно и честно ответил солдат, – возможно, Себа Джа, по-вашему, Венера. Нужно дождаться других звезд. Сейчас земля провернётся еще немного, солнце скроется, и мы увидим их.
– Куда провернётся? – удивился Птолемей.
– Вокруг своей оси, – учёный тетрарх спокойно посмотрел в глаза собеседнику, – земля – это шар, и он вращается, сменяя тем самым день и ночь. Ось проходит примерно там, – Воруш показал пальцем в другую сторону. – Там, вскоре появиться небольшая звезда, рядом с Киносурой[1]. Она вторая в хвосте у созвездия пса[2] и светит на севере. А примерно через триста лет, уже сама Киносура будет ближе всего к оси вращения земли. В наших книгах, указаны все звёзды, что были близко к данной точке последние пять тысяч лет. И совершенно несложно сейчас предсказать, какие и когда будут потом. Они ходят по кругу, сменяя друг друга каждые 26 тысяч лет. Это значит, что и сама ось слегка перемещается, а не стоит на месте. Несомненно, что подобное смещение влияет на силу и степень освещения земли солнцем, а это уже в свою очередь сказывается на температуре, дождях и ветрах в разных землях. Последние пять тысячелетий, в Египте становиться всё суше и суше. И можно смело говорить, что в ближайшие тысячелетия мою страну ждут засухи и голод, но это ненадолго, за 26 тысяч лет всё дважды смениться. – Воруш взглянул на Птолемея и громко засмеялся, – Но нет! Я не пророк и не оракул, я просто привел пример владения информацией и понимания закона причинно-следственных связей. При этом заметь, я не стал говорить о конкретных сроках и событиях, мне ведомы лишь тенденции… хотя, назвав голод, я поступил как лживый пророк. Может люди, наделенные волей, что-то придумают как выращивать зерно и без обильных дождей. И это, кстати, был пример, почему будущее всегда туманно и открывает нам лишь смутные очертания и нечеткие силуэты – человеческая воля, может сломать любую связь причин и следствий. А может, люди до этого не доживут вообще и тогда, даже предсказание о засухе, окажется неактуальным.
– И последний раб, назовёт тебя лжецом, предсказавшим засуху, но не увидевшим конца времен! – Птолемей расхохотался вслед за собеседником.
– Точно! – поддержал его Воруш. – Поэтому я лучше буду тетрархом, чем оракулом. – Солдаты тоже заулыбались, внимая смеху командиров.
Солнце коснулось горизонта. Воздух стал необычайно прозрачным. В косых лучах замелькали яркими отблесками искры микроскопических летающих насекомых, танцующих свой танец жизни в предвкушении прохлады и россы.
– Да, это Венера, – произнес знаток астрономии, – одна из шести странных звезд. Они, почему-то ходят по небосводу, подчиняясь каждая своему закону. И при этом, не мерцают, как другие, а светят ровно. Сопоставляя их положение относительно других звезд, как раз и можно исчислять время, в масштабе суточного оборота земли.
Птолемей задумался, а после решился:
– Воруш, ты знаком с традициями огнепоклонников, а слышал ли ты про Авесту, их святое писание?
Тетрарх посерьёзнел. Прищурившись, устремил взгляд на красное солнце:
– Слышал… читал в храмовой библиотеке об этой религии. И… многое бы отдал, чтобы ознакомиться с их знаниями о Боге.
– О Боге? – в который раз за день удивился военачальник. – Мне говорили, что там немало научных знаний, в том числе по астрономии.
– Что могут значить любые знания, по сравнению со знанием о Боге, если оно истинно… – отстранённо, словно уйдя в себя, высказался египтянин.
– Хм. – смутился Птолемей. – К примеру, один осведомлённый и мудрый дастур, сказал как-то в беседе, что согласно Авесте, земля шарообразная. Но это ладно, Аристотель, да и ты считаешь также… я, кстати, тоже. Но это не всё – она вращается не только вокруг своей оси, но и вокруг солнца. И все странные звезды, тоже кружатся вокруг него, и они все летят куда-то сквозь пространство вместе с остальными бесчисленными звёздами. Представляешь?
Лошадь тетрарха встала, и Птолемей сразу не заметил этого. А когда почувствовал, что собеседника нет рядом, обернулся. Тот, затянув удила, смотрел на него открытым взглядом ребенка, впервые увидевшем пожар:
– И действительно, это же всё объясняет… – завороженно произнес Воруш.
– И так, что ты слышал об Авесте? – по-деловому повторил вопрос Птолемей, чувствуя, что собеседник выпал из канвы их разговора и сейчас думает совсем о другом.
Воин отпустил поводья. Они опять ехали вровень.
– Сейчас. Дай мне минуту стратег, обдумать услышанное, а то потеряю очень важную мысль про циркуляцию светил и земли, – он безмолвно шевелил губами с полминуты, а потом внезапно чуть не выкрикнул: – А луна?! Если то, что ты сказал – правда, как тогда движется луна? Она же всегда в разном положении относительно солнца, значит земля не крутиться вокруг нее.
