Пока Нянюшка и Цирцея наблюдали за приближением Малефисенты к королевству, Нянюшкины мысли как-то сами собой перешли к давно забытым воспоминаниям – тем, которые она предпочитала хранить в самых недоступных уголках своего разума. Но сейчас с ней происходило нечто необъяснимое. Чем ближе подступала тёмная фея к замку, тем сильнее оживлялась Нянюшкина память. Процесс оказался болезненным – ведь воспоминания эти принадлежали не только самой Нянюшке, но и Малефисенте тоже. Сейчас Нянюшка скорее негодовала, что ей дан этот талант – умение читать мысли и улавливать чувства тех, кто ей небезразличен. Она уже почти жалела, что не может вернуться к тем временам, когда она саму себя считала просто нянькой Тьюлип, ничего не зная ни о своей силе, ни о своём прошлом, ни о своей великой любви к Малефисенте. Но вместо того чтобы пытаться побороть эти воспоминания, она просто отдалась им, позволила нахлынуть и затопить себя бурным потоком полустертых видений. И открыла свой разум Цирцее, чтобы разделить свои мысли с ней.
Малефисента появилась на свет в Стране эльфов и фей. Её нашли в большом дупле на дереве, где шумно каркали во́роны. Она была совсем маленькая, беззащитная и неловкая, вся словно состоящая из одних острых углов. Молочно-зелёная бледная кожа не красила её остренького скуластого личика, а на твёрдой костистой головке уже пробивались уродливые шишковатые рожки. Одним словом, симпатичного мало.
Феи и эльфы её побаивались – очень уж страшненькой она уродилась. Они так и оставили её там, на дереве, одну-одинёшеньку, потому что никто не мог сказать, кто подбросил её в дупло. Уж если собственные родители не захотели с ней нянчиться, то и феи не станут. Все они дружно решили, что она, вероятно, детёныш огра. Или ещё кого-то, не менее гадкого и отвратительного. Кроме того, у неё не было крыльев или каких-то других приятных феям особенностей. И вообще от неё так и веяло злом, а значит, она попросту не могла быть феей. Не могла, и всё тут. По крайней мере, именно так утешали себя феи, обсуждая между собой поздней ночью, правильно ли они поступили, бросив беззащитное маленькое существо в дупле старого дерева.
Кем бы она ни родилась, сейчас она принадлежала воронам. Пусть вороны о ней и заботятся, – решили феи. – Наверняка эта девочка – порождение их вороновой магии.
Ну а вороны, как всем известно, – воплощённое зло.
Феи дали девочке имя Малефисента – в честь Сатурна, с его неблагоприятным влиянием, и Марса – злобного и кровожадного бога войны и разрушения. Только таким феи и видели будущее малышки – полным злобы, опустошения и раздоров.
Так что растили её вороны. Они приносили ей пищу, украденную со стола других фей, а время от времени даже кое-что из одежды, срывая её с верёвок, на которых феи сушили бельё. Одежда пахла цветами и солнцем и приятно согревала тщедушное тельце девочки.
Так всё и продолжалось, пока к себе домой в Страну эльфов и фей не вернулась Нянюшка – сама Легендарная. Вернулась она затем, чтобы снова занять место главной наставницы Академии эльфов и фей.
Когда Легендарная вступила в пределы Страны эльфов и фей, стояли сумерки. Её голубые глаза сверкали, серебристые волосы ниспадали на плечи пышными кудрями. На темнеющем небосводе уже загорались звёзды, и казалось, что с появлением Легендарной они мерцают ярче.
Легендарная улыбнулась, радуясь, что вновь оказалась дома. Но улыбка её погасла, когда она заметила одинокую юную фею, которая жалась в большом дупле как дикий зверёк. Малефисенте к тому времени было уже четыре года, и она всё ещё выглядела тощей и угловатой – ничего общего с гладенькими, пухленькими, розовощёкими малышками-феями, которые порхали по Стране эльфов и фей как толстенькие шмели, опыляя цветы мерцающей волшебной пыльцой. По сравнению с этими феями Малефисента казалась больной – слишком худая, слишком зелёная, со слишком острым измождённым личиком. Да ещё рога – эти ужасные рога! – придававшие ей особенно зловещий вид. Но Легендарная увидела в ней то, чего не хотели видеть феи, – брошенную маленькую девочку, которой так не хватало любви.
– Что ты делаешь здесь, в этом старом дереве, дитя? Где твои родители? – спросила Легендарная.
