Какую радость испытывает блуждающий в потемках человек, когда увидит огонек, невольно ноги понесут его к нему. Огонь в безветренную погоду напоминает корабельщику домашний очаг. Огонь на берегу в бурю предупреждает об опасности. Недаром в глубокой древности люди строили маяки, к себе манящие, и на строительство их денег не жалели. Вспомните о величественном александрийском маяке, входящем в число семи чудес света. Маяков в древности на Черном море не было, хотя опасностей немало поджидало мореплавателей.
Те, кто сегодня плывут по просторам Черного моря, не чувствуют опасности нападения тех, кто носил немало названий: флибустьеры, корсары, пираты.
Раньше пираты не давали прохода мирным торговым судам, нападая и грабя их. Черное море кишело ими. Правда, боспорский царь Евмел очистил от пиратов воды моря, но время шло, и они вновь появились.
Среди пиратов Понта своим коварством и жестокостью выделялся Тавр. Имя свое он получил от народа тавров, откуда и был родом. Исполинский рост, огромная физическая сила сочетались в нем с мужеством, смелостью и коварством. Он был умен и хитер. Тавр в переводе означает Бык, кличку ему дали греки за его стремительность силу и непредсказуемость. Нападения Тавра и его пиратов всегда были внезапны и беспощадны. Они грабили и топили торговые суда, медленно плывущие мимо скалистых берегов. Своих кораблей тавры не имели, они были горцами и, спускаясь к морю, прятались между утесов, выслеживая путь купеческих судов. А в тайных небольших бухточках и гротах у них стояли на приколе легкие лодки для окружения тяжело груженных кораблей. Понтийский царь Митридат поддерживал пиратов, если они нападали на римские суда, или купцов, торгующих с римскими областями. Он вел долгую и непримиримую войну с Римом
Военная когорта, посланная в Пантикапей для осады города, возвращалась в Херсонес.-главную базу римского войска на севере Понта. Задача была выполнена блестяще и без кровопролития. Старый понтийский царь, окруженный изменниками, велел телохранителю заколоть себя. Он предпочел смерть позорному плену. Опьяненные победой над грозным царем, войска, ликуя, отплыли в Херсонес. Нагруженные награбленным добром, корабли медленно двигались вдоль берегов Тавриды. Стояла поздняя осень. Горы окрасились в желто-красный цвет, Ярко светило солнце. Но, небо вдруг потемнело, и на море разыгралась жестокая буря. Корабли разбросало среди 6ушющих волн. Совсем рядом виднелись берега, но повернуть к ним – означало бы верную гибель: там они бы разбились об острые скалы. Буря набирала силу, все труднее становилось действовать веслами и бороться со страшными порывами ветра и гигантскими пляшущими волнами.
– Это Нептун разгневался за нашу легкую победу над Митридатом и хочет покарать нас! – воскликнул сидящий на носу триремы старый центурион с лицом, сплошь покрытым рубцами, делавшими лицо, похожим на львиную морду. Вечер только приближался, а тьма опустилась на море такая, что кормчий не видел, куда направлять трирему. Внезапно на темном скалистом мысу появился огненный силуэт – громадный пылающий воин со шлемом на голове и круглым щитом в руке. Сквозь рев бушующего Понта донесся звук буцины.
– Смотрите, смотрите, сам огненный Юпитер указывает рукой путь нашего спасения! – закричал центурион.
– - Вперед, к берегу! – приказал префект когорты. Прикованные к скамейкам рабы дружно взмахнули веслами – им тоже не хотелось погибать в морской пучине. Римская эскадра, миновав небольшой мыс, нашла спасение в закрытой и не заметной с моря бухточке. Миновав пенный бурун у утеса, о который разбивались гигантские валы, передовая трирема вошла в тихую гавань, где ветер свистел где-то там, высоко в скалах. Загадочный и странный маяк точно указал им верный путь. Вот только кто зажег огни маяка? Откуда взялась укромная бухточка, неведомая кормчим? Римляне с шумом выскакивали на берег. Тут же воткнули длинный шест, увенчанный позолоченным орлом с распростертыми крыльями. На шесте эмблема императора – щитовидный значок и на нем волчица с оскаленной пастью на красном фоне. К префекту когорты подбежали разведчики и доложили: силуэт огненного воина вырублен в скале, где есть грот. Там и установлены светильники с маслом.
