Подобрав полы плаща, я прыгала по полуразобранной мостовой. Во время войны до столицы алеманцы не дошли, но бомбардировка заклятиями и драконо-налеты прекратились только в самый последний, третий год войны, когда уже мы вломились на их территорию. А до этого по улицам прошлись и шквалы огня, и наводнения, и торнадо, и просто здания проваливались под землю. Защита не справлялась, даже императорская резиденция лишилась левого крыла, а загородные дворцы превратились в груды обгорелых развалин. Первый год после войны пытались просто разгребать руины… а потом столицу охватил настоящий строительный бум. Все послевоенное десятилетие столица строилась: роскошные особняки, деловые конторы, недорогое жилье на окраинах. Тянули рельсы электрических конок, расширяли улицы… Словно жители задались целью доказать, что война – это ничего, что после войны даже лучше стало.
Придерживая шляпку, я запрокинула голову, и пересчитала этажи строящейся башни. Четырнадцать, сегодня их уже четырнадцать, а будет целых двадцать четыре! От одной мысли о такой высоте перехватывает дух!
– Па-аберегись, красавица! – у меня над головой пролетела плотно увязанная укладка кирпичей. Рывками, будто на невидимом столбе, принялась подниматься на самый верх стены. Высунувшиеся из оконного проема рабочие втянули ее внутрь, а снизу уже поднималась следующая. Я с улыбкой поглядела на щит строительной компании – летающую башню рода да Коста.
Война вернула алтарной аристократии потерянные позиции, а расцветшая после войны промышленность сделала положение древних родов и вовсе непоколебимым. Оказалось, что привыкшие гвоздить врагов молниями герцоги Стормворд и электричество поставляют самое дешевое, хищных боевых пауков маркизов Верасуа можно научить ткать, лорды Стилвуд умеют не только корежить, но и прокладывать рельсы, а морские леди Сэйлор в каких-то три года превратили свой боевой флот в торговый. Да и вообще самая дешевая энергия для фабрик и заводов – от родовых алтарей аристократических фамилий. Для некоторых господ это оказалось изрядным сюрпризом – десять лет прошло, до сих пор еще потявкивают, что не след лордам заниматься делами столь низменными. В основном, обычные промышленники, неспособные тягаться с новыми фабриками аристократов, возмущаются, ну и те из алтарных лордов, кто не смог найти себе место в новом, послевоенном мире. Слабые иллюзоры вроде меня, например.
Я остановилась, пропуская галдящую детвору. Детишки лет двенадцати-тринадцати парами шагали в сторону павильонов техно-магической выставки. Впереди маршировала почтенная дама, вооруженная приметным флажком с символом алтаря. Не иначе как младшие классы Магакадемии на экскурсию ведут. И кажется мне, это не столичная Магакадемия, а Южная! Детишки были темноволосые, золотисто-смуглые, а уж одеты! Для сдержанной столичной моды привычны пастельные, нежно-розовые, песочные тона, на худой конец – благородная синева или блеклая зелень северной весны. Тут же цепляли взгляд теплые черные накидки… расшитые алыми, вишневыми, оранжевыми узорами у девочек, и серебром у мальчишек. И неистовое буйство пестрых лент в темных девчоночьих косах. Среди этой яркой, весело стрекочущей, подпрыгивающей и любопытно озирающейся толпы будущих южных магов странно выделялась самая последняя пара. Они шли чуть отставая, будто боясь приблизиться к своим веселым одноклассникам: две очень похожие друг на дружку девочки в накидках без единой цветной ленточки, и одинаковых, наглухо закрытых серых платьях. Не того жемчужно-серого элегантного оттенка, что начал входить в моду среди леди средних лет, а скучного, мышиного – такие и фабричная работница носить откажется, благо, вполне может позволить себе одежду поинтереснее. Волосы девочек собраны в косы настолько тугие, что натягивалась кожа на лбу, и перевязаны простенькими и тоже серыми веревочками. Шли они одинаково потупившись, так что из всех красот столицы могли видеть разве что кончики собственных башмаков, слишком грубых и неудобных для предстоящей им долгой прогулки.
