Глава 1

В наушниках гремела музыка, точнее, лилась грустными нотами. Я смотрела на проезжающие мимо машины из окна автобуса, положив голову на руки, а руки на поручень. Этот утренний час в семьдесят девятом автобусе был моим личным ежедневным ритуалом, временем размышления и вдохновения. Хотя по факту он был лишь дорогой до работы. Небо было серым и унылым, совсем как я, даже машины в пробке стояли черные, белые и серые – большая редкость. Кому как не мне знать, ведь каждое утро я въезжаю в эту пробку как к себе домой.

К двадцати двум годам я окончила колледж в Бирмингеме и благодаря лучшему другу моего покойного отца открыла свое мини-кафе. В этом кафе я и работала, ведь средств для оплаты чьего‐либо труда я не имела. А, нет, вру! В моем кафе подрабатывала подруга младшего брата, но ее ставка была так мала, что даже на чаевых Эбигейл зарабатывала больше.

Если бы кто‐то попросил меня описать мою жизнь двумя словами, я бы ответила «день сурка» или «незаурядная и стабильная». А что нам обещали в колледже? Что после выпуска все заиграет яркими красками, а возможности буквально будут преследовать нас по пятам. Наставники, наверное, перепутали, это мы теперь должны долбиться в каждую дверь в поиске возможностей и стараться не уйти в себя после тысячи отказов.

Скажете, мне грех жаловаться, ведь у меня своя забегаловка? Здесь я отвешу поклон дядюшке Майклу, ведь, если бы не он, я бы реально ушла в себя, так как искусство меня перестало интересовать уже на втором курсе, а работать продавцом-консультантом я устала. Возвращаться домой с истертыми ногами и новым запасом оскорбительных высказываний в свой адрес – увольте. Это все дядя Майкл, единственный, кто слышал на семейных застольях мои короткие вставки типа «вот открою свое кафе!», «а в меню у меня было бы…», «я уже подыскала место для аренды». У мамы и братьев эта информация пролетала мимо ушей – они свои‐то мечты не реализовали, а тут еще я со своими фантазиями.

И вот мой автобус поворачивает на самую угрюмую пустую улицу, на остановке которой редко кто выходит. Только я. Вообще застать солнце в Бирмингеме – большая удача, но нас радовали даже просто дни без осадков, потому как попасть под ливень здесь ничего не стоило. Я пошла излюбленной тропой, повернула перед цветочным магазином, затем миновала заброшенный ресторан, несколько частных домов, спустилась под мостом и оказалась на месте. Вот она, моя забегаловка, которую я назвала именно так, как и мечтала, будучи восьмилетней, – «Лавандовая ветвь».

Место, которое я арендовала под кафе, было не самым проходимым и далеко не популярным. Когда я выбрала соседний с доками дом, члены моей семьи дружно запротестовали, но все же смирились после козырного аргумента – здесь самая низкая арендная плата. Дядюшка Майкл пусть и дал мне сумму для оплаты на полгода вперед, но никто не обещал, что дело выгорит и я не останусь с пустым кошельком и разрушенной мечтой на выходе. Мне предстояло своими руками делать ремонт и превращать заброшенный магазин глиняной посуды в уютный общепит.

Вдоль канала находились самые посещаемые заведения: два паба (чешский и ирландский), мексиканская забегаловка, элитный бар и четыре магазина (рыболовный, продуктовый, хозяйственный и сувенирный). Все они располагались в добротных, красивых кирпичных домах. Именно эти трехэтажные строения первыми бросались в глаза посетителям доков и туристам, а уже самые любопытные жители Англии могли наткнуться и на мою кофейню, стоило им пройти в глубь кирпичных построек, где через два небольших здания красовалась деревянная вывеска с выжженной надписью и рисунком.

Изначально я планировала ввести в меню лишь напитки и десерты, но многие обитатели доков были так рады появлению кафе, что надоумили меня расширить ассортимент. Стало больше видов кофе, больше закусок и перекусов, появился «суп дня».

