Любимые стихотворения в одном томе - читать онлайн

Был долог путь к тебе

И труден.

Ловил я каждый миг любви.

И наши праздничные будни,

И взгляды нежные твои.

Нас город разлучал ночами.

Горели порознь огни.

Я жил в надежде и печали.

А ты до встреч считала дни.

И мы вернулись из былого

В свои грядущие года.

И я в тебя влюбляюсь снова,

Сильней, быть может,

Чем тогда.

И все вокруг неповторимо.

Не потому ль, что рядом ты.

Сгорают зори, тают зимы,

И для тебя цветут цветы.

Есть в Библии волшебная строка —

«Бог создал чудо из ребра Адама…»

И Ева, как библейская реклама,

Глядит с картин в грядущие века.

И замер рай от встречи с красотой.

Мир покорен видением прекрасным.

И нет покоя ни годам, ни расам

От женщины, рожденной сказкой той.

И расступилась перед нею тьма…

В какой бы образ Ева ни рядилась,

Она всегда и таинство, и милость,

И добрый свет для сердца и ума.

Я счастлив жить под этою звездой,

Где каждое мгновение нежданно.

Я нежно Еву называю Анной…

И Небо повторяет шепот мой.

Нам нельзя расставаться

Ни на час, ни на миг…

Мне не надо оваций,

Новых песен и книг,

Если нет тебя рядом,

Твоих слов, твоих глаз.

Словно кто-то все спрятал,

Что так радует нас.

Нам нельзя расставаться.

А иначе беда.

Я, как грустный Гораций,

Ухожу в никуда,

Где ни света, ни рая,

Только хлад декабря.

И я вновь умираю

В ожиданье тебя.

Потому что в разлуке

Боль находит меня.

И растеряны звуки,

И стихи без огня.

И в душе моей пылкой

Радость катится вниз…

Лишь с твоею улыбкой

Возвращается жизнь.

Человек не должен быть одинок.

Одиночество сердце ранит.

Я и дня бы прожить не мог,

Если б не было рядом Ани.

Если б не было мне звонков

От моих дочерей и внуков.

Если б мой осторожный зов

Понапрасну в душе аукал.

Человек не должен быть одинок…

У соседа в притихшей даче

Рядом только огромный дог

И надежность в глазах собачьих.

Никого в доме больше нет.

А верней – никого не стало.

Пронеслось мимо столько лет,

И душа уже ждать устала.

Вновь над дверью звонит звонок.

И сосед узнает мой почерк…

Человек не должен быть одинок

В этом хаосе одиночеств.

Под вечер дома стол накрою

И водружу коньяк на стол.

Поставлю баночку с икрою,

Что я в загашнике нашел.

Поднимут головы тюльпаны,

Как будто на дворе весна.

И если вдруг я ждать устану,

То пригублю из стакана́.

И закушу простой оливкой.

Присяду около огня.

А ты войдешь такой счастливой,

И счастьем озаришь меня.

Я обниму тебя…

Как будто

Не виделись мы много дней.

И прошепчу в тиши —

«Анюта,

Ну, проходи к столу скорей…»

У нас ни повода, ни даты,

Обычный вечер декабря.

Наверно, сердце виновато,

Что мне так плохо без тебя.

Я все с тобой могу осилить

И все могу преодолеть.

Лишь не смогу забыть Россию,

Вдали от дома умереть.

Как ни прекрасна здесь природа,

И сколько б ни было друзей,

Хочу домой.

И час исхода

Неотвратим в судьбе моей.

Когда вернемся мы обратно

В свои российские дела,

Я знаю, что ты будешь рада

Не меньше, чем уже была.

Но вдруг однажды к нам обоим

Придет во сне Иерусалим…

И если мы чего-то стоим,

Мы в то же утро улетим.

И, окунувшись в жаркий полдень,

Сойдем в библейскую страну.

И все, что было с нами, —

Вспомним.

И грусть воспримем, как вину.

