Я открыла глаза и не сразу поняла, где нахожусь. А потом нахлынули воспоминания и я покрепче сжала зубы, чтобы не застонать от отчаяния. Все, что произошло вчера, было настолько нелепо! И самое нелепое в этой ситуации было то, что я поехала к Шальнову. Видимо, я плохо соображала в этой ситуации и все, чем я руководствовалась – просто чепуха. Честно говоря, мне было стыдно. За себя. И перед Ромой. Если я попытаюсь ему объяснить свои доводы, – он поймет меня? Хотя… Пусть он попробует объяснить мне свои доводы. Я их все равно не пойму. Вот, что ужасно. Еще вчера днем я считала себя счастливой, а теперь у меня не было ничего, кроме дирижирования. Если смотреть на ситуацию с оптимизмом – этого уже достаточно. И думаю, я знаю, как поступлю. Наверное, я знала это уже вчера. Когда поехала с Шальновым.
Я встала и подошла к зеркалу. Волосы торчали в разные стороны, будто ночью меня вставили в розетку с высоким напряжением. Когда в дверь постучали, я даже подскочила. Стою тут со всклоченными волосами. А еще на мне нет бюстгальтера, так как я приехала к Шальнову не переодеваясь, в вечернем платье с открытой спиной. Когда стук в дверь повторился, я крикнула:
– Да, да, сейчас, – и продолжала стоять, как вкопанная.
Я пыталась вспомнить, куда подевала платье и ждала, когда уйдет Шальнов, но никаких шагов не услышала. Вместо этого дверь приоткрылась, и в спальню заглянул сам хозяин дома. Ничего на его лице не отразилось, хотя он окинул меня взглядом с головы до ног и обратно.
– Сногсшибательно выглядишь, – констатировал он. – Я жду тебя на кухне.
Я прикрылась руками и процедила сквозь зубы:
– Закрой дверь изнутри, придурок!
– Может быть, с той стороны?
Я схватила с кровати подушку, запустила ею в Шальнова, но опоздала. Подушка попала в закрытую дверь и шмякнулась на пол.
– Черт. Черт. Черт!
Ситуация продолжала выходить из – под контроля, интриговать и нервировать. С одной стороны, хотелось убраться отсюда немедленно, с другой – задержаться подольше.
… Когда я пришла на кухню, Шальнов – свежий, гладковыбритый, всем своим видом внушающий уверенность в жизни, попивал кофе и читал что-то в телефоне. Аристократ, да и только. Кивком головы он указал мне на стул. Во мне поднялась волна раздражения. Осталось только книксен сделать.
– Можно подумать, я останусь стоять, – ехидно сказала я.
– Что?
– Здесь только два стула и один из них занят тобой.
– Не придирайся, – ответил Шальнов, не отрываясь от телефона.
Наверное, со стороны мы с Шальновым являли собой чудную пару. Мое вечернее платье, лицо без грамма косметики, просто расчесанные волосы, перекинутые через плечо, и босые ноги никак не вписывались в окружающую действительность ясного, весеннего полудня. Шальнов тоже был с босыми ногами, сидел, закинув одну босую ногу на другую, и вообще выглядел убийственно.
Шальнов приготовил яичницу с колбасой и ел ее при помощи одной только вилки, обошелся без ножа. Но все равно, непостижимым образом, выглядел интеллигентно. Как какой-нибудь наследный принц, вынужденный есть в бистро и не выделяться среди окружающего рабочего класса.
– Откуда ты набрался этих аристократичных манер? – не выдержала я созерцания того, как он трапезничает. – В тебе прямо сквозит порода. Граф Шальнов.
– И тебя это здорово раздражает? – спокойно спросил он.
– Ужасно. Я не могу есть в твоем присутствии. Хочется сделать что-нибудь крайне неприличное.
– Не стоит. Хотя… Смотря что ты считаешь крайне неприличным. Очень интересно, – произнес он серьезно, будто зачитал биржевые сводки. Он даже оторвался от своего телефона.
