ГЛАВА 1. Нарушая запреты

Солнце ярко блеснуло за крышами, начиная медленно опускаться за горизонт. Хоть время и было к листопадню, но в их краях деревья редко опадали полностью – чаще всего так и стояли, встряхивая гордо золотистыми гривами. А все потому, что совсем рядом темнели мощные стволы-великаны Даннатана.

Айна торопливо подхватила корзинку с травами. Зря, наверное, она так далеко отошла от деревни, но и сидеть там – в маленькой хижине на окраине, ожидая посетителей, как милости великой, совершенно не было сил. Странно – обычно она не отличалась ни резкостью, ни желанием перечить – напротив, сколько себя помнила – всегда спокойно и смиренно сносила сначала – тычки и щипки недовольной вечно матери, потом – попреки и злость селян, которым матушка изрядно попила крови. Да и как иначе, коли она была самой настоящей ведьмой? Она и над Айной колдовать любила – дочь то слова против не скажет, а селяне за её эксперименты могут и вломить как следует, и все ведьмовство не поможет. Но если мать хоть и не любили, но вынужденно терпели, считаясь с её умениями и силой, то бесталанной Айнэ приходилось за кусок хлеба с ног сбиваться.

Девушка тихо вздохнула, вытерев пот со лба рукавом. Жаркие нынче дни – да на небе ни облачка. Тихая громада темного леса давила, вызывая странную дрожь. Вспышка головной боли накинулась резко зверем, скрутила, заставляя со стоном опуститься наземь, выронив корзину. Она знала – лучше посидеть, переждать, свертываясь клубочком и кусая губы. Третий месяц эти приступы накатывают – и никакие заготовленные снадобья не спасают.

Пальцы прижались к вискам, привычно стараясь надавить, помассировать, хоть немного унимая раскалывающую голову боль. Не иначе лихорадку какую подхватила – нечего было в одном легком сарафане бегать по росе за нужными травами на рассвете. В рот словно кипятком плеснуло – горло, десны… Айнэ застонала, судорожно прикусывая зубами край летнего платья, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. В этот момент все её существо жаждало чего-то, что могло бы усмирить страдания, облегчить, свести на нет это странное состояние. Её терзало безумное желание – но чего именно хотелось – понять было невозможно. Она пила и настойки, и чай, и воду – и даже редкий заморский напиток из коричневых зерен достала, потратив последние оставшиеся от матери деньги – ничего не помогло. А странная жажда не проходила.

Она приоткрыла рот, жадно хватая ртом воздух, чувствуя, как судорожно колотится сердце, а по венам разбегается жар.

Надо встать. Если сегодня не принесет тетке Сайнаре заказанные отвары, та опять сыночков пришлет. А ведь ещё от прошлого посещения синяки не зажили – и хорошо, что только синяки. Слава свету, что девок, охочих до мужского внимания, в их краях пока больше, чем мужиков, особенно – холостых. Да и тонкая, как жердь – кожа да кости – нескладная девчонка особо никого не интересует. Не интересовала бы, если бы не мало-мальские способности к травничеству да знахарству. Быть ей замужней, коли не отвертится, да как?

Бежать? Но куда, если ни денег, ни кола, ни двора? Пока из их краев куда доберешься – по дороге прибьют. Боль накатывала волнами – но уже маленькими, давая возможность отдохнуть перед очередной вспышкой. Мысли отвлекали. Ведь была другая жизнь – была! Там, за полями, реками, лесами раскинулась великая империя Льяш-Таэ, в которой, верно, никто и не помнил о существовании их поселений – три дня до соседнего города на телеге трястись. Лесное, Остроречье и Тайнари – два больших села и маленькая деревенька – стояли слишком далеко от больших дорог. В городе Айнэ бывала – но ещё когда мать была жива – и до сих пор помнила странное безумие очарования, которое охватывало, стоило только ступить на шумные городские улочки, по которым с гиканьем неслись на ящерах и конях всадники, неторопливо прохаживались нелюди и люди. Один раз она даже иршаса видела! Самого настоящего, с огромным длиннющим змеиным хвостом и человеческим торсом. Золотисто-бежевый змей полз себе по своим делам, вовсе ни на кого не обращая внимания…

– Девка, эй, девка, чего валяешься на земле? Застудишься, вы, человеки, слабенькие…

Тихий скрипучий голосок вырвал из мутного забытья, заставляя встряхнуться, распахнуть глаза. Огляделась по сторонам – никого! Вот корзина с травами, ножик брошенный – и ни единого человеческого следа. Сердце пропустило удар, когда она как-то плавно, почти вкрадчиво поднялась, чувствуя, как раздуваются ноздри, ловя запахи. Очередная странность – обоняние тоже резко скакало, то позволяя разобрать малейшие составляющие, то почти пропадая.

