Судя по паутине на потолке и побелевшим потёкам на стенах, лаз этот проделали довольно давно. Не пять и не десять лет назад, а гораздо раньше. Зачем? Этим вопросом Вайс задался сразу, как только из железного ящика внутри заброшенного цеха спрыгнул в неглубокую яму и подал руку профессору, который из-за артрита не мог спуститься самостоятельно.
– Извини, – сказал он, оглядывая круглую дыру, ведущую в темноту. – Не знал, что потребуется акробатика.
– Я как-то на эскалатор не рассчитывал… – ответил Исаев. – Пойдём, что ли?
И они пошли, если это можно так назвать. Взрослому человеку нормального роста приходилось сгибаться вдвое, чтобы продвигаться по лазу, проделанному для невысоких инкубов. Низкий потолок внушал надежду, что неизвестные колдуны, запустившие в Донецк бесов, сами не собирались пользоваться этим путём.
Вайс освещал путь маленьким шариком-светлячком. Трость, наполненную магией, он держал перед собой, как заправский дуэлянт шпагу. Шедший сзади Исаев сканировал проход на предмет ловушек. Чародейство чародейством, но здесь могли запросто установить растяжку с гранатой. Дёрнул за верёвочку – собирай кишки по стенам.
В воздухе висел запах убегавшего инкуба. Вайс даже почувствовал себя охотничьим псом, идущим по следу. В обычный для всех бесов смрад жжёной серы примешивался терпкий запах мускуса и каких-то других феромонов. К счастью, на мужчин он не действовал, а вот магичек-женщин отпускать на самостоятельную охоту за инкубами было бы крайне опасно.
Узкий лаз то шёл полого, то вдруг круто загибался вниз так, что приходилось соскальзывать, как с детской горки. Всё равно перепачканную одежду нужно будет либо выбрасывать, либо чистить при помощи магии. Ни обычная стирка, ни даже химчистка тут уже не помогут.
– Следуй за белым кроликом! – воскликнул в сердцах профессор. – Почувствуй себя Алисой!
Маги-хранители ожидали, что нора выведет их в старые горные выработки какой-нибудь шахты, добывавшей уголь лет сто назад. Когда ещё хватало запасов на небольших глубинах, с поверхности проходили наклонные стволы, по которым вагонетки поднимали лошади. Но лаз изгибался, словно кишечник змея Ёрмунганда, и никак не хотел заканчиваться. Плотная палеогеновая глина (Вайс, будучи горным инженером, подсознательно примечал такие подробности) сменилась породами, обычными для карбоновой толщи Донбасса – выветрелый песчаник, а потом и алевролит. Здесь путь лопатой не прокопаешь, но на стенах не оставалось и отметин от кайла или зубила. Значит, постарались сверхъестественные силы.
На несколько мгновений ощутимо похолодало. Будто открыли дверь из жарко натопленной избы на мороз.
Вайс оглянулся, чтобы посмотреть на реакцию спутника.
– Ты тоже это почувствовал? – хмурился Исаев, настороженно оглядываясь.
– Значит, не ошибся. Похоже, мы переместились в другую брамфатуру.
– Похоже.
Вальдемар постукал тростью по стенкам.
– А кажется, будто ничего не изменилось.
– Нам часто так кажется. Ты чего хотел?
– Ну, не знаю… Может быть, оказаться в хрустальном гроте. Хотя, если честно, не хотел.
– Я тоже, – грустно улыбнулся профессор. – В той норе, во тьме печальной, грот качается хрустальный… Пойдём дальше или возвращаемся?
– Не хочу тебя расстраивать… – Вайс опустился на одно колено. – Но точки сопряжения многовекторны. Мы можем не попасть обратно.
– Но куда-то всё равно должны попасть?
– Конечно. Ибо в ничего из чего-то не приходят. Миры множественны, но вещественны. Не бывает не мира-пустоты, не мира-вакуума.
– Тогда нужно идти вперёд, а то у меня колени болят стоять на одном месте. А по дороге я расскажу тебе свою теорию миров.
– Да ты мне её уже добрый десяток раз рассказывал, – усмехнулся Вайс, поднимаясь. – Пойдём! Нас ждут великие дела!
