– Мам? – тоненький голосок дочери раздался возле моего уха. – Пойдем уже.
– Да, идем скорее.
Я обещала себе больше никогда не вспоминать ничего из того, что произошло до сегодняшней ночи, но так как сделать это было очень сложно, то я просто изменила свое обещание – я не буду думать о плохом пока мы с Соней гуляем по незнакомому, красивому, совершенно волшебному городку!
Не ассоциировалось у меня это место с поселком, потому что здесь не было ни ферм, ни огородов. Почему же Балдер называл это место поселком?
В голове на этот счет крутились какие-то мысли, но я никак не могла составить из них логическую цепочку, и решила для себя, что узнаю потом у местных жителей. А вообще-то вот прямо сейчас и спрошу.
– Простите, – я обратилась к той самой пожилой паре, которую уже видела, когда мы спускались от дома вниз. – Что это за место? Мы с дочерью приехали только сегодня, но название городка, – на последнем слове я сделала акцент, – осталось для нас загадкой.
– Вивлонд, – ответила старушка, прищуриваясь от летевших в лицо снежинок. – Город Вивлонд. А вы откуда?
– Спасибо! – крикнула я ей, поспешно утягивая за собой Соню. Поболтаем с местными потом, когда поймем, как себя вести.
Вивлонд. Красивое название, очень уютное. Значит, это все-таки не поселок… Может быть, Балдер был рожден в столице, и все остальные городки ему казались маленькими деревеньками?
– Вив-лонд, – повторила Соня по слогам, загибая пальчики, как я ее учила. – Это далеко от бабушки?
– Очень далеко. Но тебе здесь понравится, я обещаю.
– Мне нравится. Только холодно, – дочь поморщилась, натягивая шапку еще ниже, почти на глаза.
Буран немного затих, но колючие снежинки все еще летели в лицо, посылаемые резкими порывами ветра. В нашем городе тоже были холодные зимы, но чаще морозные, без пурги. Одежда, что сейчас была на мне и на Соне, могла защитить от холода, но ненадолго, а от ветра не защищала совсем.
Взгляд мой упал на вывеску “Ателье”, и я сама себе покачала головой. Я не могу тратить деньги на одежду тогда, когда нечего есть. Проще уж все время находиться в помещении, и не выходить на прогулки.
Мы прошли в начало улицы, туда, где видели толпу детей. Сейчас ребятишек там уже не было, и можно было спокойно стоять напротив стеклянной витрины и рассматривать красивые сладости. Здесь были и фигурные леденцы, и печенья, и какие-то совсем простенькие пирожные. Особо никаких изысканных десертов я не увидела, но не удивилась этому. Может быть в Молоте нет магии, которая позволяет печь красивые пирожные?
Ценников на сладостях не было, и я стала нервничать. Не хотелось бы предстать перед продавцом и перед дочерью не в лучше свете, отказавшись покупать леденец. Но спросить стоимость было нужно, поэтому я морально подготовилась к таким расходам, убедив себя в том, что это будет всего один раз. И если не очень дорого…
– Двенадцать серебряных монет за карамель, – продавщица кривила губы, видя растерянность на моем лице. Ей не нравились люди, которые просто смотрят и ничего не покупают, а таких видимо за одно только утро было довольно много, поэтому раздражение женщина скрыть не могла.
Я, даже не зная местных расценок, понимала, что сладости стоят слишком уж дорого. По сравнению с рисом, который явно не на севере выращивают, а стоит всего две медяшки.
– А есть что-то подешевле? – я все же решилась на этот вопрос. Соня терпеливо ждала.
Продавщица, закатив глаза, вытащила из-под прилавка круглое шоколадное печенье в бумажной упаковке.
– Три серебряных.
Сколько бы это ни было, у меня столько нет… наверное.
– А сколько это в медных монетах?
– Тридцать, – нервно ответила женщина, вновь пряча печенье под прилавок.
Мы попрощались с ней и вышли на улицу. Выходя из лавки, я услышала грустный вздох дочки, и в этот же момент решила, что на печи сумею приготовить такие печенья сама. А судя по ценам на продукты, мука здесь тоже будет стоить не очень много.
– Я не думала, что конфеты тут такие дорогие, – виновато сообщила Соне, а та пожала плечами.
– Как и у нас дома. Там ты тоже говорила, что конфеты дорогие.
Дочь была права. Даже в родном городе я не могла себе позволить купить ту или иную сладость, потому что денег лично у меня не было, а деньги мужа – были деньгами мужа.
– Мы приготовим сами, – решительно сказала я, подхватывая Соню на руки. Она уже устала идти, это было заметно по тому, как тяжело стала поднимать ножки.
В продуктовую лавку разбойника я и не думала возвращаться, поэтому стала искать ту, которую видела в первый раз.
А вот и она, рядом с молочной. Эта продуктовая лавка выглядела очень симпатично. Сотни мелких огоньков украшали лицевую сторону дома, крышу, а на окнах были нарисованы снежинки белой краской. Вообще все указывало на то, что этот городок готовится к Рождеству или Новому году, вот только думаю, что названия праздников у них тут другие. Надо будет спросить, и сообщить ребенку, что теперь нет никакого Нового года.
К счастью, как потом выяснилось, все оказалось намного проще.
Колокольчик над дверью звякнул, когда мы вошли в лавку. В помещении было очень светло от люстры со свечами на потолке, а светильники на стенах работали словно от электричества – настолько мягкий и яркий был свет. Но и они, скорее всего, были заряжены каким-нибудь заклинанием.