– Леди-наставница, леди-наставница! – оглядываясь на девочек, голоском профессиональной ябеды пропела юная леди в предпоследней паре. – Мышильды опять отстают!
Край ее накидки тут же взлетел и нахлобучился леди-ябеде на голову. И если я правильно подметила легкое движение пальцев одной из сереньких девочек – такой неожиданный и своевременный порыв ветра возник вовсе не сам собой. Впрочем, наставница тоже все заметила:
– Леди де Орво и де Орво, извольте немедленно прекратить! И ради всех богов, держитесь рядом со мной – недоставало еще вам заблудиться!
Серенькие девочки покорно заторопились, а я… Я застыла, глядя им вслед. Пестро-говорливая колонна юных экскурсантов давно скрылась из виду, а я все стояла, не в силах сдвинуться с места. Вот так, посреди столицы услышать вдруг фамилию жениха, от которого я спасалась пятнадцать лет назад, было… странно. Да и… страшновато как-то… Невольно заставляло задуматься о символах, знаках судьбы… и о том, стоит ли мне возвращаться в дом моих предков, дом моего счастливого детства, из которого когда-то мне пришлось так отчаянно бежать.
Потом я вспомнила сколько стоит билет на Межмировой экспресс… хмыкнула… покрепче зажала подмышкой дорожный саквояж и снова заскакала по островкам кирпичей между морями строительной грязи. Полы дорожного плаща так и норовили мокнуться в серо-черную жижу. Я покосилась на свое отражение в зеркальной витрине модной лавки – не хотелось бы вломиться в вагон, пусть и второго класса, всклокоченной замарашкой. Моя фигура, в плаще поверх теплого жакета, надетого на шерстяное платье, и пришлепнутая сверху шляпкой-совком, отразилась рядом с безупречно-элегантным манекеном в бальном платье с корсетом. От этого сравнения мне оставалось только вздохнуть, и еще пару мгновений поглазев на отражения – по крайности, талию платья за ночь удалось посадить на место, и плечи не топорщатся – я заторопилась дальше.
Саквояж и платья я одолжила у госпожи-секретаря Лукреции Демолиной, той самой, которую язвительный лепрекон чуть было не принял за давно исчезнувшую с глаз высшего общества леди Летицию де Молино. Нет, я понимала, что «секретарские» платья не помогут, блудную дочь семейства – то есть, меня! – оценят от сбитых носков ботинок до растрепанной прически, и признают негодной. Заодно и обсудят в деталях, до какой степени я… блудная. Но ехать в обычных моих платьях было решительно невозможно, а на все переданного братцем кошелька не хватило. И без того на новое белье потратиться пришлось.
– Банг! Банг! Банг! – звучно пробили часы на пощади Трех Вокзалов. Единственное место в столице, совсем не изменившееся с довоенных времен – хотя именно его алеманцы бомбардировали с особым остервенением. Но и защитный полог тут держали, даже когда не хватало сил на дворец: быстрая связь с провинциями для империи была гораздо важнее. Похожий на ледяной замок Северный вокзал, будто вылепленный из бурой глины Степной, и украшенный легкими белыми колоннами Южный, как и прежде, замыкали углы площади. Часовая башня возвышалась точно посредине, на равном расстоянии от каждого. Ее верхушка окуталась зловещим черным облаком, сквозь который один за другим – пшшш! пшшш! – вспыхнули призрачные языки пламени. Прошивая огонь и тьму, вокруг башни стальной лентой завертелся маленький игрушечный поезд… Загудел, выпуская султаны пара, один виток, второй, третий… сверкнул ослепительно и растаял на фоне блеклого столичного неба, точно яркий мираж, оставляя обманчиво скучную кирпичную башню с фигурным шпилем.
Вокзальная площадь словно негромко выдохнула… и накрывшую ее на краткий, волшебный миг тишину сменил обычный деловитый шум.
– Всегда подгадываю, чтоб перед отъездом на бой часов поглядеть! Езжу часто, а не надоедает! – взмахивая тростью, так что капли из лужи разлетелись во все стороны, объявил господин в дождевике. – Чувствуешь себя как ребенок! А вы?
