Казалось, что мой мозг в черепной коробке превратился в кашу. Ни единой здравой мысли, лишь нескончаемые междометия, перемежающиеся многозначительной абсолютной тишиной. Хотелось скукожиться, скрючиться до состояния эмбриона и ничего больше не знать, кроме жизни. Просто жить…
Мама, какого дохлого гоби, это сейчас было?
Да ну нет. Камэла бы мне сказала… точно бы сказала, если бы Дар был…
Снова запнулась, потеряв направление едва проклюнувшейся способности мыслить. Огляделась по сторонам. Узкий коридор. Высокие прямоугольники ярких окон. Сейчас, кажется, направо…
Повернула и расслабленно выдохнула, услышав голоса моих детей, правда, едва различимые. Но доказывающие, что их мать не заблудилась и идёт в верном направлении.
Переходя на бег, краем глаза разглядела своё взъерошенное отражение в огромном настенном зеркале.
Затормозила. Нужно было привести себя в порядок. Пока походила на городскую сумасшедшую. Ещё этот балахон…
Пригладила жёсткие, местами даже успевшие сваляться волосы. Это все Дарклай с его манией покупать все самое дорогое и исключительное. Привыкла мыть голову каждый день, да ещё и запредельно восстанавливающим шампунем – теперь вот наслаждайся. Сутки без шампуня и на моей голове можно смело селить сантонайских пари. Думаю, такое гнездо этим лупоглазым чешуйчатым подобиям птиц приглянулось бы…
Закончив с волосами, скривилась, разглядев в уголке губ красный кровоподтёк. Нет. Кровь не моя. Кошака…
Вспомнила, какую бяку в рот взяла. Тут же захотелось сплюнуть. Но вокруг было слишком пафосно. Я хоть и в стане врага, но такую роскошь портить не решусь. Мало ли… ещё и выплачивать заставят…
А у меня деньги, конечно, есть, но их вряд ли хватит хотя бы на метр такого ковра.
Поэтому я сглотнула набежавшую слюну и, облизав палец, стёрла засохшую кровь. Завершила сеё действо рукавом балахона. На нем видно не будет, он же как раз в цвет…
Поймала на себе свой же отражённый испуганный взгляд. Зеленые…
У Саркорая тоже зеленые глаза…
Но вряд ли это что-то доказывает…
Тем более, что у Дарклая синие…
Ты только вернись, а я дождусь и спрошу. Только вот вспомнить бы, как я жила без тебя. Как я вообще жила?
Паника…
Засунуть бы ее в ту же чёрную дыру.
Как же я теперь ненавижу эти чёрные дыры и кентанцев. Особенно кентанцев.
Попрыгала на месте, дёргая руками и тряся головой.
Сейчас мне для того, чтобы продолжать верить, нужно очень много сил и изрядная доля невменяемости. Пока могу похвастаться переизбытком последней.
Нужно держать себя в руках и больше не срываться. Нужно помнить о том, что наши жизни зависят от этого ублюдка.
Но это временно.
Поэтому улыбаемся и топаем к детям.
Вздохнула и, в последний раз кинув взгляд на своё воодушевленное отражение, с места перешла на бег. Тело требовало действия, но действовать пока было некуда. Так что хотя бы побегаю.
Бегать в этом широком балахоне в принципе было удобно. Только вот развивающийся подол пару раз цеплял стоящие на полу убивающие своей утонченностью вазы. Благо сноровки хватало тормозить и ловить летящее вслед за мной творение иноземной мысли.
Дверь в детскую была приоткрыта. Я остановилась, прислушиваясь. Из-за двери доносились дружные скандирующие голоса малышей, прерываемые слабыми протестующими неуверенными «нет» гебронца:
– Блины! Блины!
– Ну, у меня не получится.
– Это просто, – заявила Кэти. – Мама их за десять минут жарит.