– Вниз посмотри, дуреха! Вечно вы, люди, ничего под собственным носом не замечаете!

Наклонилась, чувствуя, как приливает к голове кровь и перед глазами мелькают черные мушки. Перед глазами все плясало, а в траве виднелось какое-то темное пятнышко.

–Уууу… сядь, кому говорю! – скомандовали.

Она присела, чувствуя странное, болезненно-детское любопытство.

В траве сидел… ежик. Довольно крупный для ежа – размеров с кролика, длинные темные иголочки, бусинки-глазки, которые насмешливо блестели, и… и ещё он был нежно-сиреневого оттенка, с темно-фиолетовой шерсткой на пузе. До сиреневых ежей она ещё никогда не урабатывалась. Да и не пила сейчас ничего. Айнэ потерла глаза – еж не исчезал. Помотала головой, даже сплюнуть хотела – остановил только донельзя ехидный голос:

– Можешь ещё на одной ноге поскакать и через речку прыгнуть. Правда, не спасет. Настоящий я!

– И говорящий, стало быть?

Нахмурилась, вглядываясь тревожно в сгущающуюся по ту сторону леса темноту. Материны книги кое-чему да научили. А именно – ничего не случается просто так. Не бывает говорящих животных, только если кто-то решает ими притвориться.

Если ты живешь на окраине древнего леса, в котором больше двух сотен лет живет тьма, стоит уяснить несколько правил: не задерживаться до заката, не переходить реку, что отделяет светлый лес от древней пущи, не заговаривать с незнакомцами, будь то зверь или человек, и ничего ни у кого не просить, не давать своего и не брать чужого. И тогда есть шанс, что нечистые обойдут стороной.

Сердце сжали коготки страха, а то странное чувство, которое толкнуло уйти сегодня в лес, подзуживало и продолжить разговор. Ощущение, что так будет нужно. Для неё самой нужно.

– Не так ты глупа, девка, как хочешь казаться, – мордочка ежа скривилась в странной гримасе, которая могла бы испугать, но… не теперь, – кто и так в долг живет, тот часто видит незримое.

– Что ты говоришь, отродье леса? – вскинулась, сжимая зубы, не повышая голоса.

Когда начинаешь кричать – все понимают, что ты уже не держишь ситуацию под контролем.

– Верно говоришь, кто я, да ты не фырчи, – еж засеменил лапками, подбираясь поближе, подумал-подумал – и забрался по подолу на колени, вольготно и нагло устраиваясь – только не дури, девка, куда теперь тебе деваться? Я как лучше хочу, помогу уж, как смогу.

Любопытный прохладный нос ткнулся ей в ладонь, и Айнэ невольно погладила бархатистую шерстку на мордочке, видя, как блаженно щурится чудное создание. Низший фэйри – кажется, так они назывались в одной из тех книг, которую она смогла прочесть.

– С чего такая честь, а, фейское дитя? – сощурилась подозрительно, смотря на довольного ежа. И как тебя звать то?

– Тиххем я, пикси, – заворчали недовольно, – про тебя и так знаю все, отданная дочь.

– Кому отданная? Тиххем? Ты о чем? – она чувствовала странную растерянность, смешанную с болезненной горечью и предчувствием перемен.

Вот, что мучило с последние дни. Как будто что-то должно открыться, что-то случиться – совсем скоро! И она сможет найти свою дорогу – собственный путь, где не будет косых взглядов, чужой злобы и липких рук. Найти себя – это ли не смысл жизни?

Разговор, тем временем, становился все более бессмысленным и уже вовсе не забавным.