Солист Arctic Monkeys уже допевал припев в моих наушниках, когда я повернула на улочку, застроенную кирпичными зданиями. Каждый раз при виде своей вывески у меня трепетало сердце: моя. Мое собственное кафе. Уютный уголок на пустыре, зато свой. Через стеклянную дверь я заметила суетливые движения Эбигейл.

– Слава богу, Селина! Звонили из службы здравоохранения, они собираются прийти с проверкой во все заведения на территории доков в течение недели.

Вместо приветствия я систематически получала «приятные» известия.

– Эбби, брось мне фартук! – попросила я, проигнорировав новость.

Эбигейл было семнадцать, она оканчивала старшую школу и уже в конце весны должна была сдавать важнейшие в своей жизни экзамены, а пока, вместо того чтобы отправлять резюме в колледжи, заменяла чековую ленту. Схватив фартук, я зашла в уборную, где собрала свои длинные густые волосы в тугой хвост. Резинок у меня всегда было про запас, потому как мою гриву выдерживали лишь сильнейшие.

– Почему ты здесь, а не в школе? – спросила я, заливая молоко в опустевшую емкость аппарата.

– Сел, сегодня воскресенье, привет! – рассмеялась Эбигейл.

Неужели воскресенье? Казалось, только вчера была среда. За последние месяцы все дни недели смешались воедино, ведь, как я уже говорила, какое мне дело, если что ни день, то «день сурка»?

Эбигейл – украшение моего кафе. Ее морковные волосы, тоже туго собранные в хвост, и масса веснушек, усыпающих даже плечи, спину и руки, напоминали о лете, самых ярких закатах и о той огненной живости, с которой она у меня ассоциировалась и которой так не хватало мне самой. Эбби обладала неиссякаемой энергией и добрым сердцем. Мы познакомились с ней, когда Мэттью, мой младший брат, пошел в первый класс. Они с Эбби стали одноклассниками и закадычными друзьями, поэтому из‐за моей сильной привязанности к рыженькой непоседе все девушки брата вызывали у меня недовольство. Но его личная жизнь – не мое дело, так что приходилось держать свое мнение при себе.

– Заметила только утром, – указала Эбби пальцем на корзину, которую я вчера поставила около кассы. – Это что? Для печенья с шоколадной крошкой?

– Нет, для лавандовых веточек, – смущенно улыбнулась я.

Эбби, как она любила это делать, уставилась на меня большими зелеными глазами. Несколько вечеров кряду я думала о том, что мне следует обзавестись своей «фишкой», которая привела бы в мое кафе большее количество людей, повысила бы продажи. Я решила, что название должно говорить само за себя, и, вспомнив об истории бабули Корнелии, обошла ближайшие цветочные магазины в поисках лавандовых ветвей.

– Что за нововведение? Для благоухания? Так я только вчера заменила пустую бутыль ароматизатора…

– Нет-нет, Эбби! – А еще рыжий бесенок обладал привычкой тараторить без умолку. – Это… есть такая примета. Помнишь бабулю Корнелию?

– Как же не помнить!

И я рассказала Эбигейл о старинном поверье, некогда переданном мне моей любимой покойной бабулей. Бабушка Корнелия увлекалась сухоцветами, они всегда украшали полки ее дома в Валенсии, откуда была родом семья моего отца. Запах там стоял такой, что даже если попытаться упасть в обморок – не выйдет, какой‐нибудь аромат да отрезвит разум. Меня сразу привлекли сухие ветви лаванды, пышным букетом стоявшие в вазе девятнадцатого века. Их запах и сиреневый оттенок очаровали меня, восьмилетнюю. Позже, заметив мой интерес, бабушка рассказала мне о лавандовых ветвях: «Сухую ветвь лаванды раньше носили незамужние дамы. Не все, конечно, но те, кто знал о поверье, особенно хитрые девчушки, прятали ветвь в карман или цепляли в качестве броши.