– Нет. Я не спорю, – отозвался Пиксли. – Но с вашей мамой соперничать не стану. Я даже не уверен, что правильно понимаю, что вы от меня хотите.
– Вы же взрослый, – уверенно заявил Поль. – Да ещё и наш нянь. Все няни, которые взрослые, умеют печь блины.
– О, космические силы, давайте дождёмся тренера… вашу мама и…
– Я уже тут, – решив больше не мучать иноземца, отозвалась я, открывая дверь.
– Мама!
– Мамуля!
– Мамочка!
– Мои родные, – прижав детей к себе, прошептала я в чью-то макушку.
– Мама, а мы хотим блины, – обхватив мое лицо своими маленькими ладошками, сообщила Кэти.
– Но дядя Пиксли не хочет их нам напечь, – обиженно протянул Поль.
– Не не хочет, – тихо уточнил Ифа. – Дядя Пиксли не может готовить блины.
– Ты нам наготовишь блинчиков, мамочка любимая? – дружно заканючили дети, уставившись на меня одинаково огромными невинными глазёнками.
Отказать было невозможно. Но соглашаться затруднительно. Где и на чем печь? К тому же я ещё не до конца разобралась в качестве кого мы здесь и насколько широки рамки дозволенного. Растерянно огляделась по сторонам. Встретилась взглядом с измученным, но заметно посвежевшим гебронцем. Тот растерянно кивнул:
– Тренер Свон, вы не представляете, насколько я рад вас видеть! Мне о стольком нужно у вас спросить, – всплеснул руками иноземец и опустился на стул.
– Аналогично, – не отводя глаз от гебронца, ответила я.
Тот, видимо почувствовав неладное, как-то весь подсобрался.
– Но не сейчас, – растянув губы в улыбке, произнесла я, – Сейчас блины.
– Да! – заголосил, нарезая круги по комнате, радостный Поль.
– Мама, ты хорошая и красивая! – восхищенно воскликнула Кэти и побежала догонять брата.
– Самая красивая и самая хорошая, – тихо прошептал стоящий возле меня Ифа.
– Только вот где здесь кухня? – растерянно взглянув на гебронца, спросила я.
– Позвольте, я вас провожу, – голос, шершавый и какой-то песочный, прозвучавший так неожиданно в детской, заставил меня обернуться, а детей замереть на месте.
У двери стоял тот самый закутанный по самые глаза в желтый балахон иноземец, который вроде как не говорил.
– Проводите? – на автомате переспросила я, пытаясь вот уже в который раз определить расовую принадлежность иноземца. Как-то мне совсем не по себе, когда не знаю расу субъекта, с которым вынуждена общаться. Не знаю откуда у меня это. Но когда знаешь расу, ее особенности, можешь предугадать, чего вообще ждать от иноземца. И тогда как-то легче становиться что ли…
– Да. Следуйте за мной, – повернувшись, попросил жёлтый и, махнув тонким чешуйчатым хвостом, вышел из детской.
– Дети, от меня далеко не отходить, – стараясь не нагнетать атмосферу, попросила я. Не хотелось, чтобы малыши осознали, что мы в опасности, но и в неведении их оставлять опасно. – Мы в гостях. Так что давайте вести себя воспитанно. Хорошо? – посмотрев строго на притихших малышей, попросила я.
– Да, мама, – дружно отозвались посерьезневшие карапузы.
– Ну, вот и умнички. Пиксли, вы с нами?
– Конечно. Куда же я от вас? Тем более, что господин мне голову оторвёт, если с… – гебронец осекся и как-то резко посветлел.
– Ну, вставайте тогда. Чего расселись? – как можно беспечнее воскликнула я. Стараясь не вникать в смысл сказанного и не читать эту слишком знакомую растерянность в глазах застывшего иноземца.
Жарить блины было привычно. Но это занятие как-то совсем не клеилось с происходящим вокруг. С этой огромной кухней и притихшими карапузами, сидящими за огромным деревянным столом. А ещё чересчур часто вздыхающий Пиксли и молчаливая желтая фигура справа на периферии моего зрения.
