Одну из стен кабинета Алдена занимало огромное изогнутое окно, выходящее на серебристое озеро. Остальные стены представляли собой аквариум от пола до потолка. Софи сидела напротив Алдена в большом кресле, а тот расположился за столом, заваленным книгами и свитками. Тревога сжимала грудь, и водяные стены словно сжимались.
Судорожно вздохнув, она напомнила себе, что не тонет, и указала на стопку человеческих газет рядом с ее креслом. Некоторые статьи были обведены красным и затем перечеркнуты.
– Следили за новостями?
– Искал тебя. – Он достал из стола еще одну газету и показал Софи статью с обведенной фотографией. Фотографией Софи.
– Вы не знаете, кто вам это прислал? – спросила та.
– Есть пара догадок. Волноваться не о чем.
– Вы постоянно так говорите, – в ее голосе чувствовалось раздражение.
– Потому что так и есть.
Софи вздохнула:
– Ладно, если выясните, может, поймете, как репортер обо мне узнал. Мои родители ужасно расстроились.
Алден печально взглянул на нее, и у нее заболело сердце.
– Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду, – сказала она, когда Алден уже открыл рот. Ей нужно было произнести это самой. Только так она сможет пережить это. – Вы хотите сказать, что я им не родная. – В груди заныло, едва слова сорвались с губ, словно вместе с ними она лишилась части себя.
– Да, я хотел это обсудить, – по его лицу скользнула тень. – Но на самом деле нам нужно поговорить о том, почему ты больше не сможешь с ними жить.
Слова поплыли в ее голове, совершенно бессмысленные.
Алден подошел к ней и, опершись о кресло, взял за руку.
– Мне очень жаль, Софи. Мы еще никогда с таким не сталкивались, и идеального решения нет. Ты не сможешь вечно скрывать свои способности, особенно когда они станут сильнее. Рано или поздно кто-нибудь заподозрит, что ты другая, а мы не можем этого допустить – и ради твоей безопасности, и ради нашей. Совет узнал, что ты существуешь, и они приказали тебе переехать сюда. Немедленно.
С каждым словом Софи бледнела все сильнее.
– Ох…
Простой выдох не выразил ее чувств, но она не знала, что можно сказать. Часть ее отказывалась верить Алдену – отказывалась принять невозможное. И той же части хотелось пинаться, кричать и рыдать, пока ее не вернут домой, к семье.
Но делать этого не позволял тоненький голосок разума.
Где-то глубоко-глубоко внутри – под страхами, под болью, под тоской – она понимала, что он прав.
С пяти лет каждый ее день проходил в бесконечном страхе быть раскрытой. И она не знала, сколько еще так продержится. Головные боли от чужих мыслей становились почти невыносимыми, и если они усилятся…
Что уж говорить об одиночестве. Рядом с родителями она чувствовала себя чужой. У нее не было друзей. В человеческом мире ей не было места, и она устала делать вид, что это не так.
Но понимание этого не облегчало боль. И не прогоняло страх.
– Я смогу видеться с семьей? – спросила она, пытаясь хоть как-то отвлечься от переполняющего ее ужаса.
Алден, не поднимая глаз, покачал головой.
– Прости. Боюсь, не получится. Мы не просто так называем территории людей «Запретными городами». Доступ туда строго ограничен. К тому же они будут думать, что ты умерла.
Она вскочила на ноги, сама того не заметив.
– Вы собираетесь меня убить?!
– Да… по крайней мере, для твоей семьи и для всех остальных людей.
Несколько секунд она была слишком потрясена, чтобы говорить, – разум переполняли жуткие образы надгробных плит с надписью «Здесь покоится Софи Фостер». Но кое-что было даже хуже.
Она закрыла глаза, отчаянно пытаясь отогнать от себя ужасающую картину, но та становилась лишь четче: ее родители, рыдающие у могилы.
– Вы не можете поступить так с моей семьей, – прошептала она, смаргивая слезы.
– Нам придется. Если ты исчезнешь, они всю жизнь будут искать тебя. Это привлечет слишком много внимания.
– Но вы хоть понимаете, что с ними станет?!
– Мне жаль, но другого способа нет.
Софи не желала в это верить. Эльфы умеют путешествовать с солнечным светом, читать эмоции и проникать в мысли. Должен найтись способ уберечь ее родителей от страданий.
Внезапно ее осенила ужасная идея:
– Вы можете заставить их забыть обо мне? Как будто меня никогда и не было?
Алден прикусил губу.
– Это сложнее, но тоже возможно. Но будет ли это лучше? Им придется переехать. Они потеряют работу, дом, всех друзей…
– Лучше так, чем оплакивать смерть собственной дочери.
Ее слова явно задели Алдена – он отвернулся и уставился на аквариум.
– А как же ты? – спросил он через какое-то время. – Ты любишь их, Софи. Если мы сотрем тебя из их памяти, они не будут скучать, не будут даже знать о твоем существовании. Тебе это будет тяжело пережить…
Одинокая слеза скользнула по ее щеке.
– Да. Но только мне. А им… – Она расправила плечи и сжала зубы. – Для них так будет лучше.
Алден обернулся к ней с явной печалью в глазах:
– Если таково твое желание, то так мы и поступим.
– Спасибо, – шепнула она, едва веря в собственные слова. От всего происходящего мозг отказывался соображать.
Неужели она действительно согласилась, чтобы ее жизнь полностью стерли?!
Она вновь тяжело опустилась в массивное кресло и вытерла слезы.
– Можно мне с ними попрощаться?
Алден покачал головой:
– Совет категорически запретил мне пускать тебя в человеческий мир.
Комната закружилась; из горла Софи вырвался всхлип. Когда она уходила утром в школу, то даже не думала, что больше никогда не увидит родителей. Это было уж слишком.
– Пожалуйста. Мне нужно попрощаться.
Алден долго изучал ее лицо и лишь затем кивнул:
– Я не могу отвести тебя сам – это грозит трибуналом. Но я могу сообщить Совету о смене планов на двадцать минут позже и отправить с тобой Фитца. Перед уходом не забудьте переодеться и не попадайтесь никому на глаза, иначе он сильно пострадает. Справитесь?
Софи кивнула, продолжая вытирать слезы:
– Спасибо.
Алден спешно подошел к двери и, позвав Фитца, начал объяснять ему, что происходит, но Софи не могла сосредоточиться. Она думала только о том, что скажет родителям.
Как можно попрощаться со своей семьей?!