По пути на ферму ничего особенного не произошло. Небо оставалось голубым, овцы в загонах вроде бы не носились задом наперёд, в воздухе была разлита знойная пустота. Крысодав возился на тропинке, ведущей к задней двери, – он кого-то поймал и прижимал лапами. Завидев Тиффани, он подхватил добычу зубами и проворно шмыгнул за угол дома. Тиффани очень метко бросалась комьями земли.
Хорошо ещё жертва, которую он сжимал в зубах, не была синей и рыжеволосой.
– Только посмотри на него! – сказала Тиффани. – Жирный трусливый паршивец. Если б он только перестал ловить бедных птенчиков…
– Слушай, а у тебя, случайно, нет какой-нибудь шляпки? – спросил жаб. – Терпеть не могу вот так сидеть и ничего не видеть.
Тиффани с жабом в кармане вошла в молочню, где её обычно никто не трогал до вечера.
В кустах у двери раздались тихие голоса.
– Что крага грит?
– Вона хочет, чтоб кошакс не цапал мал-мал птах.
– И всё-то? Раскудрыть! Да лехко!
Тиффани с величайшей осторожностью высадила жаба на стол.
– Что ты ешь? – спросила она, потому что знала: гостей положено угощать.
– Последнее время перебиваюсь червяками, улитками и всяким таким, – сказал жаб. – Пришлось привыкнуть. Хотя было непросто. Не переживай, если у тебя ничего подобного нет. В конце концов, ты ведь не ожидала в гости жабу.
– Молоко будешь?
– Очень любезно с твоей стороны.
Тиффани налила немного молока в блюдце и стала с интересом смотреть, как жаба ковыляет к нему по столу.
– Ты был прекрасным принцем? – спросила она.
– Ага. Может быть. Типа того, – ответил жаб, принимаясь лакать.
– А почему мисс Тик превратила тебя в жабу? – не унималась Тиффани.
– Кто? Она? Да ей такое не под силу, чтоб ты знала! Превратить человека в жабу так, чтобы он продолжал считать себя человеком, – это серьёзное волшебство. Нет, это не она, это фея-крёстная постаралась. Никогда не связывайся с дамочками, у которых есть такая палочка, а на палочке – звёздочка. Все они подлые, низкие твари.
– Но почему она тебя заколдовала?
Жаб засмущался.
– Не знаю, – признался он. – Я не очень-то хорошо помню, как это было. Просто знаю, что раньше я был человеком. Ну, или мне так кажется. На самом деле, меня от таких мыслей в дрожь бросает. Иногда просыпаюсь по ночам и думаю: а что, если я на самом деле никогда человеком не был? Что, если я всегда был жабой, а однажды чем-то досадил фее-крёстной, и она заколдовала меня, заставив думать, что я бывший человек? Вот уж наказание, врагу не пожелаешь, верно? В смысле, если мне не в кого превращаться обратно… – Жаб поднял на Тиффани встревоженные жёлтые глаза. – Ведь это, должно быть, совсем несложно, задурить жабе голову, правда? Во всяком случае, куда легче, чем превратить сто шестьдесят фунтов человечины в восемь унций жабы, согласна?[7] Ну, то есть я всё думаю: куда лишнее-то делось? То, что в остатке, оно как выглядит? Подумать даже страшно. Да, у меня имеется парочка-другая воспоминаний о том, как я был человеком, но что такое воспоминания? Они ведь только в голове. Почём мне знать, настоящие они или нет? Иногда, особенно если поужинаю несвежим слизняком, я от этих мыслей просыпаюсь по ночам с криком. То есть на самом деле с кваком, конечно. Спасибо за молоко, очень вкусно.
Тиффани молча смотрела на жабу.
– Знаешь, – проговорила она, – я и не думала, что магия – это так сложно.
– Трепых-пых-пых! Чирик-чик-чик! Ай-ай, бедный мал-мал я, чири-ик!
Тиффани кинулась к окну.
На дорожке возле дома суетился Фигль. На нём были крылышки из лоскутков и шапочка с клювом, кое-как сделанная из соломы. Ряженый Фигль носился кругами, хлопая «крыльями» и всячески изображая раненую птицу.
– Чирик-чирик! Трепых-пых-пых! Ой-ой, токо бы кис-кисун не прошмыгнул мимоходом! Ай-ай, я плак-плак птах! – верещал он.
Крысодав, злой рок всех птиц и птенцов, был тут как тут – подкрадывался к Фиглю по тропинке. Тиффани открыла было рот, чтобы закричать, но кот уже взвился в воздух и приземлился всеми четырьмя лапами прямо на маленького человечка.
Точнее, туда, где Фигль только что был. Человечек успел сделать сальто и оказался прямо у кота перед носом, после чего немедленно схватил зверя за уши.
– Ага! Подь сюды, кошакс мерзявый! Вот те за всех мал-мал птах, ты, чучундра грязнорыла! – И врезал коту головой по носу.