Первые три блина получились гномам…
Потом дело кое-как пошло, но, в очередной раз сняв блин и положив его в стопку таких же, схватилась рукой за сковороду и обожгла ладонь. Вообще не знаю, о чем я думала, когда это сделала. Но было больно. Очень. Зашипела, не в силах сдержаться. И затрясла рукой… лишь бы не расплакаться.
Дети болтали с Пиксли, уплетая румяные блинчики. Так что ничего не заметили. Я налила на раскалённую сковороду тесто и, поставив на огонь, поднесла руку к губам и лизнула покрасневшее место. На мгновение жжение прекратилось. Ничего, заживет…
– Дай посмотрю, – голос возникшего из ниоткуда кентанца заставил вздрогнуть и отшатнуться от высокой фигуры, нависшей надо мной. Едва на плиту не запрыгнула. А кентанец обхватил рукой за талию и, наклонившись ещё ниже, прошептал:
– Ну-ну, тише. Мы же не хотим распугать малышей. Правда?
Я кивнула. С каким-то отупением наблюдая, как чернеют края блинчика, который нужно было переворачивать.
– Давай руку, – прошептал иноземец.
Я подняла сжатую в кулак руку. Сейчас ожог не ощущался. Все перебивала подкатывающая дурнота от ощущения тепла, исходящего от тела кентанца.
– Будет волдырь, – констатировал кошак, разглядывая мою покрасневшую ладонь. – Заглянешь в эргокамеру. А пока…
Он облизал мою ладонь. Медленно. Да ещё и несколько раз. У меня задёргался правый глаз, а в остальном даже не шелохнулась, удивляясь своей выдержки.
Кентанец же подзависал ещё пару секунд над моей рукой, потом разжал пальцы и наконец отошёл в сторону. Я молча взяла сковороду за ручку и, приподняв ее над плитой, закрыла глаза, пытаясь не представлять насколько это было бы приятно огреть белобрысого…
Из пограничного состояния меня вывел все тот же кентанец, предложивший:
– Кто хочет прогуляться?
– Мы! – тут же заверещали Кэти и Поль.
– Мама, а можно? – спросил ответственный Ифа.
Я оглянулась, отставив ненужную более сковороду.
– Конечно, мама не будет против, – оскалившись, ответил за меня довольный кошак. – Четь, помоги гостям подготовится к прогулке. А после проводи к западным воротам.
– Да, господин, – отозвался молчавший до сего момента желтый.
Больше не сказав ни слова, кентанец вышел, прихватив с собой свёрнутый треугольником блин.
Может подавиться? Вряд ли, да?
– Мам, гулять весело. Там столько снега. Вот даже не поверишь сколько! А эти… ну, как их? – запрыгав на месте, вопросил Поль.
– Васпоги, – обречённо напомнила я.
– Да, васпоги! Они обязательно тебе понравятся! – пообещал мальчик.
– Они мохнатые, – обняв себя и мечтательно закатив глаза, прошептала Кэти.
– Мы с дядей Пиксли почти достроили замок, – скромно сообщил Ифа. – Сможешь посмотреть. Это чёрный замок папы…
На последних словах малыша я вздрогнула. Вдруг осознав новые грани катастрофы – дети привыкли к тебе…
Только попробуй не вернуться…
Мне, наконец вернули мою сумку с вещами. Переоделась. Как оказалось, наличие нижнего белья – это тоже счастье.
Оделась сама. Запаковала карапузов. Хотя Четь уверял, что можно сильно не закутываться, чудо-комбинезоны способны выдержать любые морозы. Но я не привыкла к снегу. И минусовые температуры меня пугали в принципе. На Земле температура редко опускалась ниже нуля. И это уже было катастрофой. А здесь минус двадцать пять. Это днём на солнце. А ночью вообще падает до минус шестидесяти…
Как здесь вообще что-то ещё выжило?