Они двинулись дальше. Шагов через сто серый цвет горной породы по сторонам сменился на розовый с вкраплениями-блёстками.
– Это что было? – не оглядываясь, спросил Вальдемар. – Твоя работа?
– Моя, – в голосе Исаева звучали нотки самодовольства. – Мир таков, каким мы его описываем словами. Слово первично, материя вторична.
– Неогегельянством попахивает…
– Копай глубже.
– В начале было Слово?
– Именно так. Но не просто Слово, а Логос. Логос можно переводить, как «слово», «высказывание», но и как «понятие», «смысл». Древние не разделяли слово и смысл, а уж древние знали толк в магии.
– Вполне допускаю. Я бы много отдал за то, чтобы изучить первоисточники эллинской магии или, скажем, шумерской.
– Ответы нужно искать в эпосе. Древние – те ещё хитрецы. Саму суть тайного знания они не записывали. Устно передавали.
– При помощи логоса.
– Вот именно.
– Ну, допустим, слово всё определяет… – продолжал рассуждать Вайс. – Тогда почему описал наш коридор словом ты, а я тоже его вижу?
– Потому что я так захотел.
– А ты опасен, профессор.
– Очень опасен. Но для врагов.
– А почему бы тебе не описать словом, то есть логосом, что у ВСУ[3] все автоматы картонные, а пушки из папье-маше?
– Я-то опишу… Но несколько миллионов человек ежедневно описывают оружие своим логосом, как смертоносное и вполне реальное. Мир словесен, но словесный мир воплощаем в материальность. Плетью обуха не перешибёшь.
Свернув за очередной поворот, они оказались в высоком коридоре со сводчатым потолком. Вайс, хитро прищурившись, подкрутил ус.
– Твоя работа? – спросил профессор.
– Моя, – самодовольно ответил Вальдемар. – Тоже кой-чего умеем.
– Главное, не переусердствуй, а то будет, как в твоих книжках.
– Как в моих книжках, сам не хочу, – передёрнулся Вайс, автор бестселлера «Последний вампир Ойкумены» и трилогии «Эльфы приходят в полночь». – Мы там не выживем даже с нашими навыками.
– Что же ты книги такие ужасные придумываешь?
– Читатель хочет, чтобы ему щекотали нервы. Читатель вправе за свои деньги получить желаемое… – Вайс, только что беспечно болтавший, насторожился. – Внимание!
Но Исаев и сам уже почувствовал присутствие беса.
Ход заканчивался в обширной пещере, покрытой частоколом сталагмитов, к которым тянулись с высокого, теряющегося в темноте потолка сталактиты.
Светлячок не справлялся с мраком и Вайсу пришлось его усилить.
Словно искристый снег под луной засияли кристаллики кальцита, усеивающие натёки. Бриллиантами вспыхнули капельки воды.
Инкуб стоял на четвереньках и затравленно озирался. По всей видимости, второго выхода из пещеры не было, и он это знал. Крупный бес. Косматый, с жёсткой чёрной гривой и рогами, как у горного козла.
– Я теперь понимаю, откуда берёт начало частушка «Шёл я лесом, видел беса…» – это всё о нём, – негромко проговорил Исаев.
– Зависть – плохое чувство, – усмехнулся Вайс, собирая корпускулы огня в ладони.
– Или вот – «Мимо тёщиного дома…»
Почуяв магию, инкуб встал на дыбы, распространяя терпкий аромат мускуса.
Файерболл, запущенный Вальдемаром, ударил демона в грудину и прошёл насквозь, прожигая плоть. Тело инкуба содрогнулось. Он осел на камень, истаяв, словно снеговик пол лучами весеннего солнца.
– Вот и всё… – Вайс поправил шляпу. – Пора выбираться.
– А мне кажется, что не всё, – возразил Исаев. – Кто-то его прислал. Кто-то подготовил этот путь, который для демона оказался ловушкой. Думаешь, просто так? Без подвоха?
– Думаю, с подвохом. И главный подвох нас ждёт в точке сопряжения, когда будем возвращаться.
– Это тоже. Но я хотел бы осмотреть пещеру.
Вайс пожал плечами:
– Воля твоя, но только осторожно.
– Я всегда работаю осторожно.
– Да? Я бы тебе напомнил, но не буду. Лучше подстрахую.
