Дорогая ты!
Тело, в котором ты сейчас находишься, раньше было моим. Шрам на внутренней стороне левого бедра появился после того, как я в девять лет упала с дерева и проткнула ногу. Пломба в верхней левой восьмерке – результат того, что я четыре года избегала зубного. Но вряд ли тебя слишком волнует прошлое этого тела. Как-никак, я пишу это письмо, чтобы ты прочитала его в будущем. Наверное, тебе интересно, зачем это вообще кому-то понадобилось делать. Ответ на этот вопрос одновременно и простой, и сложный. Простой – потому что я знала, что это необходимо.
Сложный требует чуть больше времени.
Ты знаешь, как зовут тело, в котором ты находишься? Мифани. Мифани Элис Томас. Я бы сказала, что это мое имя, но раз уж теперь в этом теле ты, полагаю, тебе его и носить. Люди часто произносят его неправильно, и мне бы хотелось, чтобы ты знала, как оно должно звучать. Я не разбираюсь в традиционном валлийском произношении, поэтому для меня здесь все просто. Ми-фа-ни. Легче некуда. Сейчас мне даже пришло в голову, что оно хорошо рифмуется с Тиффани.
Прежде чем я введу тебя в курс дела, тебе следует знать еще кое-что. Во-первых, у тебя смертельная аллергия на пчелиные укусы. Если тебя ужалят, и ты не примешь срочных мер – умрешь. Я всегда держу поблизости маленькие шприцы-ручки с эпинефрином, так что и ты обзаведись такой, пока еще не понадобилось. Одну нужно держать в кошельке, одну – в бардачке машины и еще по одной – во всех куртках, которые носишь. Если ужалят, сними колпачок, воткни себе в бедро и вводи. Тогда все будет хорошо. То есть будешь чувствовать себя дерьмово, но не умрешь.
В остальном же у тебя нет никаких диетических ограничений, аллергий, и вообще ты в приличной форме. В роду есть склонность к раку толстой кишки, и тебе следует регулярно проверяться, но пока признаков замечено не было. Ах да, у тебя ужасно болит голова от алкоголя. Хотя, наверное, пока тебе не нужно об этом знать. Тебе и без того есть о чем беспокоиться.
Надеюсь, к тебе попадет мой кошелек со всеми пластиковыми карточками, необходимыми для выживания в нынешнем электронном мире. Водительские права, кредитки, карта Национальной службы здравоохранения, библиотечная карта – все на имя Мифани Томас. Кроме трех. И именно сейчас эти три – важнее всех. Отдельно я спрятала банковскую карту, кредитку и водительское удостоверение на имя Энн Райан – имя, которое с тобой никто не свяжет. Персональный идентификационный номер для всех трех – 230500. Это число и месяц моего рождения и твой возраст на данный момент. Ты же новорожденная! Сейчас я бы посоветовала тебе немедленно снять немного денег со счета Энн Райан, отправиться в гостиницу и заселиться под ее именем.
О следующем, вероятно, ты уже в курсе, потому что если читаешь это, значит, пережила несколько прямых угроз, но все еще находишься в опасности. Только то, что ты не я, еще ни о чем не говорит. Вместе с этим телом ты получила ряд проблем и обязанностей. Найди безопасное место, а потом открывай второе письмо.
Искренне твоя,
Я
Она дрожала под дождем, наблюдая, как расплываются буквы на бумаге. С волос капало, на губах чувствовалась соль, все тело ныло от боли. Стоя в тусклом свете фонарного столба, она всего лишь покопалась в карманах куртки, желая получить хоть какую-нибудь подсказку о том, кто она такая, где находится и что вообще происходит. И нашла во внутреннем кармане два письма. Первый конверт был подписан просто: «Тебе». На втором стояла лишь цифра «2».
Раздраженно покачав головой, она подняла взгляд на мрачное небо – его рассекла молния. Затем порылась в другом кармане и нащупала какой-то увесистый предмет. Вытащив его, рассмотрела узкую продолговатую картонную коробочку – та размокала и теряла свою форму. На сигнатуре был напечатан какой-то длинный химический термин и имя Мифани Томас. Сдавив коробочку пальцами, она поняла, что внутри находится твердый пластмассовый автоинъектор, и сунула ее обратно в карман.
«Значит, это я и есть, – горько подумала она. – Мне не дано даже не знать свое имя. Не дано начать новую жизнь. Кем бы ни была эта Мифани Томас, ей удалось втянуть меня в кучу неприятностей».