Запакованные карапузы, потерявшие всю свою сноровку, медленно переваливались следом за Пиксли, который плёлся за желтым. Тот комбинезон не одевал. Лишь набросил ещё какую-то балахонистую тряпку на плечи и теперь возглавлял нашу медлительную процессию, движущуюся по узким коридорам замка. Путь наш закончился в огромном холле перед массивной деревянной резной дверью с металлическими ручками-кольцами.
Четь не останавливаясь, потянул за одну из ручек и, открыв дверь, вышел в ослепительный поток света, ворвавшийся вместе с нестерпимым холодом в помещение. С непривычки я задержала дыхание. Малыши же, как ни в чем не бывало, зашагали за иноземцем.
Повинуясь материнскому инстинкту, рванула за ними, но зажмурилась и застыла, едва пересекла порог. Под ногами хрустел снег. Слепящий свет проникал даже сквозь закрытые веки. Обжигающе холодный воздух при каждом вынужденном вдохе тугими потоками втягивался в ноздри, и, казалось, будто я дышу льдом. И он оседает во мне.
Приоткрыла глаза. Светло. Впереди маячили темные фигуры детей. Прикрыла глаза рукой, упакованной в варежку, и устремилась следом куда-то в это белое по белому. За мной, пыхтя и переваливаясь, брёл Пиксли.
Вскоре глаза привыкли. Я различила ровную дорогу, прочищенную в искрящемся снежном поле. И там, далеко впереди, высокие чёрные витые ворота.
Дети успели приспособится к количеству одежды на них одетой и, повизгивая, бегали от обочины к обочине, зачерпывая снег и швыряя друг в друга рассыпающиеся серебром снежки.
Вдали виднелись горы. Синие и прозрачные.
Позади высилась тёмная громадина замка.
И все это соединял снег. Повсеместный бесконечный снег.
Добравшись до ворот, уже приноровилась дышать мелкими порциями. Да и холод уже так сильно не ощущался. Видимо, приспособилась…
Но на Четя смотреть было страшно. Он стоял возле кованых ворот и терпеливо ожидал, пока мы соберемся в кучку. Хотя, судя по всему, иноземцу было абсолютно наплевать на мороз, поскольку он не дрожал и в свой балахон не кутался. Не ящеропод, значит. Те, насколько я знаю, хладнокровные. И низкие температуры на переносят. Впадают в спячку.
Но от размышлений о расовой принадлежности «желтого» меня отвлёк приближающийся шум.
– Васпоги! – завизжали карапузы.
И правда. По ту сторону ворот на горизонте возникло несколько точек, которые стремительно увеличивались в размерах.
Когда мохнатые твари затормозили в нескольких десятках метров за воротами, нас щедро окатило волной снега.
С одного из мохнатых выдыхающих клубы пара монстров в снег спрыгнул кентанец.
– Покатаемся? – предложил кошак, а у меня как-то сердце упало куда-то в правую пятку. Там и осталось.
– Мама, пойдём! – заверещали карапузы и потянули меня в открывшиеся ворота.
– Тренер Свон, надеюсь, вы запомните каждое мгновение этого приключения и донесёте до думрата, что я ни в чем не предал его до самого последнего момента своей жизни, – упавшим голосом произнёс сияющий гебронец.
Я серьёзно кивнула ему в ответ. Тот на мгновение закрыл глаза и, выдохнув, зашагал в сторону топчущихся в нетерпении васпогов.
– Я поеду вместе с детьми, – решительно заявил ответственный нянь и, подойдя к одному из восьмилапых существ, совершенно героически ухватился за крепления и стал карабкаться наверх.
– Что, мелкие, готовы к приключениям? – повернувшись к детям, спросил кентанец.
– Да! – кто бы сомневался.
– Четь, помоги забраться.
Желтый кивнул и, подойдя к пыхтящим от волнения малышам, поднял Поля на руки и подал Пиксли. То же самое он проделал с Кэти и Ифой.
