Глава вторая Тесса. Бродяга

Я вела машину по улицам Лос-Анджелеса, и убийственно яркое калифорнийское солнце било мне в глаза, даже несмотря на то, что я надела темные очки. По радио играла негромкая песня, слова которой терялись в реве двигателя и хаосе моих мыслей.

В чем-то отец, конечно, прав. Совместная жизнь – это не только секс, и мы с Джорджем должны решить, где и, главное, на что будем жить.

Но мне хотелось думать не об этом, а о том, чем мы с ним займемся сегодня вечером. Мы не виделись почти месяц, и поэтому…

«Тесса, ты за рулем, не отвлекайся!» – пробудился мой внутренний голос. Редкостный зануда, надо сказать. Сейчас – уж точно.

Мне стало смешно. Кстати, имя Тесса мне дали по настоянию бабушки Миранды, в честь ее матери. Моей собственной матери это имя не слишком нравилось. Впрочем, моя мать Хелен ушла из семьи восемь лет назад – ей надоело видеть, как муж тратит все свое время на сочинение книг, которые никто не хотел печатать. С тех пор муж стал достаточно известным писателем, а я учусь в университете в прекрасном городе, где есть океан, пальмы и Голливуд.

Интересно, купят у отца права или нет? И кто сыграет главные роли, если экранизация состоится?

Я уже знала, что покупка прав не обязательно означает, что фильм вообще когда-нибудь будет снят. Киноиндустрия – чертовски сложное дело, говорит моя подруга Лина. Ее отец – монтажер на студии, и Лина знает, о чем говорит.

Смартфон ожил. Проклятье, это не Джордж, это бабушка Миранда. Как говорится, только помяни черта, а он уже тут как тут.

– Миранда, привет, я за рулем!

Она терпеть не может, когда ее называют бабушкой. Она и в детстве требовала от меня, чтобы я называла ее Мирандой. В остальном это была вполне респектабельная провинциальная леди, мало чем напоминавшая своего сына – моего отца Джонатана.

– Твой отец не отвечает на звонки, – выдает она тоном государственного обвинителя.

– Он работает над книгой, – почти на автомате отвечаю я. – Сложный текст.

– Очередной маньяк всех кромсает?

Господи, вот уж королева сарказма. Между прочим, дом в Финиксе куплен ей за счет этих самых маньяков, которых придумывает мой папа. Но если я напомню об этом Миранде, она наверняка обидится.

– Он не обсуждал со мной сюжет, – говорю я чистейшую правду.

– Скажи ему, чтобы он мне позвонил.

Дорогая Миранда, люди уже придумали электронную почту, мессенджеры, спутниковую связь и не знаю что еще, но тебе обязательно надо тормошить меня и требовать, чтобы мой отец тебе звонил.

Само собой, ничего такого я ей не говорю, а машинально отвечаю:

– Хорошо. Скажу.

– Я видела тебя в репортаже о вашем университете, – говорит Миранда. – Ты выглядела лучше всех. Молодец, так держать!

В голосе ее прорезывается нечто, подозрительно похожее на гордость. Может быть, я сентиментальна, но сейчас я одним махом прощаю ей все ее прегрешения, как прошлые, так и будущие.

– Я… Э…

Ничего умнее мне в голову не приходит.

– Возможно, я вообще зря тебя беспокою, – добавляет старая леди. – Но отцу все-таки скажи, что я жду его звонка.

Она отключается, даже не попрощавшись. Мысленно я пытаюсь решить вопрос, звать ли ее на нашу помолвку с Джорджем – если, конечно, та вообще состоится.

С другой стороны, почему бы и нет?

Запищал смартфон. Новое сообщение в студенческой группе.

Утренняя лекция отменяется. Профессор Хагершеймер заболел? Или какая-то другая причина вызвала его отсутствие?

Я вздохнула и потерла глаза. Я не успела выпить кофе дома и не выспалась из-за того, что проснулась посреди ночи и потом потратила время на то, чтобы заснуть снова. Навигатор мелодичным голосом сообщил, что впереди на бульваре образовалась пробка. Я свернула на боковую улочку и, заметив свободное место, припарковалась.

Впереди между тату-салоном и магазинчиком спортивных принадлежностей маячил кафетерий. Солнце припекало, и мне расхотелось пить кофе. Раз уж у меня образовалось окно, я решила заглянуть в кафетерий и взять апельсиновый сок.

Я толкнула тяжелую дверь кафетерия – и словно оказалась в Кэмп-Верде своего детства.