Девочка не ответила. До сих пор она общалась с одними только воронами и не привыкла разговаривать с себе подобными. Сказать по правде, она была уверена, что с ней вообще заговорили впервые. Лицо у незнакомки было доброе, но Малефисента избегала смотреть ей в глаза – очень уж это было непривычно. Тем более что эта невесть откуда взявшаяся женщина смотрела на неё с участием и лаской, чего с девочкой ещё не случалось. Как правило, феи при взгляде на неё морщили носики и отворачивались – если вообще удостаивали её взглядом.
– Говори же, дитя! Кто ты такая? – продолжала настойчиво расспрашивать Нянюшка.
Малефисента попыталась ответить, но не смогла. С её губ сорвался лишь режущий ухо хриплый крик, похожий на карканье.
«Боги мои, бедняжка никогда не пользовалась своим голосом! Ни разу! Она даже плакать не умеет», – от этой мысли у Нянюшки болезненно сжалось сердце.
Малефисента и сама не знала, что обладает голосом. До сих пор он был ей не очень-то нужен – вороны говорили с ней на своём языке и легко понимали её без слов.
Легендарная сразу поняла, в чём трудность, и легко взмахнула рукой, придав маленькой зелёной фее храбрости заговорить.
– Ну же, теперь ответь мне, моя милая, – подбодрила она малышку.
– Здравст…вуй.
Ломкий, сдавленный голос Малефисенты напоминал лягушачье кваканье, однако это были её первые в жизни слова! Новообретённая способность пугала её, и в то же время ей стало радостно.
– Ну-ка-ну-ка, для начала очень неплохо, моя милая! А как тебя зовут?
– Они… называют меня… Малефисента.
– Кто называет тебя так, моя милая? Вороны?
Малефисента медленно покачала головой:
– Нет. Они. Феи.
– Да неужто? – Нянюшка прекрасно понимала, почему её сестра и прочие феи дали девочке имя Малефисента. И её сразу же охватил гнев. Постаравшись, чтобы девочка никак этого не заметила, она снова улыбнулась ей. – А почему, позволь спросить, ты здесь совсем одна? – продолжала расспрашивать она. – Где твои родители? Уж я бы сказала им пару ласковых за то, что они бросили такую малышку мёрзнуть в дупле в компании одних только воронов!
– Но я здесь живу. Вороны и есть мои родители.
Легендарная взглянула на воронов, увидела в их чёрных глазках тревогу и озабоченность и сразу поняла, что девочка говорит правду. «Как моя сестра могла допустить такое?! Бросить ребёнка в одиночестве?! Позволить, чтобы её воспитывали вороны?! Какой позор!» – возмутилась про себя Нянюшка, а вслух сказала:
– Хочешь, малышка, я заберу тебя к себе? Я буду хорошо о тебе заботиться.
Малефисента чуть подумала и медленно качнула головой:
– Нет.
– Почему же нет, позволь спросить? – Нянюшке пришлось сдерживаться, чтобы не рассмеяться – очень уж серьёзный и решительный вид был у девочки, особенно для такой крохи.
– Не хочу бросать моих воронов!
– Ну так давай возьмём их с собой! Как тебе такая идея?
Малефисента задрала голову, поглядела на воронову стаю и медленно кивнула.
С того вечера жизнь Малефисенты коренным образом изменилась. Нянюшка быстро поняла, что никто и никогда не проявлял к девочке участия – с ней обращались как с уродливым и опасным существом, которое внушает только страх. И Нянюшка была рада дарить ей всю любовь, которую та заслуживала. Малефисента рядом с ней чувствовала себя в полной безопасности и называла её няней. Легендарная и была её заботливой нянюшкой, хотя, в сущности, растила её как собственную дочь. Они жили вместе в уютном домике с резным крылечком и широкими окнами. Нянюшка своей магией перенесла к нему вороново дерево и посадила его в саду, а для Малефисенты сделала на его ветвях чудесный маленький домик, чтобы девочка могла в любой момент навещать птиц. По настоянию Нянюшки одно окно в доме было всегда открыто настежь, чтобы и вороны могли залетать к ним в гости, когда им вздумается. Птицы то и дело пользовались этой возможностью, чтобы взглянуть на свою малышку и проверить, хорошо ли о ней заботится Нянюшка. И конечно, они всякий раз убеждались, что за девочку можно не беспокоиться. Нянюшка любила её всей душой и несказанно радовалась, что сумела дать этой особенной малютке семью и дом, который она смело могла называть своим.