На следующее утро все радовались каникулам и долго сидели за завтраком, пока миссис Джо вдруг не воскликнула:
– Да здесь собака!
И правда, на пороге неподвижно стояла шотландская борзая, не сводившая с Дэна глаз.
– Здравствуй, старина! Надо было меня дождаться. Удрал потихоньку, так ведь? Сознавайся, прими наказание как мужчина!
Дэн пошел навстречу псу, а тот встал на задние лапы, чтобы заглянуть хозяину в лицо, и громко гавкнул – видно, отказывался сознаться в непослушании.
– Ладно уж, Дон никогда не врет. – Дэн обнял своего долговязого питомца и бросил взгляд в окно: к дому приближался мужчина, ведущий под уздцы лошадь.
– Я свои пожитки оставил на ночь в отеле – мало ли, вдруг не застал бы вас. Пойдемте, познакомитесь с Окту, моим мустангом. Красавица, а не кобылка! – Дэн ушел, и семейство тотчас последовало за ним, спеша приветствовать гостью.
Лошадка уже собиралась подняться по ступеням, до того ей не терпелось увидеть хозяина, а бедный вожатый безуспешно пытался ее удержать.
– Пусти ее, – попросил Дэн, – она умеет лазать не хуже кошки и прыгает, точно олень. Ну, девочка моя, поскачешь галопом?
Красавица забралась на ступеньки и довольно заржала, когда хозяин погладил ей нос и хлопнул по блестящему боку.
– От такой лошадки и я не отказался бы! – восхитился Тед, которому Дэн поручил заботиться об Окту в его отсутствие.
– А глаза какие умные! Вот-вот человеческим языком заговорит! – воскликнула миссис Джо.
– А она и говорит, по-своему конечно. И почти все понимает. Верно, подруга? – Дэн прижался щекой к лошадиной щеке, словно черная кобылка была ему родная сестра.
– А что значит Окту? – спросил Роб.
– Это значит Молния, самое подходящее для нее имя, сам поймешь. Черный Ястреб обменял ее на мое ружье, и мы вдвоем немало повидали. Она не раз спасала мне жизнь. Видишь шрам?
Дэн показал на маленький шрам, наполовину скрытый под длинной гривой, приобнял Окту за шею и начал рассказ:
– Мы с Черным Ястребом как-то раз охотились на буйволов, но не нашли ни единого; еда у нас кончилась, и мы забрались за добрую сотню миль от реки Ред-Дир, где разбили лагерь. Я уж думал, нам конец, но мой храбрый товарищ сказал: «Я покажу, как можно выжить, пока не отыщем стадо». Ночью мы устроили привал у маленького пруда, рядом не было ни души, ни одна птица не щебетала, а вокруг на целые мили раскинулись прерии. И как думаете мы поступили? – Дэн оглядел лица слушателей.
– Подкрепились червями, как австралийцы? – предположил Роб.
– Отварили травы или листья? – добавила миссис Джо.
– Набили живот глиной, как дикари в книгах? – высказался мистер Баэр.
– Убили одну лошадь! – воскликнул Тед, жаждавший кровавых подробностей.
– Нет, только пустили им кровь. Вот здесь, видите? Наполнили кружку, добавили листьев шалфея и воды, развели из веток костер и подогрели. Недурно вышло, и мы крепко уснули.
– А бедняжка Окту вряд ли. – Джози сочувственно погладила лошадку.
– Да она и не заметила. По словам Черного Ястреба, на лошадиной крови можно жить несколько дней, а они даже не почувствуют. Правда, наутро мы отыскали буйволов – я одного подстрелил, а голову вам привез, можете повесить на стену и распугать всех негодяев, ежели надумают ворваться в дом. Зверь-то свирепый, уж будьте уверены.
– А для чего этот ремень? – поинтересовался Тед, внимательно изучая индейское седло, повод, уздцы и кожаную петлю вокруг шеи, о которой он и спросил.
– За него мы держимся, когда нужно уклониться от врага, – лежим у лошади на боку, пока она скачет галопом, и стреляем из-под шеи. Давай покажу. – Дэн вскочил в седло, спустился с лестницы и погнал лошадь по лужайке: он то сидел у Окту на спине, то скрывался, повиснув на поводе и стремени, то спрыгивал и бежал наперегонки, а лошадь явно наслаждалась забавой; Дон тоже не отставал – пес был на седьмом небе от счастья, что уже не на привязи и рядом с друзьями.
