Глава пятая, в которой мы узнаём, что цепи дружбы сковывают не слабее прочих цепей

Когда я вышла у родного крыльца, дождь уже кончился. На террасе нервно прохаживался отец; завидев меня, он всплеснул руками и поспешил навстречу.

– Несносная девчонка! И что с тобой эти дни творится? С чего ты опять убежала? Мы уже отправили слуг тебя искать! – Сердитому тону немного не соответствовали объятия, в которые меня не замедлили заключить. – Но ты не слишком промокла, как я погляжу! Чей это экипаж?

Значит, Том никому ничего не сказал…

– Мистера Форбидена. – Я кивнула кучеру, который, откланявшись, вновь вскочил на облучок и щёлкнул кнутом, понукая коней. – Он встретил меня… в полях. Любезно одолжил экипаж.

– А где же он сам?

– Решил вернуться домой. Пешком.

– В ближайшее же время навещу его, дабы выразить благодарность, – сердечно изрёк отец.

– И, возможно, я составлю вам компанию, мистер Лочестер, – негромко произнёс кто-то за моей спиной. – Признаться, слухи и домыслы касательно личности нашего нового соседа изрядно меня заинтриговали.

Склонив голову, я обернулась – и присела в реверансе:

– Милорд…

Отец Тома, как всегда, без улыбки глядел на меня.

Поджарый и статный, с бледным, гладко выбритым лицом, с тёмными, без блеска, глазами – лорд Чейнз всегда чем-то меня пугал. Отчасти ещё и потому, что был магом. Однажды он даже колдовал при мне; я до сих пор помню, как сквозь белый шёлк его рубашки пробивалось алое свечение магической печати, украшавшей его руку сияющим клеймом, проявлявшейся, когда её владелец использовал свой дар.

– Добрый день, Ребекка, – промолвил лорд Чейнз бесстрастно. – А вы похорошели.

– Благодарю, милорд, но вы льстите мне.

Матушка была бы мной довольна. В кои-то веки я не поднимала глаз, что могло бы сойти за смущение.

Впрочем, довольство её было бы весьма непродолжительным.

– Мистер Лочестер, вы не будете против, если я немного пройдусь по саду в сопровождении вашей дочери?

Отец удивлённо вскинул голову – одновременно со мной.

– Сейчас?..

– Боюсь, стоит вашей супруге её увидеть, и нам будет не до этого.

Страдальчески ущипнув себя за бакенбарды, отец кивнул.

– Мисс Лочестер, не откажетесь составить мне компанию?

Всё-таки удосужился спросить. Надо же.

Я кивнула, первой направившись к яблоневой аллее.

– Том рассказал мне всё, – заговорил граф, когда мы отошли достаточно далеко. – Как о вчерашнем вечере, так и о сегодняшнем утре.

Я молчала, каждым шагом вминая в гравий ещё одну снежинку мокрых яблоневых лепестков, следя за отблесками света на рукояти его трости.

– Я насилу удержал его от того, чтобы поведать об этом… инциденте всем вокруг. Окружающим ни к чему об этом знать. Мой сын глубоко раскаивается в случившемся, и я не смог бы покарать его больше, чем он карает себя. Однако я знаю, мисс Лочестер, что вы – человек с железной волей. Такие люди не склонны легко прощать… и легко ломаться под давлением обстоятельств. Я знаю, вы способны отвергнуть предложение моего сына, невзирая на то, что за это вашу жизнь обратят в преисподнюю. Более того, я знаю, что в крайнем случае вы вполне способны порвать с этой жизнью и пуститься в вольное плаванье… но к чему такие жертвы?

– Я понимаю, куда вы клоните, милорд, однако…

– Ребекка, подумайте, что мой сын… что мы предлагаем вам. Богатство. Уважение. Безбедную жизнь. Такую любовь, которую вам вряд ли сможет дать кто-либо ещё. Разве это так плохо?

Bouche de miel, coeur de fiel[7], – подумала я.

– Диких птиц не утешит то, что их клетки сделаны из золота.

