Я сидел в зале ожидания аэропорта Цюриха и пил дерьмовый кофе. Дерьмовый, как и вся моя жизнь в последние четыре года. Да… Именно столько я не видел Вику. Бесконечно долго. Невыносимо. Моё восемнадцатилетие… В тот день я видел любимую в последний раз. Именно тогда, когда решил положить конец недосказанности, я окончательно её потерял. Чем я вообще думал? Влюблённый, окрыленный, низвергнутый…
Я всегда был уверен, что она будет моей. Рано или поздно, и сколько бы времени мне ни пришлось ждать. Сколько раз я говорил Вике, что женюсь на ней? Сотни…
Опять затягивает водоворот воспоминаний, унося меня в прошлое.
– Привет…
– Ты почему не спишь? – удивляется девушка, скидывая туфли.
– Ты где была так долго? – негодую я.
– В клубе. Отмечала победу на мире.
– Тебе нельзя шататься по ночам! У тебя режим!
– Я разочек всего, Левка. Нужно же и что-то, кроме катка, в жизни увидеть. Пойдем спать, а?
– А что у тебя с глазами? – интересуюсь, указывая на черные разводы.
– Макияж! Smoky eyes называется.
– Затуманенные глаза? – блещу эрудицией и почесываю живот, – больше похоже на фингалы. Тебе не идёт.
– Много ты понимаешь! – фыркает девушка и скрывается за дверью ванной.
Возвращаюсь в комнату и жду. Она заходит, крадучись, уже переодевшись в смешную пижаму.
– Почему не спишь? Завтра тренировка! – ругает меня.
– Поспишь тут с тобой, – бурчу, взбивая подушку.
– Левка, ну ты чего… Обиделся? Я ж с этим спортом света белого не вижу. Разок выбралась куда-то.
– Ты со мной ходила в зоопарк, и на хоккей!
– Это другое, Лёва…
– Как это? Тебе, что, неинтересно было?
– Нет! Что ты… Просто… Как тебе объяснить? Мне ведь восемнадцать уже. Другие девушки на свидания ходят, а я? Ладно… Мал ты ещё, не поймёшь, – вздыхает тяжело и укладывается поудобнее.
– А зачем тебе свидания? У тебя же я есть, – заявляю с непосредственностью. – Другие зачем туда ходят? Мужа найти. А тебе никого искать не нужно. Вот подрасту немного и сразу женюсь.
Вика опять смеется:
– Ох, Левка… Ну, какая из меня невеста будет, когда ты вырастешь? Сам посуди: я тебя на десять лет старше. Когда ты жениться надумаешь, я уже буду по частям разваливаться…
– Не-а! Врешь ты все!
– Не вру. Вырастешь и найдёшь себе невесту красивую-прекрасивую, молодую-премолодую, а меня и не вспомнишь, – улыбается, выключая ночник.
– Не найду! – соплю в темноте. – Я только на тебе женюсь!
– Вот если не найдёшь, тогда и поговорим, – опять смеется. А у меня перед глазами стоят её широкая улыбка и задорные ямочки на щеках.
Объявляют посадку, и я плетусь к хоботу телескопического трапа. Меня одолевают противоречивые эмоции. Мне так хочется её увидеть, и я так боюсь… Не самой встречи. А того, что увижу… Или, скорее, что не увижу больше её, прежнюю. Боль костлявой рукой сжимает горло. Как это с нами случилось?
Взлетаем. Становлюсь ещё на шаг ближе к ней, и ожидание становится поистине невыносимым.
Так же было и двенадцать лет назад, когда, испуганный и несчастный, я ждал Вику, которая сорвалась куда-то, на ночь глядя, ничего толком не объяснив. Странно это все. Ещё и родители домой не торопятся. «Неужели рейс отца задержали?» – размышлял я, сидя на подоконнике у окна. Бабушка тенью маячила за спиной. И мне становилось все тревожнее и тревожнее.
Вернулась девушка поздно. Такой я не видел её никогда. Абсолютно безжизненное лицо, потухший взгляд, и дрожь, которая пробивала все её хрупкое тело.
– Левик… Бабуль…
Бабушка схватилась за сердце, и я понял, что случилось что-то, действительно страшное.