Чудесное вышло зрелище – три свободные души, полные сил, ловкости и воли, на время превратили аккуратную лужайку в прерии, а зрителям после этого взгляда на иную жизнь собственная вдруг показалась скучной и блеклой.
– Да тут веселее, чем в цирке! – воскликнула миссис Джо, мечтая вновь стать маленькой девочкой и пустить эту прирученную молнию галопом. – Чувствую, Нэн поупражняется вправлять кости – Тед их все переломает, лишь бы перещеголять Дэна.
– Разок-другой упасть не страшно, а приятное поручение пойдет ему на пользу. Боюсь только, после скачек на таком Пегасе Дэн уже не возьмется за плуг, – ответил мистер Баэр, а вороная перескочила калитку, помчалась по дорожке и по первому же приказу остановилась, дрожа от восторга. Дэн спрыгнул на землю и огляделся в ожидании аплодисментов.
Он получил их сполна, хотя больше радовался за любимицу-лошадь, чем за себя. Тед выпрашивал, чтобы ему немедленно дали урок езды, и быстро освоился в необычном седле – Окту показалась мальчику кроткой, точно ягненок, и он поскакал в колледж хвастаться перед товарищами. Бесс торопливо спустилась с холма – она наблюдала за скачкой с высоты, – и вскоре все собрались на веранде, и Дэн «махом сдернул» покрывало с большого ящика, который срочная почта «сбросила» у двери – так он выразился.
Дэн обычно путешествовал налегке и предпочитал, чтобы пожитки умещались в потертый саквояж. Но теперь, обзаведясь кое-какими деньгами, он сделал маленькое исключение ради небольшой коллекции трофеев, добытых луком и копьем в подарок друзьям.
«Да нас моль поест!» – мысленно ужаснулась миссис Джо, когда из ящика достали лохматую голову, ковер из волчьей шкуры, преподнесенный хозяйке в дар, и такой же из медвежьей шкуры – профессору в кабинет – и вдобавок индейские костюмы, украшенные лисьими хвостами, – это уже для мальчиков.
Жарковатые подарки для июля, но приняли их с благодарностью. Тед и Джози не мешкая нарядились, усвоили боевой клич и, вооружившись томагавками, луком и стрелами, развлекали друзей маленькими битвами дома и в саду, покуда новизна впечатлений не стерлась и все от них не устали.
Разноцветные птичьи крылья, пышная пампасная трава, ожерелья из морских раковин и хорошенькие безделушки из перьев, травы и бисера порадовали девочек. Минералы, наконечники стрел и любительские зарисовки пришлись по вкусу профессору, а когда ящик опустел, Дэн преподнес мистеру Лори несколько индейских песен, записанных на бересте.
– Осталось поселиться в вигваме для полного счастья. Похоже, кормить вас придется жареным кукурузным зерном и сушеным мясом. Кому же захочется ягненка с горошком после эдакого сборища у костра? – сказала миссис Джо, оглядывая художественный беспорядок в холле: все лежали на коврах, в разной степени украшенные перьями, бусами и мокасинами.
– Лосиный нос, буйволиный язык, медвежья вырезка и жареный костный мозг мне больше по вкусу, но маленькая перемена в рационе не помешает, поэтому несите барашка да этого своего зеленого мяса, – позволил Дэн, гордо сидящий в ящике, точно вождь племени.
Девочки взялись за уборку, но дело не заладилось: какой вещицы ни касались, у всякой была своя история, притом увлекательная, смешная и необычная, поэтому чистюли ничего толком не сделали, пока Дэна не отвлек мистер Лори.