Маг Воды, и в самом деле, не лез на рожон. Он очень аккуратно раскинул магическую сеть, просканировав всё пространство пещеры. Прислушался, пытаясь идентифицировать обнаруженные возмущения поля. Вальдемар не вмешивался, но внимательно следил за окружающим магическим фоном. Если их сюда заманили на живца, то есть инкуба, то неизвестному врагу самое время нанести удар. Но всё было спокойно.
– Что у тебя, профессор? Есть результат?
– Есть, – кивнул Исаев. – Там!
Он решительно зашагал вперёд, не отпуская магию.
«Молодец, – подумал Вайс. – Всегда бы так…»
Метрах в шести-семи позади тушки уничтоженного демона лес сталагмитов расступался, образуя подобие поляны, посреди которой стоял чёрный куб из отшлифованного лабрадорита. Такая себе Кааба, только маленькая. Детёныш Каабы. На гладкой поверхности лежала книга.
На первый взгляд книга не представляла ничего странного, удивительного и, тем более, опасного. Небольшая, в современном мире такой формат называют А5. Толщиной в один палец или сантиметра полтора. Кожаный переплёт с тиснённым орнаментом и надписями на непонятном языке. Судя по расположению символов, имя автора и название самого фолианта.
Исавев уже протянул было руку, когда Вальдемар схватил его за плечо.
– Стой!
– Что ты нервничаешь? – улыбаясь, обернулся профессор. – Я проверил – там нет никакой магии. Чисто.
– Магии, может, и нет, – сурово ответил Вайс. – А взрывное устройство не хотел? Знаешь, сколько у нас такого в четырнадцатом-пятнадцатом раскидывали? Лежит на газоне бумажник. Ты его «хвать!», а там мина. Маленькая такая, малюсенькая, но пальцы оторвёт. А если невезучий, так и руку по локоть.
– Ну, ты скажешь тоже… – Исаев покачал головой, но, тем не менее, отступил на шаг. – Кто бы тут мину поставил? Инкуб?
– Тот, кто запустил стаю инкубов в наш мир. Тот, кто создал эту пещеру. Тот, кто установил здесь камень и положил на него книгу.
Профессор помолчал несколько секунд.
– Хорошо. Убедил. Что будем делать? Сапёров вызывать?
– Не надо сапёров, – усмехнулся Вайс. – Я сам себе сапёр. Просто постой немного в стороне. Я проверю всё по полной программе. Кстати, книгу тоже.
– Я проверял!
– Бывают книги безопасные снаружи, но едва их откроешь, такое инферно прорывается – мама, не горюй! Это тоже надо учитывать.
– Не видел я таких книг.
– Я тоже. Но серьёзные люди писали, что может быть такое.
– Знаю я твоих серьёзных людей – все фантасты.
– А что делать, если в нашем мире не придумали ещё лучшей легенды для мага-хранителя, чем писатель-фантаст? И не важно о чём он пишет – о ночном смотрящем или о многоруком боге. Писатели – чудаки, им многое прощается.
– Тебе виднее.
– Вот поэтому стань в сторонку и подожди…
Исаев не возражал. Отошёл и прислонился к одному из сталагмитов.
Вайс осторожно, будто находился в логове гигантских скорпионов, приблизился к кубу. Взмахнул тростью, рисуя в воздухе руну «манназ». Линии вспыхнули алым огнём и растаяли. Маг закрыл глаза и негромко запел баз слов, не разжимая стиснутых губ. Ни слухом, ни голосом он отродясь не обладал, но здесь это не имело решающего значения. Тоскливая и заунывная мелодия включала в себя две-три ноты, чередующиеся произвольным образом. На эстраде никого не удивишь, но для заклинания подходило идеально.
Воздух сгустился над чёрным камнем и над книгой, словно линза. Сейчас Вайс уподобился Шерлоку Холмсу, который при помощи лупы отыскивает следы преступления.
Пение стало громче.
Пещера замерцала, будто мираж в пустыне. Несколько мгновений и сталактиты со сталагмитами превратились в мраморные колонны, расставленные концентрическими кругами на мозаичном полу. Ещё мерцание… И вот уже маг-хранитель стоит посреди светлого кабинета с дубовой мебелью и панелями под орех. Лучи солнца пробиваются сквозь плотные шторы.