Фыркнув, она утерла нос рукавом. Осмотрелась вокруг. Это был какой-то парк. Ивы тянули к земле свои длинные ветви, окружая поляну, а она стояла в месте, которое когда-то было лужайкой, но теперь стремительно превращалось в грязную рытвину. Наконец набравшись решимости, она вытянула ноги из трясины и осторожно перешагнула через кольцо сосредоточенных вокруг нее тел. Все они лежали неподвижно, и все были в латексных перчатках.
К тому моменту, когда парк остался позади, она промокла насквозь и теперь шла, обхватив себя руками. Помня о предупреждении из письма, она шла осторожно и выглядывала, не затаился ли среди деревьев кто-нибудь, кто собирается на нее напасть. В небе прогремел гром, заставив ее вздрогнуть. Тропинка вывела ее из парка, и она осмотрела открывшуюся картину. Парк, очевидно, находился посреди какого-то жилого района – перед ней предстал ряд домов в викторианском стиле. Они выглядели вполне симпатично, мрачно подумала она, но оценивать их сейчас подробнее не было настроения. Ни в одном из окон свет не горел, а снаружи дул холодный ветер. Но она, зажмурившись, дошла до конца тропинки и оттуда смогла различить неоновое свечение, говорившее о близости какого-то торгового центра. Она вздохнула с облегчением и, зажав руки под мышками, чтобы те перестали трястись, двинулась в его направлении.
Посещение банкомата и звонок из довольно потрепанной телефонной будки – и она уже сидела в такси, которое везло ее в пятизвездочную гостиницу. Несколько раз она оглянулась, проверяя, нет ли за ней слежки, и даже попросила водителя сделать пару разворотов на сто восемьдесят градусов. Ничего подозрительного при этом не произошло – только таксист пару раз лукаво посмотрел на нее в зеркало. Когда они наконец доехали до гостиницы, она пробормотала что-то о парне, который ее преследовал, и водитель, заглянув ей в глаза, понимающе кивнул. Студенты, которые изучали гостиничное дело и в ночную смену исполняли обязанности швейцаров, соответствовали своей подготовке, а потому и глазом не моргнули, распахнув дверь перед промокшей насквозь женщиной. Она прошла по великолепному фойе, оставив на плитке мокрые следы.
Безупречно одетый и причесанный администратор (в три часа утра! Что за чудовищным роботом была эта женщина?) вежливо подавила зевок и едва заметно расширила глаза, когда посетительница, неуверенно представившаяся как Энн Райан, заселилась без бронирования и без багажа. Мальчик-посыльный почти засыпал на ходу, но все же смог проводить ее в номер и открыть дверь с помощью карточки-ключа. Она не позаботилась о том, чтобы дать ему чаевых, но предположила, что ее растрепанный внешний вид давал основания ей это простить.
Раздевшись, она решила не принимать ванну – опасалась, что может уснуть в воде и утонуть в цветочном забвении. Вместо этого приняла душ. Заметила огромные синяки, покрывающие ее тело. Ахнула от боли, когда наклонилась поднять мыло. Закончив, завернулась в большое пушистое полотенце и проковыляла в спальню. Краем глаза уловила движение и уставилась на незнакомку в зеркале.
Она непроизвольно посмотрела в лицо, на котором сильно выделялись два неприятных черных глаза. «Вот черт, – подумала она. – Неудивительно, что таксист поверил в мою историю о грубо обращающемся со мной парне». Кажется, ее дважды мощно ударили по глазам, а белки налились кровью от слез. Губы же были красными от ран и щипали, когда она их облизывала.
– Кто-то пытался выбить из тебя все дерьмо, – сказала она девушке в зеркале.
Смотревшее на нее узкое лицо нельзя было назвать красивым, но и уродливым оно тоже не было. «Я обычная, – подумала она. – Невзрачное лицо и темные волосы до плеч. Хм-м». Она распахнула халат и оценивающе посмотрела на тело.
В голове возник целый поток характеристик.
«Коротконогая. Костлявая. Маленькая грудь. Ободранные колени (хотя это, пожалуй, временно)».
Вспомнив что-то из письма, она ощупала внутреннюю сторону левого бедра. Там оказался небольшой рубец. Шрам на внутренней стороне левого бедра появился после того, как я упала с дерева и проткнула ногу, когда мне было девять. Само тело назвать подтянутым было нельзя, зато оно пользовалось благословенной свободой от целлюлита. Ноги побриты. Умеренная восковая депиляция в зоне бикини, явно недавняя. Еще несколько синяков по всему телу, но они не скрывали того факта, что тело было лишено особой сексуальности.