– Я – нет, – отрезала я. Пусть сам решает, что «нет» – не езжу, не часто, не подгадываю, не ребенок…
Он решил:
– О, мисс, тогда вам повезло! «Южный экспресс» – лучший поезд Империи! С ним даже знаменитая «Звезда Франконии» не сравнится! Даже в третьем классе…
– У меня – второй, – буркнула я, подхватила подол и стремительно взбежала по ступенькам.
– Ваши документы, сударыня! – у дверей вокзала неожиданно обнаружился полицейский пост.
– С чего бы такие строгости? – удивилась я, одновременно пытаясь перехватить саквояж так, чтоб добраться до внутреннего кармашка с документами и не вывалить его содержимое на ступеньки. – Раньше не было…
– Приказ, сударыня! – явно не собираясь вдаваться в объяснения, строго отчеканил полицейский.
– Это потому что магистра дорожников убили! И ограбили! – все тот же назойливый господин в дождевике оказался у меня за спиной. – Лакей сговорился с горничной…
– Не лакей, а шофер, и не спорьте, молодой человек, я лучше знаю! – властно перебила его пристроившаяся в нашу очередь старуха с потертым кофром. – Эти новомодные мобили никого до добра не доведут!
И они заспорили – уже не об убийстве, а о преимуществах лошадей и мобилей, пока я, наконец, вытащив из кармашка документы, не сунула их полицейскому. Тот изучал их мучительно долго, то и дело подозрительно поглядывая на меня: видно, даже под секретарским платьем чуял горничную – а насчет участия в убийстве недавно нанятой магистром, а нынче бесследно исчезнувшей горничной сходились все слухи.
Наконец полицейский тяжко вздохнул, и под ворчание старухи, требующей поторапливаться, переключился на господина в дождевике. А я, наконец, шагнула внутрь украшенного традиционными южными мозаиками вокзального зала.
Возьми я третий класс, могла бы к белью прикупить пару-тройку носовых платков, а если поторговаться – то и кокетливый шарфик. Но ехать третьим классом… Не то чтобы меня так уж смущала поездка в переполненном вагоне с саквояжем на коленях – и не в таких условиях путешествовать приходилось! Беда, что защита на этих вагонах хуже, чем на первом и втором классе, а даже моего мизерного дара достаточно, чтоб привлечь внимание безликих демонов Междумирья. Ехать несколько часов, зная, что вагон гроздьями облепили иные, не подвластные людскому разумению сущности… Ползают, ищут хоть щелочку, хоть пятнышко ржавчины, чтобы прижаться, надавить, просочиться внутрь, туда, где чуют людское дыхание и ток живой крови в жилах… И течет, течет от них потусторонний холод, медленно вытесняя из вагона людское тепло, расползается по потолку уродливой изморозью цвета замерзших соплей, а потом начинает капать на пол и расплываться лужами, почему-то багрово-красными. Лужи эти шевелятся и тянут ложноножки к ботинкам медленно звереющих от страха пассажиров… Заверения вагонного стюарда, что лужи и изморозь – всего лишь безвредные оптические эффекты, не действуют. А вот вокруг кого эти самые эффекты расползаются, пассажиры замечают с достойной имперских гончих наблюдательностью. А дальше в лучшем случае в тамбур выкинут, в худшем… Довоенная история о том, как «Стрела Миров» пришла в пункт назначения с залитыми настоящей, не иллюзорной кровью стенами, и разорванными в клочья телами двух магов (и еще десятка случайных жертв), до сих пор служит пугалом для всей гильдии дорожного транспорта. А потому для магов на второй класс – хоть и небольшие, а скидки!
Цокая каблучками по мозаичному полу, я гордо проследовала мимо переполненного зала для пассажиров третьего класса: там на длинных широких скамьях народ сидел тесно, плечом к плечу, как воробьи на проводах. Дежурный у зала ожидания второго класса не только проверил мой билет, но и окинул испытывающим взглядом меня саму. Отметил добротную шерсть плаща, кожаный саквояж с заклепками, улыбнулся и приложив ладонь к фуражке, распахнул дверь. Все же не зря я госпожу Лукрецию ее вещей лишила!