Какое-то таинственное время:

Знать не дано, что ждет нас впереди.

То ли продлится пасмурное бремя

Всех тягостей, что встали на пути.

То ль разрешатся все проблемы века,

И просветлеют судьбы и страна.

…Вчера в лесу вдруг распушилась верба,

Хотя еще не началась весна.

Наверно, это добрый знак Природы,

И потому среди забот и дел

Вновь повторятся радостные годы,

И не обманет наступивший день.

Наступил наш юбилейный год…

Мы его отпразднуем однажды.

В день, когда последний снег сойдет

И пробьется к свету первый ландыш.

Юбилей – заветное число.

Грусть и радость – на одной странице.

Грустно потому, что все прошло.

Радостно, поскольку все продлится.

Но велик любви моей запас.

И судьба не обойдет нас чашей.

Все былое – остается в нас.

Все проходит – заново начавшись.

Нас с тобой венчал Иерусалим.

И пока ты рядом – жизнь неповторима.

Признаюсь в любви Иерусалиму,

Потому что здесь и я любим.

Этот город, как великий дар,

Принял я в свою судьбу и память.

И пока его улыбка с нами,

Мне не страшен никакой удар.

Мне не страшно встретиться с бедой,

Лишь бы ты была со мною рядом.

Лишь бы город доброты не прятал, —

Наше счастье под его Звездой.

Мы с тобою до последних дней

Под охраной города Святого.

Я хочу в тебя влюбиться снова,

Хоть нельзя уже любить сильней.

Мир тебе, Святой Иерусалим,

Озаривший светом наши души.

И пока ты рядом —

День грядущий,

Как твой взгляд, вовек неповторим.

На скалах растут оливы.

На камне цветут цветы.

Живут средь камней олимы[1],

Как рядом со мною – ты.

Я твой нареченный камень,

Крутой и надежный грунт.

Попробуй меня руками —

Почувствуешь, как я груб.

Но весь я пророс цветами.

И нежностью их пророс.

Со мной тебе легче станет

В минуты ветров и гроз.

Я твой нареченный камень,

Согретый огнем любви.

Когда же мы в бездну канем,

Ты вновь меня позови.

Я лишь теперь, на склоне лет,

Истосковался о минувшем.

Но к прошлому возврата нет,

Как нет покоя нашим душам.

Да и какой сейчас покой,

Когда в нас каждый миг тревожен.

Несправедливостью людской

Он в нас безжалостно низложен.

Прости, что столько долгих лет

Мы жили на широтах разных.

Но ты была во мне, как свет,

Не дав душе моей угаснуть.

И как бы ни были круты

Мои дороги, чья-то ярость, —

Я помнил – есть на свете ты.

И все плохое забывалось.

Я не знаю, много ль мне осталось…

Знаю – долгой не бывает старость.

Впрочем, сколько ни живи на свете,

Что-то продолжать придется детям.

Например, вернуть друзей забытых,

Что погрязли в славе иль обидах.

Дать понять врагам, что не простил их.

Я при жизни это был не в силах, —

То ли доброта моя мешала,

То ли гнев мой побеждала жалость…

Я не знаю, сколько мне осталось.

Лишь бы не нашла меня усталость —

От друзей, от жизни, от работы.

Чтоб всегда еще хотелось что-то.

Я счастлив с тобой и спокоен,

Как может спокоен быть воин,

Когда он выходит из битвы,

В которой враги его биты.

Мы вновь возвращаемся в город,

Где серп в поднебесье и молот.

Давай же – серпом своим действуй

По барству, по лжи и лакейству.

А там по традиции давней

Я молотом с маху добавлю.

Нам так не хватало с тобою

Российского ближнего боя!

Не все наши недруги биты,

Не все позабыты обиды,

Кому-то по морде я должен…

И что не успел – мы продолжим.

Адам и Ева были так наивны

И так чисты в желаниях своих,

Как непорочны перед небом ливни,

Когда земля благословляет их.