«Пожалуй, могло быть и лучше, – подумала она. – На Красотку я не тяну, но на Милашку могу претендовать. При наличии достаточного бюджета. Или для начала хотя бы приличной косметики».
Она перевела взгляд с тела на отражение помещения позади него. Огромная кровать с большими пышными подушками, очень мягким на вид одеялом и белыми простынями, такими свежими, что из них можно что-нибудь вылепить. Практически все, чего ей хотелось. Если бы тут еще был… и он был! Мятный леденец на подушке! О да, раз уж ей положили леденец, это стоило того, чтобы добраться до кровати по этому широкому ковру. Тот был мягким, и она легко могла завалиться прямо на него, но мысль о леденце заставляла двигаться вперед. Волоча ноги, она доковыляла до своей цели и даже сумела уснуть, не подавившись леденцом.
Сны, которые она видела ночью, только запутали ее, и потом, проснувшись, она не знала, было ли это лишь оттого, что людей, которые ей приснились, она знала еще до потери памяти. Но она ощущала замешательство еще до пробуждения. Она с кем-то целовалась – но не видела с кем. Только чувствовала – и содрогалась. А когда его язык забрался ей в горло – ничуть не испугалась.
Затем она сидела за послеобеденным чаем в выложенной черно-белой плиткой комнате, полной папоротников. Воздух стоял горячий и влажный, а напротив нее сидела одетая в викторианском стиле пожилая женщина, которая с глубокомысленным видом попивала из своей чашки и смотрела на нее холодным взглядом карих глаз.
– Добрый вечер, Мифани. Прошу простить меня, что потревожила твой сон, но я не могла не поблагодарить тебя.
– Поблагодарить меня?
– Мифани, не думай, будто я не понимаю, что ты для меня сделала, – холодно проговорила женщина. – Мне не по душе быть перед тобой в долгу, но это благодаря тебе угроза теперь отведена от меня и моих родных. Если я когда-либо сумею отплатить тебе за это, полагаю, я буду обязана это сделать, как бы затруднительно это ни было. Чаю? – Она налила Мифани чашку и отхлебнула из своей. Мифани тоже неуверенно сделала глоток и нашла его вкус приятным.
– Очень вкусно, – учтиво заметила она.
– Спасибо, – чуть рассеянно ответила женщина, глядя с любопытством. – С тобой все нормально? Как-то странно… – Она осеклась и внимательно присмотрелась к Мифани. – Твои мысли стали другими. С тобой что-то случилось, как будто… – Она резко встала, опрокинув стул, который тут же растворился в воздухе, и отступила от стола. Папоротники вокруг нее начали извиваться.
– Кто ты такая? Я не понимаю. Ты не ладья Томас, и в то же время ты – это она!
– Мифани Томас лишилась памяти, – ответила молодая женщина спокойным тоном, с тем странным отрешением, которое бывает во снах. – И я очнулась вместо нее.
– Ты в ее теле, – медленно проговорила ее собеседница.
– Да, – с неохотой подтвердила Мифани.
– Как неловко, – вздохнула пожилая женщина. – Ладья, которая не помнит, кто она такая. – И, помолчав, добавила: – Вот неприятность.
– Простите, – произнесла Мифани и тут же почувствовала, насколько нелепо сейчас прозвучало ее извинение.
– Ладно, дай мне минуту подумать. – Пожилая женщина принялась шагать по комнате, периодически останавливаясь, чтобы понюхать цветы. – К сожалению, милочка, мне некогда обдумывать все факторы. Мне хватает и собственных проблем, и я не могу в полной мере тебе помочь, ни здесь, ни в мире наяву. Любое мое нехарактерное передвижение может поставить под угрозу нас обеих.
– Разве вы не в долгу передо мной? – спросила Мифани. – Томас вам помогла.
– Ты не Томас! – раздраженно воскликнула женщина.
– Не думаю, что она вернется за расплатой, – сухо заметила Мифани.
Пожилая женщина смягчилась.
– Тут не поспоришь. Но лучшее, что я могу сделать, это сохранить твою тайну. Я не буду тебе препятствовать и никому не расскажу, что с тобой случилось. Все остальное – зависит от тебя.
– И это все? – спросила Мифани с недоверием.
– Это больше, чем тебе кажется, и может кардинально все изменить. А сейчас мне пора уходить, а тебе лучше проснуться.