Возможно, Лос-Анджелес вообще самый подходящий город для путешествий сквозь время и пространство. За пару часов можно пересечь самые разные районы, увидеть китайские кварталы, виллы, как на французской Ривьере, небоскребы будущего, странные застывшие улочки, которые словно не менялись с 20-х годов прошлого века, а в музее Гетти[5] застать даже обломки античной эпохи, которые вполне вольготно там расположились.

Итак, я оказалась почти в таком же кафе, как то, которым владела в Кэмп-Верде миссис Бейкер, мать моей одноклассницы Сенны. По-моему, обстановка тут не менялась с 80-х годов прошлого века, а то и раньше. Чисто, уютно, минималистично, на полу – выцветший линолеум, за столами – трое или четверо посетителей.

Впрочем, в отличие от миссис Бейкер здешняя кассирша оказалась моей ровесницей. Волосы ее, от природы черные, как вороново крыло, были выкрашены в темно-синий цвет. Если верить бейджу, звали ее Изабел.

– Добрый день, – сказала она, любезно улыбаясь, – чем я могу вам помочь?

– Один апельсиновый сок, со льдом, – попросила я.

– Свежевыжатый?

– Э… да.

– Больше ничего?

– Ничего.

– Может быть, сэндвич?

– Спасибо, я уже завтракала.

– Чипсы?

– Нет. Только сок.

Она кивнула и стала загружать в аппарат апельсины. У кого-то из присутствующих зазвонил телефон, посетитель вытащил его, скривился и стал объяснять невидимому собеседнику, что он находится на работе, страшно, ужасно, нечеловечески занят и никак не может говорить.

Кубики льда с тихим стуком опустились в бокал с соком, я расплатилась и уже хотела убрать карточку, когда это-то и произошло.

Хлопнула дверь, и в кафе вошел еще один человек. Очень молодой, худой и одетый в какую-то невообразимую дранину. Рваные джинсы, майка в пятнах пота, на ногах – тряпичные кеды, тоже не в лучшем состоянии. Темные волосы давно не стрижены и свешиваются на глаза.

Еще один бездомный, решила я, покосившись на него. В Калифорнии таких тьма-тьмущая – не секрет, что власти других штатов автобусами свозят на юг своих бродяг, чтобы с ними не возиться. А в Калифорнии круглый год тепло, и неимущие могут жить на улице без риска замерзнуть.

Правда, в прессе обычно не указывают, что эти бродяги могут быть порой весьма опасны, носить при себе оружие или употреблять наркотики. Я внимательнее посмотрела на вновь прибывшего, но мне показалось, что глаза у него было совершенно ясные. Он не походил на наркомана, и мне стало его жаль.

Когда он сделал шаг вперед, его глаза встретились с моими, и я увидела в его взгляде что-то такое, что заставило мое сердце замереть. Не колеблясь более, я повернулась к Изабел и объявила:

– Знаете, я передумала. Можно мне еще сэндвич? То есть не мне, а ему. Самый дорогой, какой у вас есть в меню. Я заплачу.

Бродяга, который тем временем успел подойти к стойке, посмотрел на меня с некоторым удивлением.

– Вы? Заплатите за меня?

– Ну да, – отозвалась я, пожимая плечами, – а что?

– Нет, погодите, – начал он, но оборвал сам себя на полуслове и тяжело покраснел.

Честное слово, я впервые в жизни видела, чтобы человек краснел так сильно. Буквально как вареный рак – обычно это фигура речи, литературный оборот, но тут именно так и было.

– Мне ничего не нужно, – просипел бродяга наконец. По-моему, он собирался даже обидеться.

– Всем нужно все, – парировала я, вложив сэндвич в его руку. – Держи.

– С вас пять долларов, – подала голос Изабел, мило улыбаясь.

Я расплатилась, и, повернувшись, поймала взгляд бродяги. Честное слово, он смотрел на меня как на сумасшедшую. Мне захотелось сказать ему что-нибудь ободряющее – типа того, что жизнь непредсказуема, и что удача, может быть, еще ему улыбнется – но такие вещи трудно говорить без ложного пафоса, естественным тоном. Пока я пыталась подобрать в уме нужный оборот, бродяга попятился к дверям и был таков.

Я допила сок и вышла в прекрасном настроении. Приятно сделать доброе дело – это способствует тому, что мир становится чуточку лучше. Но, должно быть, вселенная не любит самодовольства, и уже в следующую минуту она щелкнула меня по носу самым чувствительным образом.

Именно, когда я вышла из кафе, я заметила стоящий за углом бирюзовый «ламборгини», в который преспокойно садился мой бродяга. Автомобиль сиял в лучах солнца, его хромированные диски сверкали, как бриллианты – и даже ярче. Незнакомец скользнул на водительское сиденье и опустил дверь. (Кто не знает, у этих машин дверь закрывается не как обычно, а опускается, как в какой-нибудь космической капсуле).

