Дариен большую часть жизни провел в армии, среди людей, и вдруг обнаружил, что приличное игорное заведение – идеальное место для мужчины, который хочет остаться наедине со своими мыслями, если играет, но не выигрывает слишком много.
Он быстро двинулся в сторону заведения под названием «Григс», не обращая внимания на то, что на ногах у него легкие бальные туфли, совсем не предназначенные для подобных мест.
Мейфэр, фешенебельный район с выстроившимися, словно на параде, высокими узкими домами, тесно прижатыми друг к другу, образуя террасы, поражал обилием лестниц. Однако каждый дом был защищен от остального мира стенами из кирпича, запертыми дверями, засовами на окнах первых этажей и ставнями, чтобы его обитатели могли жить с комфортом и спокойно спать по ночам.
Теперь и у него был такой дом: Кейв-хаус, – который принадлежал его семье долгие годы. Были и кирпичные стены, и запоры, и засовы, но в его пустых комнатах он не чувствовал себя в безопасности.
Пустые комнаты должны были бы дарить мир и покой, но тут жили другие звуки. И хотя у него отсутствовали какие-либо личные воспоминания об этом месте, а все следы темных событий здесь уже были давным-давно вычищены, забелены и закрашены, молчаливый дом оглушал.
Но самое худшее – шум по ночам. Это была одна из причин, почему Дариен не торопился возвращаться домой. Время от времени среди ночи он просыпался от хрипов, стонов, иногда – пронзительных криков, и это в запертом на все замки доме, где, кроме него, было всего несколько слуг. Если любой дом заслуживает, чтобы в нем поселилось привидение, то и Кейв-хаус тоже, но мысль столкнуться в темноте с кем-то из предков вроде чокнутого Маркуса Кейва, даже его заставляла содрогаться.
Будь у него выбор, он никогда бы не ступил на порог этого дома еще раз. Но дом стал частью его плана. Жить здесь для него – означало дать понять всему миру, что прошлое осталось в прошлом, что новому лорду Дариену нечего стыдиться. Кейв засмеялся в темноту. Затылок у него до сих пор зудел от пристальных взглядов из толпы, он даже вспомнил, как кто-то прошептал вслед: «Бешеный пес Кейв! Что он здесь делает?»
Захотелось развернуться и вцепиться зубами в того, кто это сказал, кто бы он ни был. Невозможно было не обратить внимания на молчаливое, искусное уклонение от общения с ним. Это означало, что его ислючают из своих рядов.
В одной из комнат он заметил Вана, но к этому времени уже понял, что лучше не втягивать друга в свои проблемы. Возможно, потом, в качестве награды за победу. А пока Кейв оставался Кейвом, несмотря на свой характер и репутацию, и его место было где-то ниже, чем у больного проказой.
На пороге игорного заведения он вдруг оценил иронию. Сегодня вечером самым теплым приветствием его наградил сам Дари Дебенхейм.
Сразу вернулись воспоминания, которые было не выжечь из памяти: Дебенхейм прижимает платок к носу, из которого течет кровь, и говорит: «Берегись пса!»
Кейв резко захлопнул дверь перед воспоминанием. Проклятье, это же было десять лет назад! С тех пор он заработал репутацию и вырвал победу у враждебного мира, а сейчас сделал то же самое с высшим светом.
В конце концов, даже герцогиня Йовил поблагодарила его со слезами на глазах, а сестра Дебенхейма оказалась в его объятиях – прелестная, надменная леди Теодосия. Ее имя означало «подарок Бога». Подарок Бога ему.
Он постучал в дверь игорного дома, и его впустили. «Григс» принадлежал к тому разряду заведений, которые едва освещались. Его обитателями были мужчины и женщины, чье внимание сосредоточивалось только на картах, костях и игровых столах. Никакой музыки, никаких освежающих напитков. То, что ты Кейв, неважно. Вообще ничто не имеет значения, если у посетителя есть деньги, чтобы их проиграть. Дариен был уверен, что проиграет: он проигрывал примерно так же часто, как и выигрывал. Для него это будет чем-то вроде арендной платы за пользование помещением.
Хотелось подыскать какую-нибудь несложную игру, поэтому он подсел к столу, за которым играли в макао, чтобы, излишне не утруждаясь, вспомнить сегодняшний вечер.
Почему он не предусмотрел реакцию высшего света? Почему ожидал, что они увидят Кейва – военного героя, а не другого Кейва, мерзкого, как и остальные? Ему вспомнилось выражение ужаса на лице леди Теодосии Дебенхейм, когда она узнала, кто он: она не сомневалась, что он не может быть достойным уважения.
Почему он не предвидел, что вместе с титулом виконта придется унаследовать всю грязь? От деда – распутника и дуэлянта, которого называли «дьявол Кейв»; от жестокого отца, носившего прозвище Мерзкий Виконт за немыслимое количество отвратительных поступков, совершенных в течение жизни; от своего дяди – торгаша Кейва, насильника и пьяницы.
Он ожидал, что придется принять тяжкую ношу изгаженного фамильного щита – чокнутый Маркус Кейв, сумасшедший убийца невинной Мэри Уилмот, один чего только стоил, – но не думал, что это будет иметь какое-то отношение к нему лично и не отразится в испуганных глазах женщин и в гневе мужчин, вызванном защитной реакцией.
О господи!
Нет ничего удивительного, что его младшего брата Фрэнка отвергли, когда он попросил руки девушки, которую любил.