Все начиналось с яблока и Змея.

Былые годы стали вдруг пусты…

И, поразив рай красотой своею,

Сошла на землю жрица красоты.

Все начиналось горестно и трудно —

С греховной и таинственной любви.

Но жизнь явилась как начало чуда

И отдала им радости свои.

Спасибо Змею за его коварство,

За искушенье вдоволь и чуть-чуть…

На все века – и поражай, и властвуй,

Прекрасная греховность наших чувств.

В нас нет стыда, когда любовь во имя

Волшебных чар и радости людской.

И в наших генах буйствует поныне

Земная страсть, сменившая покой.

И мы уходим в древний мир преданий,

В метафоры пророческих камней.

И, не боясь вины и оправданий,

Чужую жизнь мы чувствуем своей.

2003

Я сбросил четверть века,

Как сбрасывают вес.

Луч из созвездья Вега

Ко мне сошел с небес.

И высветил те годы,

Что минули давно,

Где жили мы вольготно,

И честно, и грешно.

Еще в стране порядок,

И дальние друзья

Душою с нами рядом,

Как им теперь нельзя.

Еще у нефти с газом

В хозяевах – страна.

И нет гробов с Кавказа,

И не в чести шпана.

Еще читают книги

В трамваях и метро.

И не сорвались в крике

Ни совесть, ни добро.

Как жаль, что все распалось…

И братская земля

Теперь в крови и залпах.

И надо жить с нуля.

И все мои потери,

И горести твои

Уже стучатся в двери

С угрозой: «Отвори!»

Я сбросил четверть века

И ощутил себя

Азартным человеком,

Сорвавшимся с седла.

Нелегко нам расставаться с прошлым,

Но стучит грядущее в окно.

То, что мир и пережил, и прожил, —

Музыкой твоей освящено.

Жизнь спешит… Но не спеши, Иосиф.

Ведь душа по-прежнему парит.

Твой сентябрь, как Болдинская осень,

Где талант бессмертие творит.

Ты сейчас на царственной вершине.

Это только избранным дано.

То добро, что люди совершили, —

Музыкой твоей освящено.

Вот уже дожди заморосили.

Но земле к лицу янтарный цвет.

Без тебя нет песен у России.

А без песен и России нет.

Возраст никуда уже не денешь.

Ни продать его, ни подарить.

Нет такого бартера и денег,

Чтоб вернуть утраченную прыть.

Не считаю прожитые годы.

Возраст – состояние души.

Правда, ломит спину в непогоду

И пешком не мерю этажи.

Но когда искусство призывает —

В наших душах вспыхивает свет.

Кто тебе тогда года считает…

Возраста у вдохновенья нет.

Сколько спотыкался я и падал,

Только чтоб не разминуться нам!

И пока мы вместе,

И пока ты рядом —

Наша жизнь угодна Небесам.

И за этот долгий путь к надежде

Бог вознаградил мои труды:

Старые друзья верны, как прежде,

И враги слабеют от вражды.

Я не Нострадамус и не Мессинг.

Мне не предсказать своей судьбы.

Знаю лишь одно: пока мы вместе,

Будет так, как загадали мы.

Сколько б годы нам ни слали на дом

Горестей, испытывая нас,

Верую лишь в то – пока ты рядом,

Нам судьба за все добром воздаст.

Я не знаю, мало или много

Впереди у нас счастливых лет.

Но пока мы вместе – не предаст дорога,

Не устанет сердце, не сгорит рассвет.

В художнике превыше страсти долг,

А жизнь на грани радости и боли.

Но чтобы голос Неба не умолк,

Душа не может пребывать в неволе.

Твой перекресток – словно тень Креста.

Пойдешь налево – поминай как звали.

Пойдешь направо – гиблые места.

А позади молчание развалин.

Но ты остался возле алтаря.

И кто-то шепчет: «Божий раб в опале…»

Другие, ничего не говоря,

Тебя давно на том Кресте распяли.