Из зала ожидания первого класса тянуло вкусными запахами, слышался гул разговоров и стук столового серебра. Но и здесь, во втором, было неплохо. Лучше, чем когда я была на этом вокзале в прошлый раз. Пятнадцать лет назад. Улыбчивая буфетчица налила мне в фарфоровую чашечку кофе, и я устроилась за тем же самым столиком, что и тогда.
Тогда при мне тоже был саквояж с бельем и парой платьев, правда, стоили они не в пример дороже, а лет мне было не в пример меньше – восемнадцать. От окончания Академии и магистерского диплома, с которым никто, даже глава рода, не мог ни к чему меня принудить, меня отделяли два года. И десять тысяч золотых, которые мой старший брат Тристан, ставший после смерти отца главой рода де Молино, ни за что не желал платить. Тогда я также пила входящий в стоимость билета кофе: отходила от отчаянного ночного рывка. В окно комнаты, через сад, через забор… если бы не наскоро наброшенная иллюзия, меня, застрявшую верхом на ограде, наверняка поймал бы сторож. Потом был долгий пеший путь через лес, лошадь, сведенная из табуна соседей, и бешенная ночная скачка до столицы герцогства. И наконец прыжок в вагон за пару секунд до отправления – я едва не стоптала беднягу кондуктора. Потом я поняла: спасло меня только то, что я сразу кинулась в бега. Понадейся я на утренний разговор с братом, поверь, что смогу его убедить – ведь это же мой брат, не может он желать мне зла! – и никуда бы я уже не сбежала. А теперь сама еду туда, где несмотря на новые имперские законы, женщин по-прежнему воспринимают как существ слабых и неразумных, а потому подлежащих опеке: снисходительной и… безапелляционной.
Такое вот типично-южное семейство расположилось напротив меня в креслах: смуглый горбоносый муж, косящийся на супругу с усталым снисхождением, а на остальных дам, включая меня, с томной поволокой в «очах страсти огневой». Наследник лет трех, похожий на папашу как модель фрегата из кабинета лорда Трентона – на сам фрегат. Даже глазки дамам строить уже пытался! И… пять чернокосых дочерей! Старшая, лет восемнадцати, до смешного преисполненная чувства собственной важности и взрослости, и дальше по убывающей: от пятнадцатилетней барышни до шестилетней шустрой малышки. Судя по роскошному буклету техно-магической выставки в руках старшей – приобщались к столичной культуре. А по количеству составленных в пирамиду баулов – делали это, в основном, на Портняжей улице.
Я перевела взгляд на компанию офицеров, в основном – беловолосых сухопарых северян, хотя был там и плосколицый улыбчивый степняк, даже на стуле сидящий будто в седле, и дама в форме полкового целителя. Потом престарелая пара – эти явно бегут из промозглой слякоти столицы в приморское тепло. Попутчиков немного. Если повезет, буду одна в купе!
– Сударыня! – раздавшийся у меня за спиной голос, в котором почти приторная любезность мешалась с искренним возмущением. – Ну куда же вы сбежали! Мы же с вами наверняка попутчики – я тоже еду вторым классом. Мог бы, конечно, и первым, средства позволяют, знаете ли… но зачем тратить деньги зря? Милочка, мне чай и печенье! Угощайтесь, сударыня! – широким жестом водружая передо мной блюдце, провозгласил господин в дождевике.
Щедро – угощать даму печеньем, которое входит в цену билета. Я улыбнулась, вспоминая светские навыки – нейтрально, одними уголками губ – и поднесла чашку к губам.
– Дозвольте отрекомендоваться! Торри Торвальдсон, торговый представитель компании «Хран», защитные, охранительные, сторожевые артефакты, личные и на помещения! Направляюсь в южные герцогства.
Непохожи вы на северянина, сударь – я мазнула взглядом по кругленькому, как дынька на ножках, и темноволосому как типичный южанин господину Торвальдсону. Хотя не мне говорить…
Я еще мгновение помедлила… и наконец со вздохом представилась:
– Летиция де Молино, – ужасно хотелось добавить – «горничная» – и поглядеть, как он станет реагировать.