– Добрый день! – из-под стойки выскочила жизнерадостная девушка. Длинные светлые волосы ее были заплетены в две толстые косы, теплое платье полностью закрывало горло, плечи, и руки до запястий. В лавке было тепло, но постоянно открывающиеся входные двери запускали холодный воздух и снег в помещение. У порога на полу сверкала лужа из-за талой воды.
– Здравствуйте, – поздоровалась Соня с улыбкой. Симпатичная и добрая девушка ей понравилась больше неприветливого пугающего мужчины.
Я рассматривала полки, сплошь заставленные разными коробочками и пакетиками. Все было упаковано настолько аккуратно, словно здесь продают не продукты, а подарочные сувениры. Но что совершенно точно меня стало раздражать в Вивлонде так скоро, так это отсутствие ценников на товары.
– Мне нужна мука, какао… если есть, яйца и масло. Еще соль и сахар, – сообщила я продавщице, и та, кивнув с улыбкой, принялась складывать все, что я попросила, в бумажный пакет.
Я же в панике ждала, когда девушка озвучит сумму.
– С вас двадцать медных, – лучезарно улыбнулась продавщица, а я расслабленно выдохнула.
Нет, мне совершенно не нравилось то, что печенья мне обойдутся в почти четверть всех денег что у меня есть, но Соне необходимо хоть что-то вкусненькое для поддержания морального духа. Мы не в соседний город переехали, и даже не в другую страну, и ребенку будет тяжело заново привыкать ко всему…
Я покосилась на Соню. Та с интересом смотрела по сторонам, скользила взглядом по полкам, улыбалась девушке за прилавком. По-моему я недооцениваю свою дочь, и в силу возраста она гораздо проще меня относится ко всяким там переездам.
Я попросила Улану, как нам представилась продавщица, положить в пакет еще и картофель.
– У нас не продаются овощи, – от удивления девушка даже улыбаться перестала. – Не местные?
– Сегодня приехали, – на этот вопрос я отвечала уже спокойно.
– Как интересно! В Вивлонд так редко приезжает кто-то из Большого мира!
– Большого мира?
– Ах да, вы наверное не знаете, – рассмеялась Улана. – В нашем городке все земли Молота называют Большим миром. Туда ехать очень уж далеко, и чаще всего никто не ездит. Поставки продуктов происходят раз в полгода, и только тогда мы видим хоть кого-то с тех земель.
Я икнула от шока. Слова разом вылетели из головы, и я стояла, открыв рот какое-то время, пока не собралась с мыслями.
– А сколько жителей в Вивлонде?
Девушка, задумавшись, принялась жевать кончик косы.
– Эм-м-м, насколько я помню, было две тысячи человек еще в прошлом году. Но с тех пор почти ничего не изменилось. Около сотни раз были похороны, но за год родилось почти семьдесят детишек, так что цифры уравнялись. Но, еще в год моего рождения, жителей было и того меньше, а звание “город” Вивлонду присвоили совсем недавно.
Две тысячи людей. Всего две тысячи, из которых умудрились умереть целых сто человек! А то, что Вивлонд оказался едва ли не изолированным городом, меня вот вообще никак не успокаивало.
– Да вы не волнуйтесь, – улыбалась Улана. – Привыкните, наверное. Мы-то почти все родились здесь, это наш родной город, потому что ни один здравомыслящий человек сюда бы не приехал… Ой! – девушка испуганно зажала рот ладонью, а потом пробормотала: – Простите.
– Ничего, вы даже в какой-то степени правы, – я улыбнулась, разряжая обстановку. А себе пометила, что с Уланой надо подружиться. Очень уж она болтливая, а нам это может оказаться полезным, главное, самим следить за тем, что говорим. Вот Соне с ней точно общаться нельзя, мелкая ей расскажет же все!
Домой мы возвращались в хорошем настроении. Правда, оно было омрачено потраченной суммой в двадцать три монеты, но продуктов хватит на несколько дней. Печенья я испеку совсем немного, а остальную муку потрачу на лепешки. Лепешки и рисовая каша – что может быть лучше?
Уже на подходе к дому я почему-то стала нервничать, а когда залезли внутрь, меня и вовсе обдало ужасом. Предчувствие чего-то нехорошего было настолько сильным, что я хотела тут же развернуться и сбежать подальше.
– Постой тут, – шепнула Соне, поставила рядом с ней пакет, и на цыпочках подошла к распахнутой настежь двери. Я точно помнила, что закрывала ее перед уходом.
Плавно наклонилась, заглянула на кухню из-за косяка и… страх ледяными щупальцами подобрался прямо к горлу, когда я увидела, что содержимое шкафа вывалено наружу. Из ящика на пол были высыпаны все болтики, шурупчики и веревки. Книги тоже не пощадили. Одна из них лежала на полу раскрытая посередине, на мокрых от снега листах неясно, но угадывался отпечаток сапога.
Я прислушалась к завыванию ветра в спальне и, не услышав других звуков, быстро пересекла кухню. Окно в комнате оказалось вырвано вместе с рамой, и ледяной ветер беспрепятственно гулял по помещению. Из тумбы и сундука были вытащены все вещи, матрас с кровати скинули, и теперь его заметало снегом.
Я подскочила к кровати, нагнулась и вытащила чемоданчик. Кто бы ни приходил в этот дом пока нас не было, они оказались не очень умными сыщиками. Если бы заглянули под кровать, то непременно переворошили бы и содержимое чемодана.
Но одно было ясно – оставаться нам здесь больше нельзя. Даже если воры не придут снова, мы не можем оставаться в доме, который совсем скоро занесет снегом изнутри. Заколотить оконный проем нечем, разве что повесить простынь, но вряд ли от этого будет толк.
Я себя обманывала. Потому что сбегала из этого дома не потому что в нем холодно, а потому что чувствовала, что в него приходили вовсе не воры.