– Марь Санна и мистер Эверет разбились… – всхлипнула Вика, – у водителя грузовика случился сердечный приступ, и он выехал на встречку…
– Они в больнице, да? – вмешиваюсь в разговор, – поехали скорее! Ну же, Вика!
– Нет, Лёва, нет… Они погибли, – тихий, надломленный шёпот.
И первый раз в жизни я вижу, как она плачет. Смысл слов до меня доходит не сразу, и только рыдания, вырывающиеся из груди бабушки и обнимающей меня Вики, расставляют все по своим местам.
Иногда мне казалось, что только благодаря поддержке друг друга мы пережили все случившееся. И преодолели все трудности, возникшие потом. А трудности появились практически сразу же. Стоило только бабушке взяться за оформление опеки надо мной. В силу возраста ей было в этом отказано, и где-то на горизонте моей прежней безоблачной жизни замаячил детдом. От этой незавидной участи меня спасла Виктория. Подключив все свои связи, девушка сама стала моим опекуном. Но впоследствии и это мне вылезло боком. Появился еще один разъединяющий нас в глазах общества фактор, помимо существенной разницы в возрасте. Можно подумать, она моей матерью стала!
Тогда, десятилетний, я не понимал, каким препятствием в завоевании любимой женщины может стать какая-то бумажка, и просто радовался тому, что Вика рядом. Конечно, основной груз ответственности за меня лежал на бабушке, в силу того, что девушка часто и подолгу отсутствовала. Спортсмены ее уровня никогда не сидели на месте.
Ударом для всех нас стало то, что буквально спустя месяц после гибели родителей Вику фактически исключили из состава олимпийской сборной. Отсутствие основного тренера, нестабильное психологическое состояние – вот и все комментарии. Вика впала в отчаяние. Двадцать лет – пик формы, и такая несправедливость. Конкуренция в спорте жесточайшая. Борьба за место в сборной – грязная и беспощадная. Она все-таки попала на Олимпиаду в тот год. Повезло – буквально накануне вылета одна спортсменка травмировалась. В совершенном раздрае, фактически преданная собственной федерацией, в отсутствие поддержки любимого тренера и под беспрецедентным давлением спортивных чиновников… Она катала свою программу так, будто у нее за спиной выросли крылья. Это выступление вошло в анналы спортивной истории своим драматизмом и безупречностью исполнения всех заявленных элементов.
Спустя четыре года – третья Олимпиада Виктории. Ей практически двадцать четыре. Не много, но и не мало – для спортсменки. Уже имея в копилке два олимпийских золота, Вика невероятно рисковала. К ней присматривались чуть более пристально, ее оценивали чуть более предвзято. Откатав короткую программу, девушка оказалась второй. Тогда у всего спортивного мира возникло множество вопросов к судейству. Впрочем, это ничего не меняло, и у всех нас оставалась одна надежда – идеальный прокат произвольной программы. За два дня до самого важного выступления в своей спортивной карьере Виктория столкнулась с фигуристкой из Германии, которая коньком рассекла ей ногу. Чтобы остановить кровотечение, Вике даже пришлось наложить несколько швов. Вы можете представить, каким характером обладает моя любимая, если после всего этого она вышла на лед? И откатала сложнейшую программу, безупречно выполняя все положенные элементы? Да, Вика – она такая… В ту Олимпиаду она все-таки уступила первое место. Но весь спортивный мир считал ее серебро золотом. Именно после этого выступления она стала легендой при жизни.
Для самой же Виктории серебро стало личным поражением. Она зациклилась на одной единственной цели – выступить на Олимпиаде еще раз и взять реванш. Это было тяжелое для всех нас время. Это было тяжелое время для меня… Мне было четырнадцать, гормоны бушевали в крови, и я ощущал все прелести переходного возраста. Впрочем, их ощущал не только я. Те годы также запомнились моим осознанием себя как мужчины. Со всеми вытекающими прелестями в виде черной ревности и прочих крайностей. Я ревновал Вику ко всему. Я устраивал истерики, пропускал тренировки, уходил из дома. Я был таким идиотом… Однажды на тренировку пацаны протащили свежий выпуск Sports Illustrated, и мой мозг просто взорвался. Потому что на фото в журнале была Вика… Горячая и откровенная. Я сорвался с тренировки и помчался к ней. На виду у всех ткнул Вике в живот модным глянцем и проорал:
– Ты зачем разделась? Для чего, Вика?! Мало мужиков за тобой бегает? Еще захотелось?! – кричал, а где-то в уголках глаз закипали горькие, злые слезы.