Тут я, надо признаться, прикипела к месту и на долю секунды даже решила, что схлопотала солнечный удар или что-то вроде того.

Но никакой галлюцинации или тем более ошибки не было: человек, которого я приняла за лицо без определенного места жительства, сел в одну из самых дорогих машин на свете так, словно это было в порядке вещей.

Через несколько секунд он вырулил на шоссе, и по уверенной манере езды я определила, что он наверняка водит подобные машины не первый год.

Голова у меня шла кругом. Я смотрела вслед незнакомцу, испытывая целую гамму чувств: замешательство, неловкость и, само собой, острое любопытство.

Кто он вообще? Почему у него такой вид, будто он бродяжничал и сегодня, может быть, будет снова ночевать под мостом, хотя в следующую минуту он уже сидел за рулем бирюзового «ламборгини»? А мой сэндвич? Съел его таинственный водитель или же выбросил? И что он должен был подумать обо мне?

Может быть, он выиграл в лотерею? А если он угнал машину? Но я вспомнила, какое количество полицейских и частной охраны стережет покой и имущество самых богатых горожан, и решительно отмела эту версию.

Укради он чужой «ламборгини», он бы и сотни футов на нем не проехал. Потому что это Лос-Анджелес, и местные ангелы очень хорошо знают, кого они должны охранять с особым рвением.

Я села в свою машину и завела двигатель, перебирая в уме возможные варианты. Отъезжая от кафе, я невольно поглядела в зеркало заднего вида. Бирюзового «ламборгини» нигде не было видно, но я знала, что еще долго буду думать о нем и его загадочном водителе.

«А если…»

Я вспомнила, как моя университетская подруга Лина говорила, что на самом деле Лос-Анджелес – большая деревня, и все мало-мальски значительные жители города находятся на виду. Поколебавшись, я решила связаться с ней.

– Лина, привет, ты можешь сейчас разговаривать? Тут такое дело… э… Короче, меня на Сансет[6] подрезал какой-то придурок на «ламборгини». Цвет бирюзовый, номер я не успела разглядеть…

– Какой именно бирюзовый? Они разные бывают.

– Ну такой, блестящий. Пижонский. Шикарный. Есть такие оттенки, в которые красят машины, чтобы все вокруг лопнули от зависти. Ну вот это такой оттенок и есть.

– Короче, ты, наверное, имеешь в виду бирюзовый глянцевый хром. А модель? Что насчет модели?

– Модель не скажу, потому что я в них не разбираюсь. Водителю столько же, сколько мне или тебе. То есть мне так показалось, потому что разглядеть было сложно, он промчался, как…

– Поняла. Сочувствую.

– Есть версии о том, кто это мог быть?

– Ну тут не так много вариантов, на самом деле, – протянула Лина. – Похоже, это был Трой Белкомб. Но связываться с ним я не советую. Ты не пострадала? Машина в порядке?

– Машина в порядке, – заверила я ее, ничуть не покривив душой. – Лина, кто он такой?

– Он? – Моя собеседница скептически хмыкнула. – Сын своего отца. Его папаша – голливудский продюсер.

– Господи, а я-то думала, он под мостом ночует. Ну надо же!

Лина хихикнула. Она решила, что я так выражаю свой сарказм, но я-то сказала чистую правду.

– В общем, понятно, – продолжала я, немного раздосадованная тем, что дала такого маху. – Дом в Беверли-Хиллз…

– Не только, у них свой остров, и самолеты, и чего только нет. Но Трой действительно придурок, тут ты угадала. Если что, постарайся держаться от него подальше.

– Он где-то учится или работает? На студии, может быть?

– Чтобы Трой где-то работал? Я тебя умоляю. Учится он у нас. То есть числится. Его отец – донор университета.

– Числится – в смысле, не ходит на занятия, что ли?

– М-м, когда как. Вообще он мог бы нормально учиться, но он не хочет. Отец терпит все его выкрутасы, потому что мать умерла от рака. Большая трагедия, понимаешь? Поэтому мальчик ни в чем не знает отказа… Кстати, ты не забыла, что должна нам заметку для спортивного отдела?

Я заверила ее, что я ничего не забыла, и окончила разговор.

Итак, я решила сделать доброе дело и купила сэндвич человеку, чей отец имел свой собственный остров и командовал грезами и иллюзиями всего мира. Мой поступок был в высшей степени нелеп – и в то же время, думая о нем, я не могла удержаться от смеха. Нашла кого облагодетельствовать – нарочно не придумаешь!

В университет я приехала в приподнятом настроении. Но уже через несколько минут все перевернулось, и мой прежний мир исчез.

Загрузка...