Согласно поверью, такой талисман мог привлечь мужчину, помогал найти настоящую, искреннюю любовь».

– И что же, Корнелия не рассказала тебе историю какой‐нибудь девицы, которой удалось встретить любовь?

Эбби с недоверием глядела на меня, пока я разбирала сумку и доставала пакет с ветвями лаванды.

– Она только сказала, что благодаря лаванде встретила дедушку, – ответила я, наполняя корзину.

– Ага, значит, именно лавандовая ветвь подослала его после долгого мореплавания в Валенсию? – усмехнулась Эбби.

– Эбби, я ведь не говорю, что безоговорочно верю в силу лаванды. Просто… я всегда знала, как назову кафе. В последнее время я часто думала о том, как бы нам его продвинуть, и вспомнила, откуда взялось название. Корзина может стать нашей фишкой! У нас ведь должно быть что‐то оригинальное? Чем не маркетинговый ход?

– Кстати о фишках, не пора ли тебе приготовить суп дня?

– Точно! Слушай, напиши вот здесь мелом: «Лавандовая ветвь – талисман для одиноких сердец», – велела я Эбби, оставив на столе мел и черную дощечку.

– А цена? – спросила она, когда я уже отворяла дверь кухни.

– В подарок к чашечке кофе! – крикнула я.

Пора приступать к ежедневному ритуалу – приготовлению супа дня. Если сегодня воскресенье, значит, нужно достать продукты для острого испанского супа с колбасками. И вновь спасибо бабуле Корнелии, которая безропотно обучала меня готовке. По воскресеньям выручка была приличной, а благодаря испанскому блюду даже появились постоянные клиенты. Я не могла их подвести, поэтому ускорила темп приготовления, вытирая слезы от лука.

Помешивая горячую жидкость, я невольно вспоминала о бабушке и отце. Пар обдавал мое заплаканное лицо, но я продолжала вдыхать это едва уловимое воспоминание. В тот день мы с бабушкой как раз варили суп, а потом пошли на море. Папа, кажется, учил меня плавать… эх, чертова ностальгия, только настоящих слез мне не хватало!

Отца я потеряла четыре года назад, едва поступив на первый курс. От такого удара я долго не могла оправиться, поэтому некогда приличные оценки, благодаря которым меня и приняли в колледж, снижались по накатанной. Отец сгорел всего за год с того дня, как врач сообщил о третьей стадии рака желудка. Тяжелейшее время моей жизни. Мы всей семьей искренне верили в то, что отец сможет побороть болезнь, даже когда химиотерапия не увенчалась успехом, даже когда он исхудал до пятидесяти восьми килограммов, даже когда целый месяц не мог встать с постели. В тот месяц бабуля Корнелия скончалась от инфаркта, а затем забрала с собой и душу единственного сына. Так всего за год я потеряла двух самых близких мне людей.

Конечно, я любила и братьев, и маму, но та близость, то абсолютное понимание и доверие, что были между мной и отцом… их уже не вернуть. Смахнув ностальгические слезы, я накрыла огромную кастрюлю крышкой и вернулась в зал, как раз когда прозвенел дверной колокольчик.

– Добро пожаловать в «Лавандовую ветвь»! – широко улыбнулась Эбигейл, приветствуя посетителя. – Ах, мистер Берч! Вам, как обычно, эспрессо и суп дня?

– Верно, красавица, верно! – прокряхтел старик. – Селина, здравствуй!

– Добрый день, мистер Берч! – звонко ответила я, поспешно расставляя десерты в стеклянном холодильнике.

– О, это что, фисташковый эклер? Будь добра, милочка, положи мне…

Мистер Берч приходил к нам каждый день. Его хозяйственный магазин размещался как раз «лицом» к каналу в тех самых уютных домах из красного кирпича. Вдовец Берч, как и я, круглосуточно торчал в своей лавке. Его густые брови поседели и нависли над глазами так, что не видно было век. Неизменный серый берет, украшавший полысевшую голову, сполз влево, на нем оказалось несколько дырок.

