Предварение
С самого детства старший брат водил меня в театр, но это было уже после того, как мама привела туда нас обоих. С тех самых пор любовь к артистическому миру, театральной сцене, огням рампы навсегда поселилась в моём сердце. Для меня почти не имело значения, куда мы пойдём смотреть представление, потому что я даже уличные балаганные выступления мог смотреть с открытым ртом. Любая сцена казалась мне другим миром, сказочным, волшебным, куда обычному человеку хода нет. Только актёрам, на которых я смотрел как на божеств. С поднятием занавеса для меня начинались чудеса, каким бы бедным ни был театр, какой бы ни шёл спектакль, как бы плохо и невнятно актёры не играли. Я всё равно продолжал видеть чудеса там, где никто другой их не замечал. Пусть бы неудачное представление освистали, а критики отметили сотни недостатков, для меня актёры всё равно оставались идеальными людьми, носящими в своём сердце отпечаток божественности. И я смотрел представление, затаив дыхание, боясь шевельнуться, чтобы тем самым не спровоцировать исчезновение чудесного. Двухчасовое представление ужималось для меня до нескольких минут, и некоторое время после окончания спектакля я ходил как оглушённый, перебирая в уме лучшие моменты или заново проигрывая забавные сценки. С нетерпением ожидал, когда снова смогу прикоснуться к этому волшебному миру, и вдвойне приятнее было, когда это случалось неожиданно. Например, мама уже приносила нам билеты, или Генри вёл меня на прогулку, и каким-то непостижимым образом мы оказывались рядом с театром и шли покупать билеты на сегодняшнее представление. Я даже играть любил больше всего в театр и изображал из себя актёра, выдавая реплики из любимых спектаклей, либо придумывая что-то своё, оригинальное, но всегда я предпочитал сценический мир чудесного.
Чем старше я становился, тем больше самостоятельности и независимости во мне проявлялось. Я всё чаще стал приходить туда, куда желал, пользуясь любым возможным случаем, потому что брат всё реже составлял мне компанию. Он не видел смысла ходить на один и тот же спектакль повторно. Мне же всякий раз удавалось отметить в повторке нечто новое, потому что не сюжет и не смысл того, что режиссёр хочет донести до зрителя, стояли для меня на первом месте при посещении театра. Я приходил ради самого театра, сценического действа и игры актёров, которые всякий раз играли по-разному, ведь не могли же они дублировать себя изо дня в день. Сегодня у них идёт всё как по маслу и некоторые превосходят самих себя, а завтра мы увидим, что они работают через силу, что кто-то толкнул декорации, произнёс что-то невпопад или забыл застегнуть часть одежды. Ради удовольствия выучил я многие роли и мог изображать из себя то одного, то другого героя, проживая чужие жизни, потому что это мне было приятно и интересно, а иногда я просто копировал чью-нибудь манеру. Я упивался тем, что могу так забавно передразнивать некоторых актёров. У меня это всегда выходило крайне удачно.
И конечно, я представлял множество раз, как зрители аплодируют именно мне, как величайшему актёру, будто это я только что отыграл спектакль, превзойдя сам себя в главной роли.
Уже в двенадцать лет я твёрдо решил, что хочу стать великим актёром, и начал уделять много времени тому, что следует актёру знать – декламации, физкультуре, английскому языку. Литературу и искусства я уважал, а вот на уроках математики и точных наук вёл себя безобразно, и учителя, не переставая, жаловались моей матери. Но я был уверен в том, что знаю, что именно мне нужно, и на всё остальное не желал понапрасну тратить времени.
Я мечтал стать актёром и верил в свою счастливую звезду. Не скрою, что в пору юности я был очень тщеславен. Я только и делал, что грезил о славе и о том, как весь Лондон будет поклоняться мне, как меня и мою потрясающую игру будут превозносить, и все, кто были до меня, померкнут перед моим величием.
Я начал со школьного драматического кружка, а позднее сменил несколько актёрских курсов, но едва ли принимал то, что говорили мне более опытные наставники. Я не желал прислушиваться ни к кому, ни к чему, уверенный в собственном оригинальном стиле и воистину безграничном таланте. Слишком поздно пришло осознание того, как я жалок как актёр, но мечта никуда не делась. По собственному высокомерию пропускал я мимо ушей ценные уроки мастеров своего дела, которых презирал, уверенный в том, что все они как один хотят подавить мою индивидуальность.