Фрэнк, служивший на флоте в звании лейтенанта, влюбился в дочь своего адмирала, сэра Планкета Динневора, но тот велел ему держаться от нее подальше, и вовсе не из-за низкого воинского звания, а из-за того, что он Кейв.
Дариен был вне себя от гнева, потому-то и решил начать эту кампанию, чтобы подтвердить респектабельность семейства, но теперь вдруг осознал, что, если бы у него была дочь, он ни за что не позволил бы ей связать свою жизнь с кем-то по фамилии Кейв.
Однако ему удалось завлечь на эту дорожку леди Теодосию, подумал он, собрав небольшой выигрыш и поставив на кон фишку в одну гинею.
Эта леди не станет носить фамилию Кейв всю жизнь, и вызолоченная Дебенхейм переживет прикосновение навоза с наименьшими потерями. Возможно, оценив борьбу их воль, она испытала трепет извращенного удовольствия от нее.
Он уже встречал такой тип женщин, и они часто доказывали свою полезность…
Кейв вновь вернулся к холодному анализу.
Что она предпримет? Это был единственно важный вопрос. Сумеет ли он одержать победу в игре, которую начал сегодняшним вечером, действуя импульсивно, как поступал чрезвычайно редко?
Сейчас она могла бы даже пожаловаться на его поведение. И не важно, что семья Дебенхеймов была ему страшно признательна за свидетельство в пользу Дариуса, никто из них не раскроет объятия тому, кто оскорбил их дочь. Вместо союзников они превратятся во врагов.
Возможно, это закончится дуэлью, и тут безусловным чемпионом станет ее братец.
Дари Дебенхейм сильно изменился после всего пережитого, но если он соберется, то превратится в очень сильную личность. Поверхностный блеск выгорит, а под ним обнаружится истинная сталь.
Такого человека Дариен не выбрал бы себе во враги и совершенно точно не хотел бы оказаться с ним лицом к лицу на дуэли: наверное, потому что жутко устал от смертей. В любом случае это дело не потребует смертельного исхода, а все потому, что его выбила из седла и лишила разума ясноглазая, уверенная в себе, смелая и огненно-страстная молодая леди.
– Еще бренди, сэр?
Вздрогнув, Дариен поднял глаза на слугу и кивнул. Тут бесплатно подносили бренди, правда, паршивый, но ему хотелось чего-нибудь крепкого: слишком ясной была голова. В один глоток он опустошил половину бокала, радуясь жесткому пожару, разлившемуся внутри, и посмотрел на карту. Туз! Выложил его, но был побит восьмеркой дилера. Перед ним лежало еще много фишек, поэтому продолжил игру.
Имелась еще одна, намного худшая возможность.
Если Дебенхейм почему-то не сможет принять вызов, следующим в очереди будет кузен леди Теодосии юный Калли. Дариену он во многом напоминал брата Фрэнка: такой же улыбчивый и жизнерадостный, с такой же неиссякаемой верой в добро.
Калли был из тех, кого Дариен старательно избегал этим вечером, чтобы не слышать дифирамбов как герою войны. Мысленно Дариен поклялся, что сбежит из страны, если придется выйти к барьеру против Калли. Эта мысль тут же породила другую: сейчас ему лучше вернуться домой, на случай если его станут разыскивать, чтобы вручить вызов. Надо еще подумать, какие действия предпринять. Дариен поднялся, и когда дилер предложил ему продолжить игру, понял, что удвоил свой выигрыш.
– Ночные юные создания, – сказал он в ответ и передвинул в его сторону горсть фишек. – Пойду наведаюсь в «Фиалковый флюгер».
Никому и в голову не пришло осудить его намерение отправиться в бордель. Он лишь понадеялся, что никто из присутствующих не составит ему компанию. Никто и не составил. Мужчины, которые оккупировали «Григс», предпочитали женщинам карты в отличие от женщин, которые предпочитали и карты, и мужчин.
Он вышел наружу, в прохладный туман, которым так знаменита Англия. В Испании и Португалии ему часто не хватало неотрывных примет своей страны, но только вот не этой. Стоял май месяц, а ночной воздух пробирал до костей. Казалось, что легкие начинают покрываться плесенью. И тем не менее аристократы или мирно почивали в своих теплых постелях, или продолжали веселиться на балу.
Как, интересно, поступит леди Теодосия, если он вернется на бал и пригласит ее на танец?
Упадет в обморок или отвесит пощечину, что скорее всего, и даже куда предпочтительнее?
Покачав головой, он развернулся и направился в сторону Ганновер-сквер, постукивая на ходу по чугунным оградам своей тростью с серебряным набалдашником. В данный момент его судьбой руководили женские руки: тонкие, нежные, затянутые в длинные, по локоть, красные элегантные перчатки. Они вдруг заставили его вспомнить о руках армейских хирургов, до локтей красных от крови, и он содрогнулся. Как могут эти руки в перчатках выглядеть такими эротичными?
И жемчуга! Белые, сияющие, девственный контраст вызывающему красному цвету.
Интересно, девственница ли она? Ее смелость казалась юношеской бравадой неопытности, а вот страстный ответ на поцелуй вверг его в замешательство. Но как бы то ни было, ее неистовость позволяла предположить, что вспыхнула она сегодня в первый раз, и именно с ним.
Леди Теодосия Дебенхейм, сестра его врага, которая уже ненавидит его и возненавидит еще больше, прежде чем все это закончится.
Эх, судьба – распутная злая ведьма…