– Селина, ты все цветешь! Откуда в тебе столько сил? Ты ведь, кажется, без выходных… – Он имел странность не договаривать предложения. Может, просто не тратил свой и без того малый запас жизненных сил.

– Вы видите меня каждый день, мистер Берч, неужто я с каждым днем все краше? – усмехнулась я. – Да и сами вы безвылазно торчите в своей лавке. Почему бы вам не найти сменщика хотя бы на два дня в неделю?

– Что ты, милая! – схватился за сердце старик. – Доверить мои… нет, молодежь слишком безответственна, и потом…

– Ваш суп, эспрессо и эклер. Десерт я упаковала в контейнер, вы ведь, наверное, возьмете его с собой?

Спасибо Эбби, завладевшей вниманием Берча. Я подмигнула подруге и продолжила выставлять выпечку, перемещая ценники.

– Верно-верно, дитя! Уж как облупленного меня…

Мистер Берч забрал свой заказ и отправился в сторону доков. Мы с Эбигейл протяжно выдохнули.

– Слава богу, сегодня без историй о его милой, бедной женушке… – прошептала Эбби.

Я рассмеялась и ушла в каморку, где обычно хранились хозяйственные принадлежности. Мы уже полгода забывали приобрести швабру, поэтому приходилось корячиться с тряпками. Однако пару дней назад Эбигейл одолжила длинную щетку у Буша, владельца чешского паба.

– Эбби, ты опять забыла вернуть Бушу щетку!

– Ах ты черт! Не люблю я этого юмориста! – послышалось из‐за стойки.

Вздохнув, я взялась за уборку и, когда полы засияли чистотой, поставила одолженную щетку у вешалки для верхней одежды, чтобы не забыть занести на обратном пути Нилу Бушу.

– Селина, где же твоя логика, почему бы тебе просто не дойти до Берча и не купить у него нормальную швабру?!

Да я и сама задавалась этим вопросом, возможно, ответом была моя лень. После работы я уходила на ватных ногах.

– Кстати, почему бы тебе не прицепить себе талисман? – продолжала Эбби. – Или ты уже давно носишь с собой коварную лавандовую ветвь?

– Зачем же мне ветвь, если у меня есть Коннор? – хмыкнула я.

Эбигейл возвела глаза к потолку и принялась чистить кофейный аппарат. Я знала, что она недолюбливает Коннора, и не раз пыталась понять и уточнить, чем он ей не угодил, но так и не получила вразумительного ответа. Мы с Коннором вместе с первого курса, он появился в моей жизни как раз тогда, когда я нуждалась в поддержке. Только вот… пламя нашей «любви» потухло уже к концу второго курса, и далее мы просто превратились в парочку… партнеров? Я даже не помнила, по какой еще причине встречаюсь с ним. Может, по привычке или из-за ощущения стабильности?

– И все‐таки, может, нам нацепить их в качестве броши? – предложила Эбби. – Как отличительный знак нашей… формы.

– Хм, а идея неплохая!

Я вытащила из ящика две булавки и прицепила одну веточку на пышную грудь Эбби и одну на незаметную свою.

– Сел, Коннор заберет тебя сегодня после работы?

Я чуть булавкой не укололась от такого вопроса, а когда заглянула в дразнящие зеленые глаза Эбби, расхохоталась в голос. Эбби не отставала. Коннор – и забрать с работы? Это как? Сколько я здесь работала, столько и ездила на автобусе. В крайнем случае на такси. И не было в этом ничего плохого, скорее я с нетерпением ждала своего музыкального часа. Только я и мои наушники, никакого Коннора нам не нужно.

– Странные вы, Сел, – сказала Эбби, успокоившись. – Вы хоть видитесь?

Я попыталась припомнить, когда в последний раз встречалась с Коннором. Если сегодня воскресенье, значит… в прошлую субботу. Точно, в первый день апреля мы ходили в кино, встретились у кинотеатра, а после разошлись по домам.