– Понимаю, – вздохнул граф, вроде бы действительно вполне понимающе. – Ну что ж, давайте рассмотрим следующий вариант. Вы отвергаете предложение Тома, надеясь на мифический брак по любви. Однако вероятность того, что вам посчастливится встретить человека, которого полюбите вы и который полюбит вас, ничтожно мала, равно как и вероятность того, что ничто не помешает вам сочетаться законным браком. Зато вам будет обеспечено кое-что другое: презрение со стороны всех членов вашей семьи… да-да, всех. Поубавьте скептицизма во взгляде: ваш отец надеется на этот брак не менее вашей уважаемой матушки.

Спохватившись, я снова опустила глаза.

– Да, презрение, – явно смакуя это слово, повторил граф, – и, возможно, разрыв родственных связей. А также муки совести, которая до конца ваших дней будет неустанно напоминать вам о том, как вы одним неосторожным словом убили своего друга.

Не понимая, о чём он, я недоумённо повторила:

– Убили?..

– Молодые люди нынче так категоричны. – Граф пожал плечами: – Порой они предпочитают смерть жизни без любимой. О чём и пишут в своём дневнике, думая, что достаточно надёжно его спрятали… – Заметив, что я отстала, он обернулся: – Что с вами, мисс Лочестер? Вы будто побледнели.

Я кое-как разомкнула пересохшие вдруг губы:

– Том этого не сделает.

– Романтические истории оказали пагубное влияние на его сознание. Вы наверняка помните, какое впечатление произвёл на него образ Вертера[8]. Романтизм, повальное увлечение вашего времени… Вы, кажется, тоже его не избегли. Помнится, читали ему отрывки вслух…

– Том этого не сделает!

– Я бы на вашем месте хорошенько взвесил все за и против, Ребекка. На одной чаше весов – жизнь, о которой многим дано только мечтать. На другой – ничего, кроме боли и унижения. И ради чего? Ради призрачной… свободы. – Граф резко отвернулся, взметнув полами сюртука; его тон ясно дал понять, сколь низко он оценивает последнее понятие. – В ваших руках возможность спасти две юные жизни – или погубить. Думаю, уже завтра Том повторит своё предложение, но сегодняшний день… Я дарю вам это время, мисс Лочестер, чтобы вы могли принять правильное решение.

Так и не найдя в себе сил двинуться с места, я молча смотрела в черноту его удаляющейся спины.

И найденные в карете силы сказать «нет», казалось, удалялись вместе с ним.


Я смутно помню, как меня отчитывали за побег из дома; как я сидела в гостиной, слушая Джона, распевающего душещипательную арию под фортепианный аккомпанемент Бланш; как, снова сославшись на головную боль, шла в свою спальню.

Я отправилась в гостиную, надеясь поговорить с Томом, но его там не было. Лорд Чейнз объявил, что его сын дурно себя чувствует. Значит, разговор откладывался до завтра, и я слабо представляла себе, каким он будет. Не начинать же беседу с вопроса: «Том, это правда, что, если я отвергну твоё предложение, ты покончишь с собой?»

Глупость какая. И почему, рассказывая мне это, лорд Чейнз был так спокоен? Он никогда не проявлял сильных эмоций, но речь идёт о жизни его сына! Возможно, это просто шантаж…

А возможно, и нет.

Я почти не спала: мало того, что вихрь лихорадочных мыслей всю ночь заставлял меня ворочаться с боку на бок, так ещё и ночную тьму периодически с грохотом рассекали змеистые лезвия молний. Впрочем, в какой-то миг я всё-таки забылась сном.

Но из объятий Морфея меня вырвал крик отца:

– Ребекка, ты цела!

– Что? – Я рывком села в постели. – Отец, что случилось?

Не отвечая, он схватил дрожащими пальцами мою руку.

– Волк, – выдохнул он наконец. – И… Элиот.

– Элиот? Что с ним?!

– Мы нашли его во дворе. Дверь в холл была открыта. Видно, он зачем-то вышел из дому, и зверь…

– Он жив?

Отец не ответил – и я похолодела.

– Хорошо хоть ты цела, – тихо проговорил он.

– Но с чего мне должна была грозить опасность? Я же не выходила из дому!

Отец замялся – а я вдруг увидела, что за порогом спальни толпятся домочадцы и даже некоторые гости, увлечённо разглядывающие дверь моей комнаты.

Поспешно накинув поверх ночной рубашки длинную шаль, я подошла ближе. Пригляделась к тому, на что устремлены были все взгляды.

И отчётливо различила на тёмном дереве следы клыков и когтей кого-то, кто очень хотел прорваться внутрь.

Загрузка...