Минует жизнь… И ты сойдешь с Креста,

Чтоб снова жить неистово в грядущем.

И кровь твоя с последнего холста

Незримо будет капать в наши души.

В художнике превыше страсти долг.

Превыше славы – к славе той дорога.

Но чтобы голос Неба не умолк,

Душа должна возвыситься до Бога.

Гадаю по книге поэта…

Страницу открыв наугад,

Вхожу в чье-то горькое лето

И в чей-то измученный взгляд.

Мне грустно от этих страданий,

От боли, идущей с лица.

И я, позабыв о гаданье,

Читаю стихи до конца.

И вновь открываю страницу,

Чтоб сверить с судьбою своей

Летящую в прошлое птицу

Среди догоревших огней.

Гадаю по книге поэта,

А кажется – просто иду

По улице, вставшей из света,

Хранящей ночную звезду.

По жизни, ушедшей куда-то,

И памяти долгой о ней.

Иду, как всегда, виновато

По горестям мамы моей.

И весь я отныне разгадан,

Открыт, как вдали облака.

Иду от восходов к закатам,

Пока не погаснет строка.

Ты любил писать красивых женщин,

Может, даже больше, чем пейзаж,

Где роса нанизана, как жемчуг…

И в восторге кисть и карандаш.

И не тем ли дорого искусство,

Что с былым не порывает нить,

Говоря то радостно, то грустно

Обо всем, что не дано забыть?

И о том, как мучился художник

Возле молчаливого холста,

Чтобы, пересилив невозможность,

Восходила к людям красота.

Сколько ты воспел красивых женщин!

Сколько их тебя еще томят…

Если даже суждено обжечься,

Жизнь отдашь ты

За весенний взгляд.

Потому что в каждый женский образ

Ты влюблялся, словно в первый раз.

Буйство красок – как нежданный возглас,

Как восторг, что никогда не гас.

Все минует…

Но твою влюбленность

Гениально сберегут холсты.

И войдут в бессмертье поименно

Все,

Кого запомнил кистью ты.

Говорят, при рожденье любому из нас

Уготована участь своя.

Кто-то взял у отца синеву его глаз

И умчал с ней в чужие края.

Кто-то добрым характером в маму пошел.

Но не в славе теперь доброта.

Как бы ни был наш путь и тернист, и тяжел, —

Все равно жизнь – всегда высота.

Уготована каждому участь своя.

Я о милости Бога молю,

Чтоб в России не гибли ничьи сыновья.

Не скатилась надежда к нулю.

Будьте счастливы, люди, во веки веков,

Если даже все будни круты.

Отболят наши души от новых оков,

От позорных оков нищеты.

В том, что рядом твое крыло,

Я, наверно, судьбе обязан.

Мне на светлых людей везло,

Как старателям – на алмазы.

Мне на светлых людей везло,

Как на музыку – речке Сетунь.

И, когда воцарялось зло,

Я спасался их добрым светом.

Говорят, чтобы сильным быть,

Надо, чтобы душа парила…

Ну, а мне по земле ходить,

У нее набираться силы.

И во власти земных красот

Время жизнь мою подытожит…

Мне на светлых людей везет —

Я ведь с ними светлею тоже.

Скучаю по Советскому Союзу.

Грущу по незабытым временам,

Когда впервые мне явилась Муза,

Когда душа молилась именам…

Мы были и доверчивы, и робки.

И простодушны были, и смелы.

Как мнут теперь нас на дорогах пробки,

Так мяли в прошлом властные углы.

Я не хочу возврата к давним страхам:

Под чьим-то взглядом петь или дружить.

Былая жизнь вдруг обернулась прахом.

Но что-то же под ним осталось жить.

Скучаю по Советскому Союзу.

Не по ТОМУ, что нам держал петлю,

А по ТОМУ, что подарил мне Музу.

И не сводил всю жизнь мою к рублю.

Скучаю я по молодости нашей,

Что не умела рвать завидный куш.