Папоротники вокруг снова взвились и стали отдаляться. Со стеклянного потолка спускалась тьма.
– Подождите секунду, – попросила Мифани, и женщина встрепенулась. Она изогнула бровь, и тьма вдруг застыла над ними. – Так вы больше ничем не поможете?
– Нет, – чуть удивленно ответила пожилая женщина. Теперь она снова сидела за столом. – Ты определенно не Мифани Томас, – заявила она, наливая себе новую чашку чая. – Добрый вечер.
– Добрый вечер, – проговорила Мифани. Женщина снова приподняла бровь, и Мифани почувствовала, что заливается румянцем. От нее явно ждали продолжения, и в сознании всплыла смутная догадка – крошечный обрывок затухающего воспоминания.
– Добрый вечер… моя леди? – Женщина одобрительно кивнула.
– Что ж, похоже, ты забыла не все.
Проснувшись, она пошарила рукой в поисках выключателя. Часы показывали семь утра. Несмотря на усталость, уснуть снова она бы не смогла. В голове проносилось слишком много вопросов. Что это за сны такие? Стоит ли ей воспринимать их всерьез?
Казалось, было бы нелепо придавать большее значение приснившемуся разговору с женщиной, чем предыдущему сну о поцелуе с языком. Тем не менее сон о разговоре был чрезвычайно ярким. Верила ли она в то, что сны это на самом деле подсознательные сообщения? Она была скорее склонна не обращать на них внимания, объясняя тем, что, пока она спит, ее мозг просто отсеивает мусор из мыслей. Но уверенности у нее не было.
И кем все-таки была эта Мифани Томас? Ладьей? Это что, какая-то лодка? Сну очевидно не стоило придавать значения – ну какая из нее лодка? И отсутствие весел, иронично подумала она, служило лишь одним из признаков. А вообще она не знала ничего. Сколько ей было лет? Была ли она замужем? Никаких колец у нее не было, следов от них на пальцах тоже. Работала ли где-нибудь? До сих пор не приходило в голову проверить, сколько денег у нее на счету. Все ее мысли были заняты тем, как бы не замерзнуть насмерть. Была ли у нее семья? Друзья? Вздохнув и пару раз прокряхтев от боли, она выбралась из своей удобной постели и робко потащилась к столу, где бросила куртку. Ободранные колени болели при сгибе, а грудь ныла при слишком глубоком дыхании. Она уже собиралась вывернуть карманы, когда ее взгляд упал на телефон и меню, находившиеся на столе.
– Алло, это номер пятьсот пятьдесят три.
– Да, доброе утро, мисс Райан, – отозвался отточенный и, к счастью, без нотки веселья голос. – Чем могу помочь?
– Э-э, я хотела бы заказать завтрак. Можете принести мне кофейник, блинчики с черникой, апельсиновый сок, тосты, мармелад и два сырых стейка?
Как ни удивительно, изумленной паузы не последовало: голос на другом конце провода бодро пообещал принести все, что она просила.
– Стейки мне нужны, чтобы положить на глаза. У меня были неприятности. – Она почувствовала, будто это необходимо пояснить.
– Конечно, мисс Райан, скоро все будет.
Она также спросила, не могли бы в гостинице быстро выстирать ее единственный комплект одежды, и голос обещал немедленно прислать человека, который ее заберет.
– Спасибо, – произнесла она, глядя в окно. Буря за ночь закончилась, и теперь на небе не было ни облачка. Через несколько минут она подошла к двери, ведущей на балкон. Она как раз собиралась ее открыть, как в дверь осторожно постучали.
«Не забывай, – подумала она, – кто-то тебя уже избил и все еще преследует».
Выглянув в глазок, она увидела, что это был робкий парень в гостиничной форме и с пустым мешком для грязного белья. Проследив взглядом за смятым влажным следом из одежды, тянувшимся до ванной, она отринула свою паранойю.
«Ради чистой одежды придется рискнуть».
Открыв дверь, она поблагодарила парня и, заливаясь краской, спешно собрала свою забрызганную грязью одежду и сунула ее в мешок. Затем, чувствуя себя виноватой перед носильщиком, которого ночью оставила без чаевых, щедро ему переплатила сейчас.
Она смотрела утренние новости, удивляясь, почему в них не было ни слова о трупах в парке, когда принесли завтрак и бережно поставили перед ней, побуждая снова оставить несоразмерные чаевые. Она села и, порывшись в карманах куртки, вынула конверт с аккуратной двойкой на лицевой стороне. И лишь взглянув на него, почувствовала, как в ней растет раздражение в адрес женщины, написавшей это письмо, – женщины, втянувшей ее в эту ситуацию.