– Иногда.

– Иногда? Да я с тобой живу, можно сказать, и что‐то не припомню… Погоди, неужели в ту субботу, когда ты попросила меня остаться?

Я промолчала, зардевшись.

– Селина! Это же смешно! Друзьями вас еще можно назвать, но парой?

– Эбби, обязательно говорить обо мне? – устало спросила я, совершенно не настроенная обсуждать свои потухшие страсти.

– Последний вопрос. Вы… спите? – словно секретную тайну, шепнула она мне на ухо.

Я снова невольно рассмеялась и тут же оборвала смех, пытаясь вспомнить, спим ли мы. Если в прошлую субботу было кино, значит, где‐то в среду мы спали. Полторы недели – не такой уж и большой срок!

– О чем ты думаешь, а? Лучше переставь сиропы и протри липкие крышки! – скомандовала я и убежала в уборную.

Коннор. Иногда я даже забываю, что состою в отношениях, но вот теперь благодаря Эбигейл перед глазами возник образ этого широкоплечего, коренастого шатена. Вспомнилось, как он улыбался мне тонкими губами и присаживался рядом на физкультуре, где я вечно сидела на скамье, обессиленная горем. Все твердили, что он мечтает затащить меня в койку (ох уж эти стереотипы о качках!), однако он был нежен и заботлив, чем окончательно покорил мое израненное сердце. Возможно (нет, совершенно точно), я чувствовала себя счастливой в первый год наших отношений. Все свободное время мы проводили вместе, но как только получили дипломы, резко отдалились. Коннор теперь работал в конторе отца, они продавали земельные участки. Мы как‐то, не сговариваясь, увлеклись своими делами. Во время редких встреч Коннор все чаще стал скучающим взглядом следить за стрелкой часов, участились агрессивные выпады. А я что? Я была слишком увлечена своим бизнесом и финансовыми проблемами в семье, чтобы зацикливаться на отношениях. И если Коннора что‐то не устраивало, он ведь всегда мог порвать со мной, разве нет?

Прозвенел колокольчик. Обрадовавшись новому посетителю, я вылетела из уборной и расстроилась. Это была Дороти, местная жительница. Бездомная обитательница доков. Мое ранимое и сострадательное нутро однажды не оставило без внимания голодную женщину, и с тех пор Дороти ежедневно наведывалась за чашечкой кофе и тарелкой супа.

– О, мисс Гарсия! – обратила она на меня свои телячьи бледно-голубые глазки.

– Дороти, мы же договаривались – просто Селина.

Ни о чем не спрашивая, я ушла в кухню, чтобы наполнить для Дороти тарелку супа.

– Твоя доброта не знает границ, – раскланялась женщина.

– Как и ваша наглость, – едко заметила Эбигейл.

– Эбби! – ткнула я ее локтем в бок.

– Селина, этот огненный львенок прав. Я нагло пользуюсь твоей добротой. Обещаю, моя добрая девочка, однажды я отплачу тебе.

– Дороти, хватит разговоров, вы ведь знаете, что я не оставлю вас голодной, – улыбнулась я.

Дороти было всего около сорока. Если ее хорошенько отмыть, приодеть и расчесать, получилась бы вполне приличная, красивая женщина. Сейчас же передо мной стояла потасканная дама в драном зеленом пальто, с копной спутанных бордовых волос. Седина отросла до ушей, губы, как и кожа рук, потрескались от холода. Страшно представить, что бы стало с Дороти, если бы я ее не подкармливала.

Дороти присела за свой любимый столик, тот, что стоял в самом углу, рядом со стойкой. От нее разило помоями и сыростью, но лавандовые ветви этот запах сегодня перебивали – уже как минимум один плюс в пользу моего решения их выставить.

– А что это за корзинка? – спросила Дороти, прижимая ладони к теплому стакану.