Поймав мой обеспокоенный взгляд, Пиксли пропищал:
– Я их пристегнул, не переживайте тренер Свон.
– Хорошо, – сглотнув, крикнула я. – Дети, хорошенько держитесь. И слушайтесь дядю Пиксли, – добавила я.
Малыши дружно закивали, уцепившись за сиденья.
– Теперь ваша очередь, тренер Свон, – издеваясь, произнёс кентанец. – Помочь?
– Не стоит, – шагнув в сторону одного из свободных васпогов, кинула я.
– Нет. Этот не запряжен. Так неудобно, но, кажется, нам придётся поехать вместе.
Обогнав меня, кентанец забрался на лохматого зверя и, наклонившись, протянул мне руку.
Отвернулась, стараясь подавить протест…
– На Кентане много превосходных тюрем, Иль. Но, я думаю, детям там не место. Как ты считаешь?
Вскинулась, встретилась взглядом с кошаком. Он был зол. Определённо зол. А значит я опять все делаю не так. Выдохнула. И шагнув в сторону васпога, протянула вверх руку. Кентанец одним движением забросил меня на спину зверя. Усадил перед собой. Дёрнул поводья. Зверь тронулся с места и почти сразу перешёл на бег. Остальные последовали за ним. Раздался довольный визг карапузов и испуганный вскрик Пиксли.
Я попыталась оглянуться, но кошак недовольно зашипел и, обхватив свободной рукой, дёрнул и прижал к себе.
– Смотри, Иль. Внимательно смотри вокруг. Это Кентан. Он бы уже был твой. Но это едва ли справедливо. Как ты считаешь?
– Я ничего в этом не понимаю, – бесцветным голосом отозвалась я.
– Определенно, – согласился кентанец. – Но это не помешало твоему папаше подарить своей вновь обретённой дочурке целую планету.
– Я не просила… – огрызнулась я, но тут же осеклась. Мне не понравилось, как это прозвучало. Смысл сказанного резанул по и без того едва живому сердцу – будто я отрекаюсь от Дарклая. Эта мысль заставила выпрямиться, и слова сами сорвались с губ прежде, чем я успела подумать и может быть все же заткнуться, – По-моему ты бредишь. Может стоит прочистить мозг и перестать портить жизнь себе и окружающим?
– Нет, тренер Свон. Ты – единственная, кто живет в выдуманном мире. Но время сказок закончилось. Добро пожаловать в реальность.
Я отвернулась от губ, с которых сорвались пропитанные злостью слова. Кентанец будто выплевывал каждое слово мне в ухо. Приятного мало.
– И как же ты узнал, что Саркорай мой отец? – разглядывая белоснежное поле снега, спросила я. Я бы с удовольствием помолчала, но слишком тесное соседство с кентанцем сильно давило на нервы. Хотелось вырваться из обнимающей руки и никогда больше не видеть эту желтоглазую морду. От невозможности удовлетворить эту отчаянную потребность немедленно, можно было сойти с ума.
– Информация с твоего МОПа, – будничным тоном сообщил кошак и потянул за поводья, заставив пыхтящего васпога повернуть к подножию заснеженных холмов. Здесь кое-где из-под снега выглядывали темные гладкие камни и это немного разбавило монотонный пейзаж.
– И ты в это действительно веришь? – вот уже в который раз попытавшись пробиться сквозь всю абсурдность ситуации, горько усмехнувшись, поинтересовалась я.
– В это верит Дарклай и Саркорай, а этого более, чем достаточно.
– Но…
– Хватит, – рявкнул кентанец, а затем уже совершенно спокойно, – Я планирую насладиться прогулкой.
И уткнувшись носом мне в висок, втянул воздух и прошептал:
– Удивительно, насколько быстро хороший мороз вытравливает посторонние запахи. Так соскучился по твоему…
Отшатнулась, моментально вспомнив Дара и эту его привычку нюхать меня.