– Приятно, госпожа Летиция!
– Леди Летиция, – поправила я. Раз уж я еду… домой, скрываться не имеет смысла.
– Леди? – он окинул меня скептическим взглядом. А вот это было… самое малое, неприятно. Оставалось повторять за покойной бабушкой: «Леди – это не дорогие платья, леди – это достоинство и манеры». И надеяться, что манеры и достоинство за эти годы не обесценились.
– Ну, леди так леди, – пробормотал коммивояжер, а я сделала вид, что не услышала. Благожелательность, спокойствие, отстраненность… Не могу же я его побить шваброй за то, что он не видит во мне леди? Швабра в саквояж не влезла, такое горе… Будем считать его скептическую мину тренировкой перед визитом в поместье. Там мин… всяческих… будет предостаточно.
– Изволите следовать в родовое поместье? – осведомился он в стиле бульварных романов начала столетия. Уголки его губ подрагивали от сдержанного смеха, господину коммивояжеру казалось, что он удачно шутит.
– Еду навестить брата.
Демоны Междумирья знают, кого я там буду навещать! Если лепрекон не врал, и Тристан вправду при смерти… нет, я не стану думать об этом сейчас!
– И кто ваш брат? – продолжал посмеиваться коммивояжер.
Не знаю, как манеры и достоинство, а вот коронный бабушкин взгляд «Сударь, вы идиот?» у меня всегда выходил идеально – господин Торвальдсон подавился смешком. А учитывая, что сейчас как раз жевал рогалик – выпечкой он тоже подавился. Застыл с открытым ртом, не способный решить – глотать или выплюнуть – потянул носом воздух… и отчаянно, взахлеб закашлялся, пуча глаза, перхая горлом и колотя себя в грудь, как бабуин перед дракой.
Я прикрылась простейшим воздушным щитом от летящих от него во все стороны крошек и брызг слюны… и спокойно допила кофе.
– Лорд де Молино, полагаю, – негромко обронила я, когда прекративший кашлять коммивояжер, постанывая, похрюкивая, и шмыгая носом, приник к своей чашке.
– Фто, простите? – невнятно переспросил он, так и замирая над чашкой – только красные слезящиеся глаза моргают над золотым ободком.
– Вы интересовались, кто мой брат? – я снова приподняла уголки губ, изображая ту самую светскую улыбку, которая даже в блаженных мечтаниях не позволит собеседнику заподозрить, что я ему рада. – Лорд де Молино. И да, я вас прощаю, – с благожелательной снисходительностью к дурным манерам низших классов кивнула я и принялась натягивать перчатки.
Через зал ожидания уже мчался кондуктор:
– Леди и лорды, дамы и господа, сейчас будут подавать поезд, прошу всех проследовать на перрон! – он скрылся за дверями салона первого класса.
– Вещи! – южное семейство ринулось к своим баулам, а я подхватила саквояж, торопясь выбраться на перрон раньше, чем их багаж перекроет двери.
Стеклянный купол закрывал перрон от всего – ветра, дождя… человеческого мира. Там, за стеклом, на площади роскошный мобиль подкатил к вокзальным ступенькам, из него торопливо начали выгружаться опаздывающие пассажиры – господин в сером, его разряженная жена в шляпке с птичками, и тоненькая, как веточка, девушка, в дорожном костюме по последней франконской моде. Сквозь облачную хмарь выглянуло солнце.
А здесь, под куполом из сверхпрочного стекла, пространство начал заполнять зябкий сумрак. На другом конце коротких – ровно в длину перрона – рельсов медленно разгоралось пятно сплошной черноты.