– А то ты не знаешь? – внимательный взгляд бусинок-глазок. Недоверчиво, с искренним интересом. – И правда, что ли, не знаешь?! Ишь какая вредная баба, даже дочери не сказала…

– О чем ты говоришь? Коли надо – нормально объясни, а так по что мучаешь недомолвками?

Оглянулась тревожно – стало прохладнее, на лес набегали тени, струясь вкрадчиво-легкими сетями. Вечер уже, совсем скоро поздно станет, а она засиделась. Встала, осторожно сгружая пикси на травку и отряхивая подол, поежилась от накатившего холода и голода. Горло снова опалило огнем. Все также молча подхватила корзинку с травами, выискивая глазами знакомую тропку меж деревьев. Совсем забылась – разве можно верить речам фэйри – пусть и выглядит он так, что сердце улыбается?!

– Эй, эй, ты куда, девка?

Айнэ покачала головой, устремляясь вперед, к светлому краю леса, подальше от реки.

– Эй, Ая… Аечка, Айанэ!

Тихий топот лапок за спиной. Еж сопел возмущенно, нагоняя её с явным трудом.

– Пропадешь без меня, девчонка дурная! Коль за тобой рыцари явятся, ещё откачивай тебя потом!

Сердце забилось гулко-гулко. Что такое он несет? Не дура она, поняла о ком речь. Вот только какое Рыцарям фэйри дело до нее? Никаких дел и долгов промеж ней и лесным народом никогда не было. Она и не видела ничего, кроме блуждающих болотных огоньков, не переходила черту – хоть и росли в глубине древнего леса Даннатан такие травы, что она б на зельях озолотилась, даже со своей неспособностью к чарам.

Высоко-высоко закричала пронзительно-резко птица, заставив испуганно вздрогнуть. Где-то вдалеке вдруг донесся громкий звонкий вой рога. Пальцы побелели от напряжения, стискивая ручку корзины, а горло сдавило, когда она увидела, как алый луч заката медленно обшаривает землю. Она все ещё в лесу. Она на границе. Хотелось броситься со всех ног, но тело будто онемело. Еж-дивный заворчал что-то, пытаясь подпихнуть. А там, у кромки реки, где высились, сплетая ветви, огромные деревья, блестели в полутьме глаза – несколько пар глаз. Изумрудно-зеленые, словно у кота, ярко-оранжевые, блестяще-сиреневые, бордово-алые – они смотрели, не мигая, жадно пожирая её этими взглядами, парализуя волю.

– Человечка… девица…

– Одна…

– Испуганная…

– Вкусс-сная…

– Потанцевать, закружить…

– Пир с охотой славные будут…

– Повелитель… позволит… сама пришла…

Голова закружилась, когда она осознала, кому те голоса принадлежали. Отчего-то сейчас она отчетливо видела сквозь тьму. Одни – высокие и тонкие, с костистыми лицами, сросшимися зелеными дугами-бровями, без одежды – лишь с узором из трав и цветов, тянули к ней длинные – в два локтя – когти. Другие – поменьше, с сиреневым отливом глаз, походили на фей из сказок – за их спинами трепетали прозрачно-тонкие стрекозиные крылья, а от третьих по телу шла дрожь – они походили на безглазых чудищ, обросших мехом, с клешнями рук и птичьими трехпалыми лапами.

И все это сборище сгрудилось у самого берега, давя на неё взглядами. Казалось, что какая-то энергия буквально разрывает воздух, заставляет его вязнуть в легких, понуждая развернуться, сделав первый робкий шаг навстречу им, со счастливой глупой улыбкой на губах.

– А ну стой! Стой, дура, кому говорю! Прекратить немедленно! – доносилось, как сквозь туман. Чего это ежик разоряется? Ноги уже ступил в воду, намок длинный подол и разбитые старые лапти, но она не обращала внимания – ведь так заманчиво блестели яркие глаза на том берегу.

– Она наш-шша, вестник, сама идет…

– Не придерется…

– Давно не было человечинки…

И тут разум словно ожил. По телу прокатился странный жар, тут же оборачиваясь колким льдом, взорвавшим вены. Морок спал – а Айнэ с ужасом поняла, что стоит ровно посредине брода, и чья-то лапа уже пытается ухватить подол. Самые решительные даже в воду почти заползли.