– Ветви лаванды. По старинному поверью, они были талисманом для одиноких женщин, – отчеканила я и опомнилась. – Эбби, ты забыла выдать ветвь!

– Так ведь мы выдаем их за покупку кофейного напитка… – съязвила она, но тут же вытащила одну веточку и отнесла Дороти. – Вот. Может, и правда сработает.

Дороти лишь усмехнулась, но все же приняла цветок и положила в дырявый карман.

– Воспользуюсь в качестве духов.

– Боюсь, одной веточки мало…

– Эбигейл! – уже строго прикрикнула я.

За весь день к нам пришло всего двадцать человек, включая Берча и Дороти. Выручка оставляла желать лучшего. Эбигейл ушла в семь, ей нужно было подготовить эссе для поступления. Я же, естественно, просидела за столиком у стеклянной двери до самого закрытия, то есть до десяти часов вечера. Накинув объемное темно-серое пальто, я распустила густые волосы, выключила свет, пробежалась глазами по помещению, прихватила швабру-щетку и отправилась возвращать ее владельцу. Обычно вечерами жизнь в доках только начиналась, но сегодня, несмотря на воскресный день, было очень тихо. Оглушительно тихо. Может, Эбигейл сама запуталась в днях недели?

Я вышла из скрытого за домами дворика, повернула направо, бросила взгляд на водную гладь и пошла к пабу Буша. Предвкушая шуточки, которые будет отпускать заядлый юморист Нил, я вздрогнула. Он мечтал стать комиком, но никак не мог пробиться на сцену. Против его юмора я ничего не имела, иногда даже заливалась смехом, но прямо сейчас мне хотелось поскорее запрыгнуть в автобус и посвятить время музыке.

Странно, но даже фонари у доков сегодня не горели. Не было и света, падающего на каменное покрытие дорожки в этот вечерний час. Я посмотрела на экран телефона – даже сеть не ловила, хотя у канала всегда была возможность поймать две палки сети. Стук моих сапог отдавался эхом.

Когда я повернула к нужной двери, в соседнем магазине – хозяйственной лавке Берча – прогремел выстрел.

От неожиданности я подпрыгнула, выронив щетку. А вот от нахлынувшего страха быстро подняла ее с земли и замерла. Грабители? Мистера Берча убили? Сердце оглушительно билось в груди, ноги тряслись, да что там, я была готова расплакаться как девчонка и дать деру, только вот в это же мгновение открылась дверь лавки. От испуга я прислонила к себе щетку, закрыв лицо.

Вот же картина маслом. Рукоятка щетки была тоньше моего запястья, так что она не то что не прикрывала мое тело, но скорее кричала: «А вот и я!» У самой же щетки щетина была редкой, и я, как идиотка, прикрывала ею лицо. На пороге лавки появилась фигура. Всего за пару секунд я заметила, насколько вальяжны движения этого парня или мужчины – в темноте не определишь. Он обернулся. Я четко разглядела его каштановые волосы, отливающие бронзой, но самое главное – глаза. Пугающие глаза. В темноте они напоминали врата в преисподнюю. Мужчина смотрел прямо на меня, да так пристально, что я уже мысленно себя похоронила. Мой камуфляж в виде щетки явно не сработал. Что делать? Броситься бежать или прочесть молитву? Или стоит вспомнить все лучшие моменты жизни? Еще пару секунд, и я от страха грохнусь в обморок.

– Райан, есть там кто? – донесся низкий, скрипучий голос из погруженной во тьму лавки. Только сейчас я заметила разбитое окно и валявшиеся на земле осколки.

– Чисто, – ответил владелец дьявольских глаз, зашел в помещение и закрыл за собой дверь.

Еще пару минут я стояла, прикрываясь щеткой. Страх сковал тело, хотя разум кричал: «Беги, идиотка!» И я наконец побежала. Бежала не оглядываясь, не останавливаясь, наплевав на брошенную прямо в Бирмингемский канал щетку Нила Буша.

Загрузка...