Мертвенный холод пробрал до костей, скользнул под юбки и заставил судорожно поджаться пальцы в ботинках. Пятно становилось все больше, расползаясь лаково-антрацитовыми щупальцами – сейчас оно походило на мерно шевелящуюся морскую звезду. Вкрадчиво и беззвучно щупальца касались стеклянных стен, гладили струны рельс, и под куполом медленно нарастал тонкий, едва слышный шепот… Длинные, протяжные вздохи – ахххха, ахххххаааа! Потом все чаще и отчетливей – ах-ха-ха-ах-ха! И вот ты уже с невольным вниманием вслушиваешься в чью-то стремительную, захлебывающуюся речь, чувствуя, что еще немножко – и поймешь нечто очень-очень важное и нужное, что перевернет жизнь, наделит ее целью и смыслом, таким прекрасным и глубоким, надо только подойти чуть-чуть поближе, еще ближе, еще…
– Данг-данг-данг! – руку обожгло болью, заполошный грохот колокола ворвался в уши, и я судорожно вздрогнула, изо всех сил стискивая медленно остывающую ручку саквояжа.
Вот ведь безликие демоны, чуть не поддалась! Я прикусила губу от злости. Не утешало, что все пассажиры на перроне, даже господа военные, выглядят как разбуженные от дурного сна. Голос Междумирья обыкновенному человеку выдержать невозможно, его даже маги не выдерживают – никто, кроме дорожников, которые и водят сквозь него поезда. Но это не утешало. Омерзительно знать, что если бы не меры безопасности, я бы сейчас брела в антрацитовую мглу, переставляя ноги, как механическая кукла.
– Апшшш! – появление поезда я как всегда проморгала.
Вот только что на рельсах ничего, вот я моргнула… и он проступает из пустоты, будто неторопливо сгущающееся облако. В цельнометаллические вагоны третьего класса, похожие на полукруглые тубусы, начали втягиваться пассажиры, в основном, мужчины-южане. Деньги домой везут. Маленьких ферм на юге все меньше, на больших плантациях платят гроши, а потому в столице все чаще слышен певучий южный говор, и все больше становится чернявых и смуглых работников – пока что по большой части на строительных площадках рода да Коста. Те сами выходцы из южных герцогств, вот и берут своих.
Вагон второго класса оказался всего один – и в отличии от третьего, в нем были окна! Сделанные из того же непроницаемого стекла, что и купол вокзала, они составляли половину цены билета. В черном тоннеле, скрывающимся за мерно колышущимся пятном, это стекло надежнее любой стали. Но дорогое, да, поэтому целиком из него делают только вагон первого класса – из металла там одни лишь золоченые поручни на дверях. Но мне, увы, не туда.
Я еще успела заметить, как запоздавшее семейство выбежало на перрон и устремилось как раз к вагону первого класса, когда кондуктор разложил передо мной лесенку. Подобрав юбку, я заторопилась по длинному коридору в самый конец вагона, к последнему отделению.
За спиной перешучивались офицеры, решая кто с кем садится, пищали детишки, и хлопотливо квохтала мамаша шумного южного семейства. Я сунула саквояж в багажную сетку и устроилась на обитом потертой цветной тканью диванчике. И загадала – если никто так и не подсядет в мое купе, то и в поместье все пройдет… хорошо. Не знаю точно, как именно, но хорошо. Для меня.
За стеклом раздвижной двери возникла сухопарая фигура в черном, и тараном выставив перед собой ковровый кофр с раздутыми боками, внутрь ввалилась старая дама.
– Я видела вас у входа в вокзал! – отрывисто объявила она. Судя по тону, теперь я ей на всю жизнь должна. – Полицейский проверял ваши документы! – меня явно подозревали не только в убийстве магистра дорожников, но и во всех преступлениях со дня основания империи. – Вы одна? Прекрасно – сяду тут! – и пробуравила меня столь недоверчивым взглядом, что даже мне самой стало ясно – оставь меня и дальше одну – я обязательно что-нибудь натворю.
Старуха завернула свой тарано-кофр по широкой дуге, и обрушила его в багажную сетку.
Я отпрянула, спасаясь от столкновения с медными уголками, и смиренно вздохнула. Не пройдет, не хорошо, не для меня. Что поделаешь…
– Вы одна? – плюхаясь на сидение, уже другим – осуждающим – тоном, повторила старуха. – В мое время порядочная дама не путешествовала в одиночку, а хотя бы брала с собой компаньонку.