Нет, она не закричала – горло сдавило. Но внутри, тонко тренькнув, словно порвалась какая-то струна. Тело стало легким-легким – как пушинка. Хотелось смеяться от того, как четко она видела во тьме все вокруг, какими смешными казались потуги этих низших. Спасение погибающих – дело рук исключительно самой жертвы. Нет в их краях прекрасных принцев, да и не интересны им проблемы нищих лекарок. Она изогнулась, легко уходя от чужой лапы, и подпрыгнула – так высоко, что могла бы достать до середины дерева-гиганта. Маленькие смешные фигурки в лесу… Невиданная доселе сила текла по венам, ускоряла ток крови, заставляла тело послушно выполнять то, о чем раньше и помыслить не могла! В этот момент она знала, как сделать так, чтобы чуждая ядовитая кровь вскипела в их жилах, убивая, уничтожая. Как можно отдать ей приказ – и у них отнимутся лапы. Ослабнут крылья. Исчезнет зрение.

К горлу подступила тошнота, голова закружилась, тело повело – и она полетела вниз – но только уже едва ли понимая, что происходит. Странная сила истаяла без следа. Сейчас расшибется… Страха не было – только непонимание и щемящая тоска. Айнэ успела закрыть глаза, лишь надеясь, что не придется жить калекой, когда её с силой подхватили чужие руки, прижимая к чему-то жесткому и прохладному.

– Что человечка делает на нашей половине леса, да ещё и после заката? Если ты решила покормить низших, то, что ж… могу не мешать. Сделать заранее из себя отбивную было крайне любезно с твоей стороны, – вкрадчивый насмешливый голос прохладным шепот влился в уши, заставляя дернуться, резко распахивая глаза.

На неё смотрели раскосые, мшисто-зеленые, словно ядовитый мох илх, глаза, внутри которых клубилась пугающая, мрачная тьма. Бледно-золотистая кожа, острые резкие скулы, точеные брови. Чернильно-черная коса шевельнулась, как змея, и стали видны заостренные кончики ушей.

Фэйри. Судя по повадкам – Высший фэйри. Рыцарь?

– Ты немая? – спросили резко, заставляя встряхнуться.

– Сир… Дан… – словно язык отнялся от страха…

– Господин! – еж-колючка возник словно из ниоткуда, смотрел заискивающе, так, что поневоле задумаешься.

– А, пикси, – бросили небрежно, продолжая легко удерживать её на весу, – ты что это тут делаешь? Тоже оголодал?

– Господин, они – возмущенный тычок лапой в сторону притихших монстров, – договор нарушить хотели! Заманивали девицу чарами!

– А подкидывал её в воздух кто? – спрашивает насмешливо вроде, а тон ледяной

– Так… сама. Прыгучая оказалась.

– Вот как… – внимательный, пронизывающий взгляд Рыцаря заставил съежиться – и тут же что-то заставило вскинуться, глядя прямо в его глаза.

Посмотрела – и словно ухнула в звенящую бездну, наполненную шипами чужой боли, воем крови в ушах, кровавыми пятнами на земле, высверками меча.

В себя пришла от того, что её неласково тряхнули.

– Никогда не смотри в глаза фэйри, если не хочешь открыть ему свой разум и отдать душу, – снова пронзительный шепот шелест чужого голоса с хриплыми нотками – словно его когда-то сорвали криками.

Она завозилась, пытаясь вырваться из пугающих объятий – мозг отказывался воспринимать происходящее.

– Отпустить тебя, дева? – лесное отродье забавлялось, показывая острые иглы зубов во рту.

Тихо-тихо застрекотала невдалеке трясуница – известная болтушка среди пернатых.

– Если можете, господин, – ответила тихо, опуская взгляд, – сама виновата, нарушила запреты, хоть и не намеренно. Вы мне жизнь спасли!

Она подняла глаза, словно впитывая каждую черточку чуждого совершенного лица. Что-то было неправильно. Не так, как надо. Словно идеальная картина скрывала какой-то изъян. Но, столкнувшись с внимательным насмешливым взглядом, она тут же опустила глаза.

– Чем… чем я могу отплатить вам, господин?