Крысодав перекувырнулся в воздухе, упал на спину и остался лежать. Глаза его съехались к носу. Оцепенев от ужаса, кот уставился на Фигля, который наклонился над ним и заорал:
– Чири-и-ик!!!
После такого Крысодав вдруг взвился в воздух, как это умеют только коты, рыжей молнией метнулся по тропинке к дому, шмыгнул между ног Тиффани и забился под раковину.
Фигль, ухмыляясь, посмотрел ему вслед… и увидел Тиффани.
– Пожалуйста, не уходи!.. – начала она, но тот уже растворился в воздухе.
Тем временем по дорожке к дому торопливо спускалась мама. Тиффани едва успела спрятать жабу в карман передника.
– Где Винворт? – спросила мать. – Он вернулся домой? Ну же!
– А разве вы не взяли его с собой на стрижку, мама? – спросила Тиффани.
Ей вдруг стало очень не по себе. Паника сочилась из матери, будто струйки дыма.
– Его нигде нет! – чуть не плача, сказала мать. – Я отвернулась всего на минутку! Ты точно его не видела?
– Но он же не мог уйти сам так далеко…
– Иди и посмотри в доме! Живо!
Госпожа Болен поспешила дальше. Тиффани торопливо вынула жабу из кармана и посадила под раковину. Она слышала, как заколдованный жаб квакнул на Крысодава, и кот, ошалевший от всего пережитого, мохнатым вихрем вылетел из молочни.
Тиффани выпрямилась. За первую мысль, которая пришла ей на ум, ей тут же стало стыдно: «Он же так хотел посмотреть, как стригут овец! Как он мог потеряться! Там же были и мама, и Ханна, и Фастидия! Но так ли уж хорошо присматривали за братцем Ханна и Фастидия, когда вокруг все эти удальцы-стригали?»
Тиффани попыталась сделать вид, будто этой мысли не было, однако её разум всегда был предательски внимателен, подмечая её ложь. Разум – это хорошо, вот только если бы он ещё не заходил мыслями туда, куда ему не велено…
Но Винворт никогда не пытался сбежать подальше от людей! От хижин стригалей до дома полмили пути! А Винворт ведь не может быстро ходить, проковыляет несколько шагов, шлёпается на попу и требует конфет!
Но если он и правда исчез, в доме станет немного поспокойнее…
Последняя мысль опять была гадкой и постыдной, и Тиффани постаралась прогнать её, занявшись поисками брата. Первым делом она отсыпала леденцов из кувшина и принялась бегать по комнатам, шурша кульком.
Она слышала, как по двору топают мужчины, вернувшиеся со стрижки овец, но не обращала на это внимания, продолжая заглядывать под кровати и открывать дверцы шкафов, даже те, куда карапуз уж никак не мог бы забраться, а потом снова смотреть под кроватями, хотя уже смотрела там – потому что это был как раз тот случай, когда ищешь даже на чердаке, хотя чердак весь год заперт.
Несколько минут спустя во дворе раздались голоса – люди бегали там и звали Винворта на все лады. А потом Тиффани услышала, как папа сказал: «Посмотрите у реки!» – и поняла, что он тоже в отчаянии, потому что уж так далеко Винворт точно не мог уйти добровольно, его всегда требовалось подкупить, чтобы увести к реке. Он был не из тех детей, кто готов просто так взять и удалиться от источника сладкого.
Это всё ты виновата.
Мысль была холодной, как лёд.
Это всё ты виновата, ведь ты его никогда не любила. С тех пор как появился Винворт, ты перестала быть младшей в семье. И он таскался за тобой хвостом, и был обузой, и ты только и мечтала, чтобы его не было, верно? Вот он и пропал.
– Неправда, – тихо-тихо прошептала Тиффани. – Мы с ним… ладили.
Не слишком-то. И не всегда. Он не умел играть как надо и вечно не слушался. И ты то и дело думала, как было бы здорово, если б он пропал пропадом.
«И вообще, – мысленно добавила она, – невозможно всё время любить человека, у которого непрерывно течёт из носу. И всё же… Что, если…»
– Как бы я хотела отыскать моего брата, – сказала она вслух.
Похоже, это не возымело никакого действия. Но в доме было полно людей, и все кричали, хлопали дверьми и путались друг у друга под ногами. А Фигли, хоть у многих из них физиономии и смахивали на сжатые кулаки со множеством костяшек, были довольно застенчивы…
«Не надо хотеть, – сказала бы мисс Тик. – Надо делать».
Тиффани спустилась вниз. Оказалось, даже кое-кто из женщин, что должны были паковать шерсть в мешки в хижинах стригалей, вернулся на ферму. Они собрались вокруг матери, которая сидела за столом, заливаясь слезами. На Тиффани никто не обратил внимания. Так часто бывало.
Она мышкой прошмыгнула в молочню и наклонилась заглянуть под раковину… Дверь с грохотом распахнулась, в комнату влетел отец и резко остановился. Тиффани с виноватым видом обернулась.