– Я сама – компаньонка, – усмехнулась я. Был в моей жизни и такой период: скучноватый, но довольно приятный, если, конечно, не переживать о капризах хозяйки. – Не могу же я взять с собой даму?
Дверь распахнулась еще раз и внутрь ввалился улыбающийся господин Торвальдсон:
– А говорили, что леди! Или вы как это… леди при леди[1]?
Почему-то прозвучало удивительно похабно.
Я снова смиренно вздохнула: чего-то подобного я и ожидала.
– Давайте вы будете моей компаньонкой? – подаваясь к старой даме, заговорщицки прошептала я.
Она покосилась на господина Торвальдсона – в бесцветных глазах на миг ярко блеснула смешинка – и отчеканила:
– И не подумаю! Сами извольте разбираться со своими… мужчинами! – вытащила из потертого ридикюля газету, и с гневным шелестом заслонилась листом.
– Вы, может, думаете, сударыня, что я навязываюсь… – господин Торвальдсон неожиданно смутился. – А я вовсе даже и не в том смысле… Просто ежели ваш братец и взаправду лорд, так поместье у него наверняка ого какое! И как же в таком поместье без охранных систем? Я вот и образцы показать могу! – он словно щит выставил перед собой обклеенный яркими надписями саквояж.
Старуха вынырнула из-за газетного листа, посмотрела на меня, на него, громко хмыкнула и спряталась снова.
– Лорды и леди, дамы и господа, «Южный экспресс» – самый скоростной поезд Независимой Международной Дорожно-Транспортной Магической Гильдии! – сквозь стекло приглушенно доносилось лопотание громкоговорителя на вокзале. – Благодаря усилиям наших замечательных инженеров и магов-дорожников этот поезд связывает между собой имперскую столицу и Мадронгу, центральный город южного имперского протектората…
– А говорят, южане терпеть не могут, когда их герцогства протекторатом называют! – фыркнул коммивояжер.
– Могут. Но не терпят, – не отрываясь от газеты, кивнула старуха. – Так что и в физиономию получить можно.
– А ежели не называть, так они протекторатом быть перестанут, что ли?
– Не перестанут, – согласилась старуха и тоном ласковой гадюки добавила. – Вот как вы, сударь, к примеру, толстый, и останетесь таковым, хоть называй, хоть нет.
– И нисколько не стыжусь, сударыня! Люблю вкусно покушать – а это всего лишь свидетельство, что любовь взаимна! – и коммивояжер водрузил саквояж на столик, чтоб обеими руками выразительно похлопать по торчащему из-под нижней пуговицы жилета пузичку.
Прямиком на старухин ридикюль водрузил. Внутри ридикюля что-то звучно хрустнуло.
Старуха издала хриплый вопль – и швырнула в коммивояжера скомканной газетой.
– Простите… – шарахаясь от комка бумаги, пробормотал тот. – Я… возмещу.
Похоже, единственное возмещение, которое устроило бы старую даму – это кровь обидчика! Глаза ее метали молнии.
– Две минуты до отправления! – появившийся на пороге вагонный стюард улыбнулся любезно, но непреклонно. – Прошу всех занять места и пристегнуться! – и не сводил глаз, пока мучительно краснеющий господин Торвальдсон и гневно фырчащая старуха защелкивали привязные ремни. Еще и подергал каждый, прежде чем крикнуть в коридор:
– Готово!
Поезд едва заметно дрогнул.
Стало пронзительно, до ломоты в костях холодно… тонкое черное щупальце Междумирья шевельнулось у самых колес, вкрадчивыми движениями лаская цветные плитки перрона.
Торопливо и резко зазвенел колокол.
– Поддай чары! – проорали от «головы» поезда.
– Пш-шшш-ш! – из-под вагона вырвалась струя пара и взмыла над щупальцем, точно белая птица над черной змеей. Поезд тронулся – мимо плавно поплыло здание Южного вокзала.
Господин Торвальдсон смахнул со лба крупные капли пота и дрогнувшим голосом выдавил:
– С-сударыня… если вам страшно, вы не стесняйтесь, возьмите меня за руку!
Я в ответ покачала головой, он кинул на меня взгляд подстреленной лани и обеими руками вцепился в ремень.