– Здесь есть люди? – спросил префект.
– Мы нашли только одну женщину, поддерживающую огонь в светильниках.
– Привести ее сюда! – приказал префект. Скоро перед ним стояла девушка, ладно скроенная одетая в шерстяную тунику, прикрывающую тело от осеннего холода. Густые черные волосы обрамляли смуглое лицо с черными сверкающими глазами.
– Что ты здесь делаешь? – по-гречески обратился префект.
– Чту память отца и братьев, – тихо ответила девушка.
– Кто ты?
– Я дочь гор! – гордо произнесла она.
– Где твои близкие?
– Они погибли в море, на рыбной ловле.
– Кто содержит тебя?
Глаза девушки гневно блеснули:
– Я – не содержанка! Сама зарабатываю себе на жизнь.
– Тебе не страшно быть одной?
– Я привыкла к одиночеству.
– Кто заставляет тебя поддерживать огонь, такой нужный терпящим бедствие на море?
– Память о погибших близких. Горел бы тогда огонь, они не погибли б!
– Но это требует значительных средств?
– Я их получаю с небольшого виноградника, принадлежащего мне. Получаю неплохое вино. Я надеюсь на то, что ты попробуешь его вкус. Пещера, в которой я прячусь в непогоду, находится совсем рядом.
Префект в сопровождении центуриона и дюжины легионеров двинулись вслед за девушкой.
В широком и высоком гроте на козьих и медвежьих шкурах стояли чаши, сделанные из черепов диких животных. Девушка отпила глоток, показав, что в чаше нет яда, и протянула ее префекту.
– Что-то недоброе таится в этом гроте и иссохших черепах! – подозрительно заметил центурион.
– Пей, дружище, нас, римлян, никто не посмеет тронуть! – лихо крикнул префект, уже опьяневший от первых глотков.
С триремы доставили пишу, скатили полные бочонки боспорского вина. Пили все. Праздновали победу над Митридатом и свое спасение от холодных морских глубин. Лишь дозорные, выставленные по краям бухточки, стояли хмурые и злые. Черепа с вином обходили их стороной.
Смуглая красавица в обнимку с опьяневшим префектом стала подниматься по каменным ступеням, уходящим к маяку.
– Куда вы, господин? – смущенно спросил телохранитель.
– В дворец богини Венеры!!
Меч ударил префекта за ближайшим поворотом, грудь ему проколол Тавр. Над каменным гротом внезапно раздался воинственный клич, и, сраженные дротиками и стрелами, пали римские часовые.
– К бою! – четко отдал команду старый центурион, не выпивший ни одного кубка вина. Римляне кинулись строить боевую «черепаху». Дротики, копья и стрелы пронзали замешкавшихся, не успевших прикрыться щитами. С разных сторон, взмахивая железными мечами, на них кинулись варвары.
– Отступать к триреме! – приказал центурион, встречая напористого варвара копьем из-за щита.
Внезапно от вершины скалы отвалилась большая каменная глыба и со страшной силой ударила в трирему. Камень пробил деревянные палубы, раскроил черепа прикованным рабам ж выбил дыру в днище судна. Трирема затонула на мелководье.
Пьяные римляне вяло отражали удары, а варвары с неистовой жестокостью рубили врагов, попавших в ловушку. Тавр стоял на каменной лестнице и наблюдал за кровавой сечей. Он видел, что старый центурион с ловкостью и большим искусством поражал наседавших врагов. К нему пробивались наиболее сильные легионеры. Они хотели вырваться из западни. Тавр рыкнул, как медведь, и бросился к центуриону. Тот прикрылся щитом, но Тавр страшным ударом разрубил щит и голову врага. Старый воин замертво распластался у его ног.
Скоро все закончилось. Триремы были разграблены и сожжены, римские солдаты перебиты, в гроте опять стояли чаши-черепа с вином, а огненный силуэт воина показывал рукой на спасительную бухточку. К ней, моля о помощи Юпитера, гребло новое судно…