– Хочешь вернуть услугу? Что может быть ценнее жизни? Ты сама спросила, – он в несколько шагов пересек брод, оказавшись на светлой стороне леса. То есть он может легко пройти преграду? И те могли? Или нет?!

Хотелось застонать от собственной глупости. Третий закон уже нарушен. Она сама попросила об услуге, приняла помощь от дивного. Сильные руки осторожно поставили на землю, придерживая, чтобы не упала.

– Я привыкла платить по долгам, – ответила спокойно, поднимая глаза и не позволяя себе показать ни страх, ни смятение. Самой было удивительно, как спокойно она воспринимала стоящего рядом мужчину – словно он был обычным человеком.

Человеком… от людей она видела куда больше подлостей, чем от этого фэйри. Если уж нарушила правила – к чему волосы рвать? Живой бы остаться.

– Интересное качество… для человека, – темные глаза смотрели серьезно, без издевки, хоть и снисходительно. – Как твоё имя?

Ладони вспотели мигом. Она сглотнула, не в силах отвести взгляд от немигающих глаз, из которых будто лился призрачно-зеленоватый свет. На той стороне реки что-то недовольно рычали. Хороша, Айнэ, сегодня ты превзошла себя! Матушка была бы в восторге – оправдались бы все её прогнозы относительно дочерней беспросветной дурости.

– Мне проводить тебя на тот берег? – без капли угрозы в голосе заметил Рыцарь. Блеснули серебристые узоры на его черненых доспехах.

Назовешь фэйри свое имя – и он получит над тобой власть. Взгляд лихорадочно обшарил ближайшие кусты в поисках рябины – но куда там! Не растет она здесь, да и вообще в их краях это дерево не прижилось. Даром, что прижились сами фэйри, однажды просто вернувшись в древнюю пущу.

– Нет, дан! – прикусила губу, зло сверкнув глазами. Кажется, его это позабавило. – Айанэ Асайя, травница из округа Тайнари.

– Асайя? – в прозрачно-льдистых глазах мелькнуло что-то… дикое. Расчётливое.

– Д-да… – от намокшего подола и расплывшихся лаптей шел холод. Зубы уже начали стучать.

Рыцарь вдруг резко взмахнул рукой, словно сделав пальцами какой-то жест – и от одежды с обувью повалил пар. Все высохло за миг. В этот момент даже страх отступил, она подалась вперед, пытаясь рассмотреть, как же он это сделал.

– Что ж отец с матерью так поздно гулять позволяют?

– Нет их, – ответила растерянно, не понимая, куда завернул разговор, – мать умерла пару лет назад, а отца я никогда не знала.

– Значит, одна живешь? – тихо, вкрадчиво, так, что сердце сжимается от дурного предчувствия.

– Почти, – сделала шаг назад, не понимая выражения чужих глаз – они словно смотрели в никуда – пусто и неестественно.

– Что ж, Айанэ Асайя, иди домой, пока тьма ещё не сгустилась над Даннатаном. И не ходи больше к реке, если тебе дорога жизнь. Фэйри почуяли твою кровь… – жесткая улыбка на маловыразительном лице бросила в дрожь.

Ему плевать на то, выжила бы она или нет. Но отчего тогда спас? Она смотрела и понимала – не ответит.

Корзина с травами все ещё валялась у берега. Она быстро, суетливо подняла её, убирая разбросанное внутрь.

– Тиххем, – короткий приказ – и вот уже еж семенит по траве, блестя фиолетовыми шкуркой, – проводи и останься с ней.

– Как прикажете, господин, – могли б ежи бледнеть, он бы уже был серым от страха.

– А теперь пойдите прочь, если жить хотите, – от мощной сильной фигуры прянула во все стороны тьма, заставляя отвернуться, опрометью бросаясь по тропе назад – к далекой деревне.

– Поохотимся, – донеслось ей вслед, – на тех, кто нарушает законы Повелителя…

Она неслась со всех ног, сбивая дыхание, не чувствуя слабости и боли, и только, когда впереди показалась первая плетеная крыша, бессильно осела на землю, кусая упрямо губы. Она выжила. Она не станет плакать! Горло снова обожгло привычной жалящей болью. Новый день обещал быть нелегким.

Загрузка...