Было начало летних каникул, и все с любопытством ждали, какие перемены привнесет приезд Дэна с Эмилем в тихий быт книжных червей, ибо гости пробудили Пламфилд к жизни, как порыв свежего ветра. Многие студенты не покидали на время каникул колледжа, и Пламфилд с Парнасом изо всех сил старались их порадовать, ведь большинство приехали из штатов на окраине страны, были родом из бедных семей и не имели других возможностей приобщиться к культуре. Эмиль хорошо ладил и с мужчинами, и с барышнями и превесело проводил время, как истинный моряк, а вот Дэн благоговел перед «учеными красавицами» и только смотрел на них, точно орел на прелестных голубок. С юношами он сошелся куда легче и тотчас стал в их глазах героем. Искреннее восхищение его мужественными поступками помогло Дэну быстрее освоиться, ибо он остро ощущал свою отсталость в плане образования и частенько мучительно гадал, отыщется ли на страницах учебников хоть что-то сравнимое с мудрыми уроками, которые он почерпнул в ярко иллюстрированном томе матушки-природы. Молчаливость Дэна не мешала девушкам оценить его достоинства, и на Испанца, как его называли, они смотрели с явным одобрением, ведь в черных глазах таилось больше выразительности, чем в пустых словах, и потому добросердечные создания пускали в ход все свое обаяние, стараясь показать расположение.
Дэн это заметил и постарался соответствовать – тщательнее выбирал слова, местами смягчал грубоватость манер и внимательно следил за произведенным впечатлением, ибо отчаянно желал прослыть воспитанным человеком. Дружеская атмосфера согрела его одинокое сердце, культурная обстановка пробудила в Дэне лучшие качества, а перемены в себе и других, произошедшие в его отсутствие, превратили дом детства в новый мир. После жизни в Калифорнии приятно было отдохнуть душой в окружении родных, что помогали забыть о многих сожалениях, а затем бросить силы на то, чтобы заслужить доверие замечательных юношей и добропорядочных девушек.
Днем ребята катались на лошадях, занимались греблей, ходили на пикники, а по ночам пели, танцевали и разыгрывали пьесы – и все соглашались, что таких веселых каникул не бывало уже много лет. Бесс выполнила обещание – ее любимая глина покрылась пылью, пока хозяйка веселилась с друзьями и занималась музыкой с отцом, который с радостью подмечал, как на щечках дочери заалели розы, а задорный смех прогоняет привычную задумчивость на лице. Джози реже ссорилась с Тедом – Дэн умел успокоить ее одним взглядом и почти такого же успеха добился с ее буйным кузеном. А еще больше пользы неугомонному юноше принесла Окту: ее чары полностью затмили прелесть велосипеда, который до этого был отрадой его сердца. С утра до вечера Тед скакал на неутомимой лошадке и понемногу окреп – к великой радости матери, которая уже боялась, как бы ее бобовый стебелек не вытянулся слишком сильно во вред здоровью.
Деми, утомленный деловой жизнью, в свободные часы фотографировал всех и каждого, кто соглашался постоять или посидеть на его снимках. Среди многих неудачных экземпляров попадались и самородки, ибо Деми неплохо разбирался в композиции и к тому же обладал бесконечным терпением. В сущности, он смотрел на мир через объектив камеры и с удовольствием прятался под черный чехол, смотря на ближних прищуренным взглядом. Дэн оказался для него подлинным сокровищем – он и получался преотлично, и спокойно позировал в мексиканском костюме, с лошадью и псом – все потом просили копии этих замечательных снимков. Бесс тоже была любимой натурщицей Деми – на конкурсе любительских фотографий он даже получил приз за снимок кузины, чьи волосы облаком обрамляли лицо, выступавшее из пены белых кружев. Гордый фотограф всем раздавал плоды своих трудов, а трогательную историю одного такого снимка мы поведаем позже.
Перед долгим отъездом Нат каждую свободную минутку посвящал Дейзи, и миссис Мэг смотрела на это сквозь пальцы – полагала, что разлука исцелит незадачливого влюбленного. Дейзи говорила мало, но в минуты уединения на нежное личико девушки набегала тень грусти, а на платочек с инициалами, аккуратно вышитыми из ее волос, украдкой скатывалось несколько слезинок. Она не сомневалась в преданности Ната, однако жизнь казалась одинокой и унылой без милого друга, не покидавшего ее со времен куличиков и признаний у старой ивы. Дейзи была девочкой старомодного воспитания, послушной и кроткой, и глубоко уважала мать, а потому слово ее воспринимала как закон и довольствовалась дружбой, раз любовь строго запрещали. Дейзи скрывала свои пустячные горести, весело улыбалась Нату и старалась скрасить его последние денечки перед отъездом маленькими радостями – от разумных советов и добрых слов до полного набора швейных принадлежностей для студенческой жизни и ящичка со сладким в дорогу.