Военачальник улыбнулся, увидел в пытливом тетрархе себя, столь же одержимого страстью докопаться до истины и зацикленного на своих интересах. Ссылаясь на дастура, он, конечно, имел ввиду переведенные первые шесть насков. Птолемей читал обработанные тексты каждую неделю и неустанно поражался дерзостью изложенных там идей. Что-то было ему известно, о чем-то он догадывался, или слышал это от учёных мужей как одну из версий, но многое было просто непостижимым. Размышления о бесконечном количестве шарообразных звезд, находящихся на столь же бесконечных расстояниях, ошеломили его больше всего. Это значило, что наверху нет никакой твердой сферы, по которой двигаются светила. А где тогда восседает Бог иудеев и зороастрийцев? И вообще… где в этом мире тогда земля? Не значит ли это, что он, Птолемей, впрочем, и как все остальные люди, всего лишь ничтожные песчинки в бескрайности мироздания, а не центр и смысл всего сущего? Такая мысль потрясла его до глубины души и пошатнула устои мировоззрения. Именно это, во многом, сподвигло царского соратника серьёзно задуматься об услышанном от Таис. Попытаться понять её чувства и переживания от знакомства со странным и внетелесным Богом, и в итоге, согласиться найти Авесту в тайне от Александра.
Шестой наск, как раз заканчивал астрономический цикл тестов, начало которого было вероятно в непереведённых, и уже утерянных, частях писания. Поэтому, как движется луна по версии Авесты, Птолемей не знал, о чём откровенно и поведал Ворушу:
– Да откуда мне знать!? Я же не астроном. То рассказывал всего лишь зороастрийский священник, и про луну, он не говорил.
– Вот бы мне встретиться с ним…, – восхищенно вымолвил тетрарх и опомнившись, продолжил: – Про Авесту я читал в вавилонских свитках. Они упоминали, что писание очень обширно и охватывает огромный пласт человеческих знаний, изложенных там неким мудрецом Зардуштдином. Но язык тестов забыт и прочесть сейчас их никто не может. Но самое главное, там есть ответы о происхождении мира и сущности Бога – творца. Он лишен формы и поэтому присутствует везде одновременно, в каждой частице тварного и неявного мира. Это всё, что мне известно про Авесту. А, еще!.. Она хранится у персидского шахиншаха. Теперь всё.
– Кстати, о шахиншахе, – сменил тему Птолемей. – Ты слышал от несчастного наёмника, кто убил Дария? Тебе знакомы их имена?
– Патрон упомянул трёх убийц. Имена я, конечно, записал. А назначенного гегемоном Бесса, запомнил. Вероятно, это тот Бесс, что командовал кавалерией горцев под Гавгамелами. У них низкорослые и небыстрые лошади, но очень выносливые. Могут пройти без отдыха полтора наших дневных перехода. Да и в фураже неприхотливы. Вполне обойдутся даже этим кустарником, – он указал на небольшие кустики эфедры, затаившиеся между камнями.
Воин ошибался, лошади не едят эфедру, а вот местное население издревле готовило из него Хаому. Напиток, вызывающий галлюцинации, из-за чего по невежеству, наделенный священными свойствами. Подобный эффект, естественно, использовался жрецами многих религий как в Персии, так и в Индии. Зороастр, страждущий истины, конечно, видел в дурмане лишь происки злого Ангро – Маньё. Но пагубное пристрастие, было широко распространённо, что сыграло немаловажную роль в быстром вырождении в народе чистой веры и скатыванию учения к банальному языческому огнепоклонничеству.
Тетрарх достал из притороченной к седлу сумы свиток с записями фамилий убийц. Передал его Птолемею. Тот засунул папирус в свою суму, извлёк оттуда с десяток чистых листов пергамента и протянул воину:
– На. Для записей. Взамен папируса. А это, – он показал кожаный чехол, – походная чернильница и перо. В благодарность о сегодняшней беседе. Ты образованный воин Воруш и я дам команду твоему иларху… ты же из фракийской конницы?
– Да. Стратег. Из первой илы[3]подромов.
– Завтра ты будешь включён в царскую конную агему. Назовешь своему иларху тридцать воинов, коих считаешь достойным забрать с собой. С утра послезавтра, твой отряд будет подчиняться только царю и мне лично. Ты хорошо всё понял?
Согласие тетрарха заглушило громогласное ржание его жеребца, почуявшего близость лагеря. Через несколько секунд, из далека донеслось ответное ржание доминантной кобылы и все лошади как по команде, пофыркивая от радости, засеменили сначала рысью, а как ездоки ослабили уздечки, помчались галопом в свой родной табун.
Горизонт окрасился густо-фиолетовым закатом. Небо постепенно засверкало яркими звёздами.
[1] На др. греческом собачий хвост, или полярная звезда.
[2] Малая медведица.
[3]Подразделение кавалерии в 200 всадников.