«Гляну через секунду, – решила она. – Только кофе выпью».
Она отложила конверт в сторону, достала кошелек и, откусив кусочек тоста, стала перебирать лежавшие в нем карточки. Два водительских удостоверения, одно из которых подтверждало, что она действительно Мифани Элис Томас. Указанный в нем адрес не вызывал никаких воспоминаний, однако ей показалось любопытным, что, судя по нему, она жила не в квартире, а в доме. Ей был тридцать один год. Каштановые волосы, голубые глаза. На фото она смотрела с неприязнью. Простые черты лица, бледная кожа, независимые брови.
Кроме того, в кошельке оказалось несколько кредиток и банковских карт, а также написанная от руки записка со словами: Я ценю то, что ты пытаешься сделать, но ты не из тех людей, кто носит в кошельке свое сердце.
– Очень смешно, – заметила она. – Похоже, я считала себя очень забавной до того, как потеряла память.
Проверив остальные карманы, она обнаружила: пачку салфеток, телефон с разряженной батареей и карточку-пропуск на скрепке. Последний предмет она безуспешно изучала несколько минут – по толщине карточка была как четыре кредитки и содержала только угрюмого вида фотографию и штриховой код. Затем она наконец отложила куртку в сторону и сделала большой глоток отличного кофе. Лучшего момента, чем сейчас, чтобы прочитать письмо от самой себя, нельзя было и представить. Оставалось только надеяться, что оно прольет больше света на ситуацию, чем предыдущее. Что ж, это письмо хотя бы было печатным, в отличие от первого.
Дорогая ты!
Заметила, что я не называю тебя Мифани? На это есть две причины. Во-первых, мне кажется, это было бы грубо – навязывать тебе свое имя, а во-вторых, ну, это просто странно. Кстати о странном: ты, наверное, задаешься вопросом, почему я вообще решила написать эти письма, и откуда узнала, что они будут необходимы.
Ты гадаешь, откуда мне известно будущее.
Что ж, у меня для тебя плохие новости. Я не ясновидящая. Я не вижу, что будет дальше. Не могу предсказывать результаты лотерей, и очень жаль, ведь это было бы чрезвычайно полезно. Но за последний год ко мне обращались люди, уверявшие, что видели мое будущее. Случайные незнакомцы. Некоторые знали, что у них периодически случаются вещие моменты, другие – не могли даже объяснить, почему решили подойти ко мне на улице. Им являются сны, видения, озарения. Поначалу я принимала их за обычных психов, но это так долго продолжалось, что мне стало трудно их игнорировать.
Так что мне еще некоторое время назад стало известно, что ты придешь в себя, стоя под дождем и не помня ничего о том, кто ты такая. Я знала, что тебя будут окружать трупы людей в перчатках. Знала, что ты будешь лежать на земле, «грубо поваленная», как сообщила мне одна особенно поехавшая старуха на улице в Ливерпуле.
Мне интересно, состоишь ли ты из частей меня? Или ты совершенно новая личность? Ты не знаешь, кто ты, в этом я точно уверена, но чего еще в тебе не стало? Наверняка ты не догадываешься, что моя самая нелюбимая книга – это «Джейн Эйр». А любимые – те, что написала Джорджетт Хейер[1]. Я люблю апельсины. И выпечку.
– А блинчики любишь? – поинтересовалась она, откусывая черничную сладость, которую ей подали в гостинице. – Я вот очень. Лучше бы ты об этом упомянула.
Честно говоря, я нахожу все это довольно тревожным. У меня достойная, комфортная жизнь. Но это – немного выходит за рамки, впрочем, кое-как приспособиться мне удалось. И все, что я могу теперь сделать, это собрать картину по кусочкам из того, что выяснила.
1. Я знаю, что ты забудешь все, что знаю я. Почему – понятия не имею, но я постараюсь подготовиться и сделать так, чтобы тебе все это далось как можно легче.
2. Я знаю, что на меня или на тебя нападут, но кто-то из нас отобьется. Ставлю на то, что последнее – твоя заслуга. Я хороший организатор, но не боец. Значит, синяки, наверное, мои. Во всяком случае мне так кажется.