– Успокойся, – жесткий приказ, глядя мне прямо в глаза.
– Не успокоюсь! Ты вчера опять с тем придурком в машине целовалась, думаешь, я не видел?
Вика психанула, схватила меня за руку и, затащив меня в раздевалку, зашипела:
– Ты что себе позволяешь, а? С какого перепуга?!
– Я люблю тебя!
– Я тебя тоже люблю, Лева, – голос Вики становится мягче, – но это не дает тебе права ломать мне жизнь. Мне двадцать четыре года! Я взрослый человек, женщина…
– Я знаю! – ору еще громче.
– Ничего ты не знаешь! И не видишь ничего, кроме своих желаний. А обо мне ты подумал?
– Я все время о тебе думаю! Это ты на меня забила. Я тебе просто не нужен!
– Неправда!
– Правда! Я тебе только мешаю.
– Нет, Лева… Нет. Ты самый важный человек в моей жизни, самый родной. Но твое поведение…
– Я просто не хочу, чтобы на тебя смотрели так… Как будто имеют право. Ты моя!
– Ну что за максимализм, Лев? Ты ж не маленький мальчик. Понимать уже должен, что в моем возрасте встречаться с кем-то – это нормально. Я даже замуж могу выйти…
– Нет! – кричу изо всех сил.
А она устало садится на скамейку и утыкается лицом в колени.
– Я перестала тебя понимать, Лева, совсем… Мне иногда кажется, что нам не следует больше жить под одной крышей.
– Нет! Вика, ты что?! – испуганно шепчу я.
– Ты хочешь от меня чего-то невозможного, и…
– Нет! Я просто хочу, чтобы ты меня любила!
– А я люблю! Как брата, но тебе же этого недостаточно? – смотрит на меня необычно серьезными глазами и твердо продолжает. – Лева, я – твой опекун. Я на десять лет тебя старше. Не знаю, что творится в твоей голове, что ты напридумывал… Но между нами могут быть только такие отношения. Ничего больше. Иначе я буду вынуждена обрубить и то немногое, что между нами осталось.
И я верю. С ужасом понимаю, что Вика абсолютно точно не шутит. Что она действительно готова оставить меня где-то за бортом своей взрослой жизни. Это как же надо было ее достать?
– Ладно, – шепчу убито. – Я понял… Только не уходи никуда, хорошо?
В тот раз мне удалось ее убедить. Она осталась. Не ушла. И подарила мне еще четыре года счастья. Не то чтобы мы часто виделись… Несмотря на юный возраст, моя спортивная карьера тоже шла в гору. Я вошел в состав юниорской сборной по хоккею и частенько находился вне дома. Да и сама Вика, как я уже говорил, с головой погрузилась в подготовку к своей четвертой олимпиаде. В глазах многих спортсменов это было безумием. Имея столько титулов за плечами, она рисковала уйти побежденной. Остаться в глазах мира не самой титулованной спортсменкой, а человеком, не сумевшим вовремя остановиться. Ну, знаете, как Майк Тайсон, который с кем только не дрался, в надежде срубить деньжат… Только у Вики была другая мотивация… Уйти непобежденной. Впрочем, зная ее характер, я этому не удивлялся.
И знаете – она таки взяла золото на своей последней Олимпиаде. Совершив практически невозможное. Став единственной фигуристкой в мире, покорившей четверной сальхов, исполнившая сложнейшую связку прыжков во второй половине программы на такой скорости проката, что остальные спортсменки казались черепахами. Ей не было равных. Она была единственная… Трехкратная чемпионка олимпийских игр, шестикратная чемпионка мира, восьмикратная чемпионка Европы. Единственная спортсменка в мире, которая, теряя титул, каждый раз его возвращала. Человек колоссальной силы воли, победитель по жизни… И вы думаете, я поверю в то, что где-то там ОНА пыталась свести счеты с жизнью? Никогда. Даже если ее со скандалом исключили из тренерского состава сборной, даже если ее бросил любимый мужчина, с которым она прожила последние четыре года, и даже если в результате выкидыша она потеряла ребенка. Вика не могла покончить с собой. Только не с ее характером.