Исаев моргнул несколько раз, пытаясь истинным зрением разглядеть – в чём же подвох, когда реальность сменилась иллюзией или же всё произошло с точностью до наоборот? Безуспешно. Даже у него, мага первой категории, ничего не получилось.
А Вайс продолжал петь.
Кабинет сменился дольменом из угрюмых поставленных стоймя валунов, пятнистых от мха и лишайника. Следом за ним появился угрюмый каземат с кирпичными стенами, мокрыми от сбегающих ручейков воды, и ржавыми кандалами, на которых повис скелет с пробитым черепом.
Реальность плыла.
Неизменными оставались только чёрный камень и книга.
Сколько времени продолжалось чародейство? Трудно сказать. Может несколько минут, а может, час.
Наконец Вальдемар глубоко вздохнул и убрал линзу, сделанную из воздуха.
Двумя короткими взмахами трости снова начертал символ, но на этот раз кириллический – букву «хѣръ».
– И что скажешь? – с долей ехидства поинтересовался Исаев.
– Это просто книга, – развёл руками Вайс.
– Иногда книга – это просто книга… Зигмунд Фрейд. Теперь посмотреть можно?
– Смотри… – Вальдемар будничным жестом поднял с чёрного камня книгу и протянул её другу.
Исаев, не открывая, оглядел томик со всех сторон.
– Качественная работа. Тонкая кожа, на сафьян похоже.
– Надпись прочитать можешь? Что за письменность?
– Пока не могу, – покачал головой профессор. – Могу только сказать, что письменность явно не иероглифическая. С высокой вероятностью фонетическая. – Он ещё раз внимательно оглядел обложку. Даже не слоговая, вряд ли существуют такие длинные слова. Хотя… Если вспомнить «превысокомногорассмотрительствующий»…
– Однако.
– Но я надеюсь, – Исаев раскрыл книгу. – Надеюсь, никто так поэтический сборник не назовёт.
– Поэтический? – нахмурился Вайс.
– Сам смотри.
Вальдемар Карлович стихи любил. Но стихи хорошие, как, например, у профессора Исаева или у магички первой категории Ники Плаксиной, которая, к сожалению, в последние годы большую часть времени проводила в российских советах магов-хранителей, став своеобразным эмиссаром чародейского сообщества Донбасса. Но он не любил стихи, написанные без соблюдения ритма и размера, наполненные банальными или же отглагольными рифмами, какие любили производить на свет, скажем, адепты потомственной ведьмы Божены Голенко, которой удалось собрать вокруг себя цвет донецкой графомании. По той же самой причине он не любил и стихи могучего грузина Вано Могулия, хотя и уважал его как душевного человека и отважного мага-хранителя. От слабых или, попросту говоря, бездарных стихов Вальдемар Вайс испытывал едва ли не физическую боль.
Так было не всегда. До начала «Русской весны» в Донбассе он мог просто наслаждаться стихами любимых поэтов и ни о чём не переживать. К несчастью, судьба жестоко с ним обошлась – в 2014-м году Вайсу пришлось стать заместителем председателя Правления Союза писателей Донецкой Народной Республики. Вот тогда-то он и получил культурный шок. Десятки дончан, макеевчан, горловчан и жителей прочих городов ДНР вдруг решили, что они умеют писать стихи. И понеслось! Вальдемару несли распечатки и рукописи, сборники стихов, отпечатанные типографским способом и снабжённые автографами, ловили за пуговицу просто на улице и начинали читать стихи вслух. Самые жестокосердные из стихотворцев звонили по телефону, номер которого непонятно каким образом узнавали у других, и начинали декламацию тогда, когда меньше всего ожидаешь подвоха – поздним вечером или ранним утром.
Вначале, по доброте душевной, Вайс не мог отказать и слушал, слушал, слушал… Когда пришло понимание – ещё немного и рассудок не выдержит, маг-хранитель стал жёстким и даже жестоким по отношению к поэтам. Нескольких огрел тростью, двоим поджёг шнурки в самый разгар устного исполнения стихов, один раз развеял в прах солидную пачку исписанных неровным почерком листов пожелтевшей от времени бумаги. Теперь связываться с ним опасались не только стихотворцы, которые полагали неприличным название книги «Введение в поэтику», но и те, у кого получались вполне достойные стихи. Возможно, кто-то об этом сожалел бы, но не Вальдемар Карлович Вайс, изнурённый поэтами и поэзией.