3. Я знаю, что люди, которые на меня нападут, носят латексные перчатки, и это очень важно. Понимаю, звучит будто это пустяк или какое-нибудь случайное извращение. Ты не считаешь это значимым, но я считаю и, если хочешь, могу пояснить. Пока тебе нужно знать только то, что кое-кто, кому я должна была доверять, решил, что меня следует устранить. Я не знаю, кто именно. Не знаю почему. Может быть, из-за того, чего я еще даже не совершила.
Я не могу быть абсолютно уверенной, что ты прочитаешь это письмо. Не могу быть уверенной даже, что ты прочитала первое. Я просто положила по копии во все свои пальто и куртки, чтобы ты наверняка смогла их найти, когда они тебе понадобятся. Мне остается лишь надеяться, что мое ограниченное знание будущего принесет тебе пользу и ты раздобудешь кое-какую информацию сама.
И что я буду в пальто, когда это случится.
Как бы то ни было, нам следует смотреть фактам в глаза. Ты должна будешь сделать выбор, я не сделаю его за тебя. Ты можешь отказаться от моей жизни и создать свою, новую. В таком случае тебе придется покинуть страну, зато к этому телу прилагается большая сумма денег – больше, чем нужно для комфортной жизни. Я оставила тебе инструкцию, как создать новую личность, а также списки имен и фактов, которые ты можешь использовать, чтобы себя защитить. Абсолютной безопасности это тебе никогда не принесет, но, по крайней мере, ты будешь защищена не хуже моего. А я подготовлена сама и помогу в этом тебе.
Либо ты можешь принять мою жизнь как свою собственную. Можешь выяснить, почему тебя предали. Я уже говорила, что у меня довольно хорошая жизнь, и это правда. Тело, в котором ты сейчас, обладает богатством, властью и знаниями, лежащими за пределами мечтаний обычных людей. Ты тоже можешь всем этим обладать, но этот выбор влечет за собой опасность. По некоторой причине с нами обеими обошлись несправедливо. Несправедливость против тебя состоит в том, что ты ничего не сделала, а против меня – в том, что я поверить не могу, будто совершу хоть что-либо, чтобы заслужить такое.
Вот такой перед тобой есть выбор. Нечестно? Несомненно. Но ты все равно должна его сделать. В конверте лежат два ключа, и оба предназначены для ячеек в Мансел-банк на Бассингтуэйт-стрит в Сити. В 1011-A лежат все материалы, которые понадобятся тебе, чтобы уйти, в 1011-Б – чтобы войти в мою жизнь. Я буду уважать твой выбор в любом случае.
Я желаю тебе только лучшего. Что бы ты ни сделала, будь осторожна, пока не откроешь ячейку. Помни, они хотят тебя убить.
С уважением,
Мифани Томас
Она положила письмо на стол и, взяв чашку кофе, подошла к двери на балкон. Затем, минуту поколебавшись, отбросила страхи.
«За мной никто не следил, – подумала она. – Там не может быть снайперов, поджидающих меня. Возьми уже себя в руки».
Открыв дверь, она вышла навстречу утру. Стояла приятная погода. Вокруг находились другие номера, в которых постояльцы ели примерно то же, что и она, и балконы, где так же наслаждались позднезимним солнцем и смотрели на тот же пар, что поднимался от бассейна с подогревом (сейчас полностью заброшенного). Но едва ли кому-то, кроме нее, сейчас предстояло решить, кем быть.
«Что ж, мисс Томас, ваша история весьма убедительна, – рассуждала она. – Вы намеренно пытаетесь заставить меня отправиться за некой справедливостью. Не даете никаких подробностей о жизни, которую я унаследую. Хотите пробудить мое любопытство. И хотя я до сих пор понятия не имею, кто я такая, мне кажется, будто я склонна к интригам.
Не знаю, досталась ли мне эта склонность от вас, – продолжала думать она, – но мне хватает ума понять, что эта ваша миссия – глупая затея. И меня ничуть не интересует ваше обещание “богатства, власти и знаний, лежащих за пределами мечтаний обычных людей”. Слышите ли вы меня где-нибудь на задворках своего сознания? Если да, то услышьте вот что: не льстите себе, дорогуша; ваша жизнь не имеет ко мне совершенно никакого отношения».
Она смотрела на облака и не могла вспомнить, чтобы смотрела на них когда-либо прежде. Она пила кофе и, хотя знала, что он был хорошим и что она любила его с молоком и сахаром, не могла вспомнить, чтобы пила его до этого. Она помнила движения, которые нужно совершать, чтобы плыть баттерфляем, но не помнила, чтобы когда-нибудь заходила в бассейн. Ей предстояло вспомнить еще много такого, что, знала она, будет приносить ей удовольствие.