У меня зубы сводило от его спокойствия. Я взяла чашку с кофе и сделала пару глотков, чтобы успокоиться. И конечно же, поперхнулась. Шальнов спокойно наблюдал, как я кашляю. А потом спросил:
– И все? Это ты считаешь неприличным в высшей мере? – Но телефон он отложил в сторону.
– Послушай, ты так и не ответил на мой вопрос. Где ты набрался этих аристократичных манер? Или для того, чтобы совершать финансовые махинации, этому учатся в первую очередь?
Шальнов и бровью не повел.
– Ты попала в самую точку.
– Выглядишь ты, как совершеннейший гад. Думаю, добродушные и не обремененные светскими манерами бухгалтеры могли, в свое время, наворовать больше тебя.
Теперь настала очередь Шальнова поперхнуться кофе.
– Я же просил тебя больше не затрагивать эту тему. Она уже порядком мне надоела.
– Тебя это раздражает? – обрадовалась я. – Нет, в самом деле, я бы не стала доверять такому скользкому типу, как ты.
– А придется.
– Что?
– Рано утром я уже успел побывать у твоего мужа и вернуть ему пистолет. Он трезв и раскаивается. Я сказал, что вчера ты вызвала такси и уехала к подруге.
– Спасибо, – пробормотала я.
– Кстати, куда тебя отвезти?
– Что? Ах, да… К подруге.
– Только поешь сначала.
– Не могу. Меня гложет чувство вины.
– Ты ни в чем не виновата.
– А тебя это чувство не мучает? – разозлилась я. – Тебе везет.
– Послушай, я не знал, что Роме нельзя пить.
– Ему нельзя крепкое. За все время, что мы жили вместе, он пьет крепкое второй раз… Первый раз он должен был выйти на ночное дежурство, но его сменили за два часа перед сменой… В ту ночь был убит его напарник. На его месте мог быть Рома… Он пытался вызвать сатану и призвать его к ответу… – Я тряхнула головой. – И я понять не могу, что такого случилось, когда он увидел тебя.
– А тебе не приходила в голову мысль, что Рома просто иногда напивается вдребезги? Чтобы снять напряжение.
– А ты просто попался под горячую руку? – усмехнулась я. – Ловко у тебя получается.
На лице у Шальнова заходили желваки.
– Можешь вернуться к мужу и простить его. Он никогда больше не прикоснется к крепким спиртным напиткам, даже если на спецоперации уложат весь взвод его друзей. Эта ситуация вас еще больше сблизит и через несколько лет вы будете со смехом рассказывать о ней своим детям и внукам.
– Да пошел ты!
– Я в своем доме! – повысил голос Шальнов.
– Боюсь, он только на четверть твой, потому что ты – ворюга!
– Да уж лучше наворовать на счастливую, обеспеченную жизнь, чем быть честным и размахивая пистолетом, проиграть жену в карты! – не остался в долгу Шальнов.
Какая-то неведомая сила подхватила меня, и я ринулась на Шальнова с намерением расцарапать его наглую физиономию. Но реакция у него была отменная. Он резко вскочил, схватил меня за руки и прижал к стене, навалившись на меня всем телом. Двинуть его ногой я не могла, а руки мои он крепко держал прижатыми к стене.
– Я тебя ненавижу, – обессилев, прошептала я. – Откуда ты вообще взялся? Откуда ты знаешь моего мужа?
– Мы вместе учились.
– О, черт! Так это соперничество и месть?
– Не с моей стороны, это уж точно.
– Верю. Тебе же плевать на людей.
Я попыталась высвободиться, но тщетно. «Я могу его укусить», – вдруг промелькнуло в моей голове. А куда еще кусать, если не в губы? Шальнов гораздо выше меня и стоял, склонив ко мне голову. Его губы – первое, что я могла укусить, не вставая на цыпочки…
И я его укусила. И замерла. Глаза у Шальнова стали совсем черные. Просто черные космические дыры, которые затягивают внутрь себя любые объекты. Я не исключение. Я стала стремительно падать в бездну.
Шальнов тоже меня укусил. Я – его. Он – меня. Некоторое время мы боролись, кто кого укусит… Я упустила момент, когда укусы превратились в легкие покусывания, а затем и в короткие, быстрые поцелуи.