– Ты уверен, что там стихи? – переспросил он, на торопясь принимать книгу из рук Исаева.
– Не бойся, – улыбнулся профессор. – Не укусят. Стихи на неизвестном языке никто не сможет прочитать вслух.
Вайс недоверчиво открыл книгу. Восемь долгих лет работы в Союзе писателей ДНР приучили его ожидать подвоха всегда и везде.
Да, следовало признать, это были стихи. Прозу обычно записывают по-другому. Короткие строчки, составленные в «столбик» не спутать ни с чем. Хороши они или плохи, не понять.
– Я думаю, это фонетическая письменность, – сказал Исаев. – В самом трудном случае – консонантная.
– Это что за зверь? – удивился Вайс, который уже успокоился и взял себя в руки.
– Это когда на бумаге записывают только согласные звуки, – охотно пояснил профессор. – Такие виды письменности ещё называют «абджадами» по названию алфавита в арабском языке.
– Не знал, что у арабов нет букв для гласных звуков.
– Сейчас уже частично есть, как и в иврите. А когда-то не было вовсе. Как в финикийской письменности.
– Надеюсь, это писали не финикийцы.
– Я не слышал о финикийских поэтах. Да и буквы не похожи. Пожалуй, они ближе к готическому курсиву или курренту. Но есть что-то и от унциала. Я бы даже сказал, к унциалу Меровингов. Это…
– Я знаю, что такое унциальное письмо. Это, грубо говоря, когда все буквы одного размера и не выходят за пределы строки ни вверх, ни вниз.
– Поразительно! Откуда?
– В закоулках моей памяти таится много такого, что кажется на первый взгляд совершенно бесполезным. Ты сумеешь расшифровать записи?
– Не знаю. А ты думаешь, надо?
Вайс пожал плечами:
– Не зря же она нам попалась на пути? Или кто-то подбросил… Зачем? С какой целью? Ответить на эти вопросы мы сможем, только поняв, что в ней написано. Согласен?
– Согласен… Займусь на досуге и учеников подключу.
– Главное, помни – изучать эту книгу может быть опасно. Будь осторожен.
– Постараюсь, – кивнул Исаев, но что-то подсказывало Вальдемару, что его друг лукавит. Осторожным он не бывал никогда, если речь заходила об изучении чего-то нового и неизведанного. – Честное профессорское.
– Верю! – Вайс захлопнул книгу и засунул её за брючный ремень сзади. Из-под пальто не видно, да и движениям не мешает. – Пора возвращаться.
Не забывая о пройденной точке сопряжения, они двигались очень осторожно. Обычным порядком. Впереди Вальдемар Карлович с тростью и боевыми заклинаниями наготове, позади него Святослав Аланович с поисковой магией, призванной обнаружить противника и упредить его удар.
На этот раз проход внешне сохранялся неизменным. Горная выработка с деревянной венцовой крепью. Кому он так представлялся? Скорее всего, Вайсу. И ведь не возразишь… С крепью любой тоннель в земной толще кажется безопаснее, нежели без оной.
Холод, впившийся на несколько мгновений не только в тела, но и в души, они ощутили одновременно. Переглянулись. Нужно быть готовыми к любой неожиданности. Точки сопряжения – штуки непредсказуемые. Может вернуть в привычный мир, а может закинуть в такую брамфатуру, что даже опытный маг погибнет, не успев досчитать до пяти.
Вот и выход.
Вальдемар всегда свято чтил первый закон Чизхолма: «Если дела пошли на лад, что-нибудь непременно пойдёт вкривь и вкось». Между оптимизмом и пессимизмом он склонялся к последнему, хотя на людях называл себя информированным реалистом.
Первый звоночек по Чизхолму прозвучал, когда вместо ямы, из которой пришлось бы карабкаться вверх, ход открылся прямо, как и шёл. Ну, а второй, или, если угодно, контрольный выстрел в голову, была поляна, заросшая густой травой с россыпью мелких жёлтых цветов, вместо заброшенного здания, бывшего некогда заводом неизвестного предназначения.