– Не дергайся, – зло прошипел кентанец, мгновенно растеряв всю свою доброжелательность. – Не забывай, кто здесь хозяин.
– Навряд ли это так называется, – не удержавшись, съязвила я и тут же прикусила свой болтливый язык.
– Это будет называться так, как я скажу, – произнёс кентанец.
Он натянул поводья, васпог резко затормозил, подняв волны снега. Снежинки заметались в воздухе, на какое-то мгновение сделав мутными очертания остальных остановившихся чудовищ.
Белые тонкие холодные пальцы обхватили мой подбородок, заставив повернуться в сторону сверкающего желтыми глазами лица.
Тонкие ноздри задрожали, как у дикого зверя, еще не решившего стоит ли сожрать жертву или может можно еще немного поиграться.
– Ты меня поняла? – гулко и хрипло.
Я кивнула. Как-то вдруг стало отчётливо ясно, что кентанец давно и качественно спятил, а с такими не спорят.
– Вот и хорошо, – мгновенно просветлел иноземец и оскалился. Вроде улыбнулся. Но на улыбку это мало походило. – Тогда спускайся, тренер Свон. Будем развлекаться.
Я послушно перекинула ногу и, зацепившись рукой за один из ремней крепления, съехала вниз по мохнатому боку васпога. Приземлилась в снег и тут же отошла подальше от спускающегося кентанца.
С соседнего васпога, кряхтя, пытался спуститься покрытый слоем искрящегося снега гебронец. Сверху из своих кресел выглядывали довольные мордашки малышей.
Не справившись со спуском, Пиксли мешком свалился в сугроб и уже оттуда оповестил:
– Тренер Свон, со мной все в порядке, но детей, по всей видимости, придётся снимать вам.
Оставив иноземца выбираться из сугроба, забралась на первые две перекладины крепления и, оглядев своих радостных чад, так же, как и гебронец, припорошенных снегом, улыбнулась.
– Как самочувствие? Замёрзли?
– Нет! – единогласно ответили малыши.
– Ножки, ручки тёплые? – не унимаясь, продолжала спрашивать и одновременно перетрогала все раскрасневшиеся носишки. Тёплые. Так же, как и щёчки. Немного успокоилась. – Так. Дышим носопырочками. Иначе горлышки застудите, будут болеть. Все всё поняли?
– Да, мамуль! – закивали карапузы.
– Хорошо. Тогда спускаемся. По одному, – улыбнувшись, проинструктировала я.
– Девочки первые, – довольно провозгласила Кэти и протянула в мою сторону ручки. Мальчишки посерьезнели и помогли сестрёнке выпутаться из ремней безопасности. Такие милашки… Великий космос, лишь бы выбраться отсюда.
Спустив малышей, поправила на них комбинезоны, проверила все застёжки. Отряхнула от налипшего снега. Гебронец суетился тут же, то принимаясь хлопотать над карапузами, то отходя в сторону и начиная вдруг разминаться, с очень серьёзным лицом смешно размахивая руками. Стресс – штука страшная.
Огляделась. Мы остановились у самого подножия высокого холма. Двое васпогов уютно улеглись прямо в снег и теперь медленно опускались в протаивающее под их тёплыми меховыми телами снежное одеяло. Третий пасся неподалеку, мерно пожевывая снег.
Васпоги – существа похожие на вымерших земных буйволов и одновременно на кошек. Странное сочетание. Очень мохнатые. Шерсть белая, с разной степенью выраженности синего оттенка. С витыми массивными рогами на крупных круглых головах, загнутые назад и спускающиеся вниз за треугольными плюшевыми ушами. И были бы милыми, если бы не торчащие изо рта острые клыки и желание съесть все, что движется. Эти, конечно, были прирученными, но все же…
– Ну, как, никого ещё не съели? – воодушевленно вопросил появившийся из-за валуна кентанец.