«Если кто-то попытается меня убить, я хочу оказаться далеко отсюда и потратить как можно больше тех денег, что ты мне завещала. Там, где у тебя не хватило смелости, я восполню здравым смыслом». Она вернулась в номер, взяла ручку и твердо обвела: «1011-A».
Она лежала на кровати, положив на глаза по стейку и размышляя о том, что предпринять дальше. Ей требовалось разрешить несколько вопросов. Во-первых, как попасть в банк, не привлекая внимание (а, следовательно, и не нарываясь на кулаки) какого-нибудь психа с фетишем на хирургические перчатки? Во-вторых, когда она откроет дверь в новую жизнь, куда ей пойти? Первая проблема казалась относительно простой. Прошлой ночью она судорожно обналичила довольно существенную сумму. Определенно достаточную, чтобы взять такси и доехать до банка. Что же до второй, то стоило отметить, что мисс Мифани Томас, при всех ее очевидных недостатках, лгуньей не была. Поэтому она рассчитывала действительно обнаружить в ячейке 1011-A все необходимое. Томас сказала, что там лежат инструкции и советы для создания новой жизни. Конечно, оставался вопрос, почему Мифани Томас не предпочла сама забрать это богатство, которым якобы располагала, и не сбежала из страны, прежде чем потерять память. Она ведь могла предотвратить свою амнезию и загорать сейчас в Борнео, если бы набралась достаточно смелости. Так что же ее остановило?
«Возможно, – думала она, – ей сделали сразу несколько предсказаний. Но кто станет верить случайным “ясновидцам” с улицы? И если уж Томас была уверена, что на нее нападут, значит, она точно знала и что я смогу избежать ее жизни. Томас была слишком боязлива, чтобы изменить свою судьбу, но я не повторю ее ошибки!»
Исполненная внезапной уверенности, она осторожно сняла стейки с глаз и оценила результат в зеркале. Припухлость спала, но синяки оставались темными и насыщенными. Они должны были продержаться еще несколько дней и вдобавок болели. Затем она направилась в ванную смыть мясной сок с лица и волос, остановившись лишь затем, чтобы достать «Тоблерон»[2] из мини-бара.
Через сорок пять минут она села в поджидавшую ее машину и поехала в Сити. Одежда ее была выстирана, волосы сильнее пахли цветами, чем стейками, а все мысли занимало то, что ей делать со своей жизнью. Не возникало сомнений, что они с Томас были разными людьми. Конечно, она была благодарна последней за то, что та ей оставила, но девушка, ранее жившая в ее теле, теперь могла покоиться с миром.
Повинуясь внезапной прихоти, она попросила водителя проехать мимо некоторых достопримечательностей Лондона. Проезжая рядом с Трафальгарской площадью и Собором Святого Павла, она щурила глаза, чтобы получше их разглядеть. Эти места были ей знакомы, но так, будто она только читала о них или видела на фотографиях.
Длинный черный автомобиль плавно остановился перед банком, и когда она попросила водителя подождать ее, тот согласно кивнул.
«Интересно, Томас имела такой же вкус к роскоши? Жаль, если нет – ведь она могла ее себе позволить». После завтрака она спустилась к банкомату в гостинице, чтобы проверить баланс на счетах своих карт, и пришла в трепет, увидев, сколько там отобразилось нулей. Если это было то самое богатство, о котором Томас упоминала в своем письме, то ее действительно ждала весьма комфортная жизнь. Если там было больше, то жизнь обещала стать даже чересчур хорошей.
Она выбралась из машины и поднялась по ступенькам, едва заметно оглядываясь по сторонам в поисках малейших признаков слежки. Но не увидев ни перчаток, ни просто смотревших в ее сторону людей, успокоилась и вошла в здание.
«Наверное, мне придется придумать имя. Я ведь не могу остаться Мифани Томас, если отказываюсь от ее прошлого. И я не в восторге от идеи быть Энн Райан. Пожалуй, сейчас опасно принимать решения, прежде чем я узнаю, что задумала Томас. Там может быть паспорт или что-то подобное. Хотя мне всегда нравилось имя Джин. По крайней мере, мне кажется, что нравилось».
Все еще рассуждая, она следовала по указателям, спустилась на лифте к ячейкам, открыла тяжелую деревянную дверь и подошла к администратору.