Скучаю по наивности вчерашней.

И по всеобщей родственности душ.

А ныне на экране взлет нежданный

Империи цинизма, страха, зла…

Я не хочу, чтоб с этого экрана

Мне прямо в душу чья-то кровь текла.

И я живу в соседстве с завистью,

В ее безжалостном кругу.

Спасаясь, как Астафьев затесью:

«Да я вас всех видал в гробу…»

И эта ярость мимолетная

Не подведет меня и впредь.

Россия – как площадка взлетная,

Да только некуда лететь.

Какими ни были б пророчества, —

Здесь все мое – земля, нужда…

Здесь всенародно одиночество.

И так общительна вражда.

Не жду, чтобы лишила отчества

Меня заморская земля.

И здесь уже мне жить не хочется.

И ТАМ нет жизни для меня.

Крещенскую полночь

Встречает нежданно метель…

И кружится снег

Посреди колокольного звона.

Вхожу в неземную его акварель,

Где небо склонилось

Над миром влюбленно.

Крещенская полночь —

Пора ожиданий и грез.

И светится Образ

Над нашей душой и молитвой.

И в очищенье невидимых слез

Все горькое в нас

Прощено и забыто.

Прости, что я в тебя влюблен

Уже под занавес, в финал…

Всю жизнь блуждая меж имен,

Я на твое их поменял.

Я выбрал имя неспроста —

Оно из Пушкинских времен,

Из грустной музыки, с холста

И с чудодейственных икон…

Но полон тайн открытый звук…

Хочу понять – что он таит?

То ли предчувствие разлук,

То ль эхо будущих обид.

И, чтоб развеять этот страх,

Я повторяю имя вслух…

И слышу свет в твоих глазах

Так, что захватывает дух.

В то утро море неспокойно было,

И так шумел у берега прибой,

Как будто где-то батарея била,

И волны эхо принесли с собой.

Но вот встает мой давний кореш Женька

И медленно ступает на песок.

Вслед вытянулась тоненькая шейка.

Он краем глаза шейку ту усек.

Мы были с Женькой веселы и юны.

Нам шла тогда двадцатая весна.

Вот он на пену по привычке дунул

И в синий вал метнулся, как блесна.

О, сколько раз уже такое было:

И эта синь, и этот спор с волной.

Но как бы даль морская ни манила,

Он чувствует свой берег за спиной.

Волна то вскинет Женьку, то окатит…

И я плыву к нему наперерез.

И вот уже вдвоем на перекате

Мы брошены волною до небес.

А после, как с любительских открыток,

Выходим мы из кайфа своего.

И море провожает нас сердито,

Как будто мы обидели его.

И падаем на раскаленный берег

Среди бутылок «пепси» и конфет.

И в этот миг миролюбиво верим,

Что лучше моря счастья в мире нет.

Как трудно возвратиться вдруг

В былую жизнь, к былым потерям.

А что там – ложь или испуг?

И дома нет – остались двери.

И что в минувшем – кроме книг,

Познавшим эшафот Главлита?

И кто услышит давний крик,

Сошедший в душу, как молитва?

Господь нам завещал терпеть

И не держать на сердце камень.

Пока бесспорна только смерть.

А жизнь по-прежнему лукавит.

И все ж спасибо за урок,

Что мы стыдливо извлекаем

Из ваших убиенных строк,

Уже забыв, а был ли Каин?

И даже выслали голос,

А имя снесли с афиш.

И жизнь ее раскололась

На прошлое и Париж.

Чужие моря и суши

Делила среди обид.

А как поделить ей душу,

Когда она так болит?

Пусть время за нас доспорит.

Но помню я до сих пор,

Как люди чужое горе

Легко возвели в позор.

Кто знал, как она страдала,

Лишив нас в недобрый час

Своей красоты и дара,

Печально лишаясь нас.

Но сердце, как верный берег,

Где музыка и друзья…

В Россию лишь можно верить,

А жить в ней давно нельзя.