– Доброе утро, меня зовут Энн Райан, – поздоровалась она, доставая водительское удостоверение.
Администратор, поднявшись, кивнула. На руках у нее были латексные перчатки. И прежде чем женщина, ранее известная как Мифани Томас, успела произнести хоть слово, администратор дернулась и ударила ее по лицу.
Она отлетела назад, в глазах вспыхнула боль, из груди вырвался крик, похожий на свист поезда. Сквозь застлавшие взор звезды она увидела, как в помещение вошли трое мужчин и закрыли за собой дверь. Ее окружили, и один из мужчин наклонился над ней со шприцем в руке. Охваченная внезапной яростью, она ударила его между ног. Тот, взвизгнув, согнулся пополам, и она зарядила ему кулаком по подбородку. Он пошатнулся, упав на одного из своих товарищей, и она вскочила на ноги, оскалив зубы. Тут ее охватила паника: она совсем не умела драться. И все же кое-что было очевидным. Она толкнула мужчину, которого ударила до этого, прибив его вместе с товарищем к стене. Оставшийся третий и женщина стояли поодаль, будто опасаясь к ней прикасаться. Она заметила, что мужчины тоже были в латексных перчатках. Женщина бросила вопросительный взгляд на того, кто еще стоял на ногах.
Воспользовавшись этим, она подскочила к женщине, рассудив, что та окажется более легкой целью. Похоже, они не были вооружены, а женщина, казалось, единственная проявляла желание на нее напасть. Но вместо того чтобы сбить свою цель с ног, она внезапно оказалась поднята в воздух, а потом взята в какой-то болевой захват руки.
«Прости, Томас. Похоже, ты меня переоценила».
Один из мужчин подошел к ней и с силой влепил пощечину. Ее пронзила боль, и она дернулась в захвате женщины. Эта сука выжимала ее руку так, что несколько костей, казалось, уже исчерпывали свой предел прочности. Затем ее ударили кулаком.
– Ублюдки! – крикнула она.
Первый мужчина проковылял к ней, держа шприц. Боль внутри нее нарастала, а когда женщина снова дернула ее руку, вовсе взорвалась. Она зажмурилась и закричала. На всем свете не осталось ничего, кроме этого крика, заглушившего все остальное, даже саму боль. Выпустив весь воздух из легких, она осознала, что слышит только свой голос. А когда снова открыла глаза и сделала вдох – увидела, что ее больше никто не держал. Теперь четыре человека лежали на земле и неистово дергались.
«Что это, черт возьми, было? Что я сделала?»
Она пошатнулась, задыхаясь, но не упала. Осмотрелась, ожидая, что набегут еще люди, но никто не появился.
«Даже банковского персонала нет?» – мелькнула смутная мысль.
Судя по всему, дверь здесь была слишком толстой и заглушила звуки борьбы. Первым ее желанием было сбежать, но теперь ее охватила твердая решимость. До сих пор ее существование было чем-то невероятным, но она принимала решения, основываясь на фактах, которыми располагала. Теперь же ничему из того, что она якобы понимала, доверять было нельзя. Все ее смутные предположения о том, кем была Мифани Томас и что с ней произошло, рассыпались в прах. Здесь было нечто гораздо большее, и ей захотелось узнать все.
Мифани аккуратно обыскала карманы администратора, изо всех сил стараясь не обращать внимания на ее ослабевающие судороги. Ничего не нашлось. Бегло осмотрев стол, она заметила ящик с пронумерованными ключами, каждый из которых лежал в отдельном отсеке. Она нашла ключи, соответствующие тем, что у нее уже были, и, переступив через людей на полу, прошла в помещение, где находились ячейки. И ахнула, заметив лежащую без сознания женщину с бейджем, который указывал, что та была настоящим администратором.
«Должно быть, ее оглушили, – смутно подумала Мифани. – Как они могли меня найти? Да еще так быстро сюда добраться?!»
Перешагнув через банковскую служащую, она оглядела ряды ячеек, нашла нужные и вставила два ключа в замки. Какое-то мгновение ее искушала мысль изменить решение, но, обернувшись через плечо на валяющиеся тела, девушка отбросила ее. Затем стиснула зубы и открыла ячейку 1011-Б.
Внутри лежало два чемодана. Открыв первый, она увидела несколько предметов, завернутых в пузырчатую пленку. Затем открыла второй и в изумлении отпрянула назад. Чемодан оказался наполнен стопками конвертов, каждый из которых был пронумерован легко узнаваемым почерком Мифани Томас.