– Нет, никто из нас не хочет «Тоблерон», – заявил Опрятный.
Мифани на мгновение прикинула, не отведать ли ей шоколада самой прямо у них на глазах, но Дерзкий уже деловито распахнул папку и Опрятный начал говорить дальше.
– Судя по всему, Мифани, твои подозрения оказались верны. Отдел дознания, как ты и предложила, уже изучает все записи и расшифровки. Похоже, ты внушила им страх ладьи Томас, приличную такую его часть.
Сказав это, Опрятный откинулся на спинку, и Дерзкий, закончив копаться в документах, продолжил:
– Доктор Крисп приказал им уделить особенное внимание последним секундам допроса, предсмертным крикам. И техники почти сразу же пришли к заключению, что это действительно была связная речь. А как только переводчики выяснили, что именно говорилось, они отправили к тебе бегуна. – Близнец сделал паузу. – В коридоре бегун столкнулся со мной, и я ему сказал, что сам тебе сообщу. – Мифани изо всех сил старалась выглядеть спокойной, но на самом деле внутри у нее кипело негодование.
«Как он посмел читать мою почту?» – возмущало ее.
Когда Гештальт предложил ей взять записку, она практически вырвала ее у него из рук. Не обращая внимания на хмурые взгляды обоих лиц, Мифани торопливо пробежала по сообщению глазами. При этом ее ничуть не удивило, что у доктора Криспа оказался такой ужасный почерк. Тем не менее она смогла разобрать, какими были последние, с надрывом произнесенные слова Ван Сьока.
«Я ищу возможность вторжения… мы убьем вас всех».
– Вторжения, – выдохнула она. Подняв взгляд на близнецов, она поняла, что гримасы на их лицах были вызваны не раздражением, а страхом. – Гештальт, нам нужно больше информации.
– Несомненно, – ответил Опрятный. – Но нужно доложить об этом Правлению как можно скорее, и эта информация требует чересчур большой осмотрительности, чтобы доверять ее лишним передатчикам. Ты согласна?
– Согласна, – серьезно ответила Мифани.
– Ингрид, – позвал Дерзкий. Женщина в фиолетовом вошла через мгновение. – Сколько еще времени до заката?
– Приблизительно три с половиной часа, ладья Гештальт, – без запинки ответила секретарь.
– Дни становятся длиннее, – проговорил Опрятный возмущенно. – Свяжись с Верхним домом и скажи, что Правлению необходимо как можно скорее собраться. Встречу надо провести сегодня вечером, как только сядет солнце. – Ингрид кивнула и быстро вышла из кабинета. – Что ж, ладья Томас, похоже, нам сегодня придется задержаться. Я бы посоветовал вам пока вздремнуть и поужинать раньше обычного.
Мифани уставилась на него, словно не веря, что он отдавал ей приказы подобным образом. Кроме того, она была не в восторге от тона, каким он разговаривал с Ингрид. Близнецы под ее пристальным взглядом сконфуженно прочистили горло.
– Ладья Томас, я также хотел бы извиниться, что вспылил во время допроса, когда субъект упомянул о Правщиках. Вы же знаете, какие истории ходят в Имении.
– Да, – с хмурым видом согласилась Мифани, не имевшая понятия, что Гештальт имел в виду.
– Я, э-э, беседовал с Криспом, и он согласился, что инцидент исчерпан, – продолжил Опрятный, со значением глядя на нее.
После некоторой паузы Мифани кивнула.
«Что это за Правщики, которые бесят Гештальта настолько, что он готов кого-нибудь задушить?»
Близнецы с облегченным видом поднялись с места.
– Спасибо большое, ладья Томас… это, э-э, такой шок, сама понимаешь. Должен сказать, ты восприняла это очень достойно. Намного лучше, чем я ожидал, – признался Опрятный.
Сказав это, близнецы вышли из кабинета.
Мифани записала себе: «Правщики», и к ней вошла Ингрид.
Леди Линда Фарриер беспокойно заворочалась во сне, и черты ее лица на мгновение исказились в тревоге. Слабо задвигались веки, она сосредоточенно прикусила нижнюю губу. Высокая худощавая женщина лежала на тахте в римском стиле – лицом вниз, положив одну руку под голову, а вторую высвободив так, что кончики пальцев дотягивались до пола. Время от времени она издавала вполне себе женственный храп.
Круглую комнату заливал тусклый свет. Окон в ней не было, стены выходили на смотровую галерею, которая тянулась по всему периметру комнаты. На этой галерее было выставлено несколько человек, все вооруженные до зубов. Стояли они неподвижно, будто гаргульи, одетые в фиолетовое.
Затем женщина открыла глаза и, зажмурившись, перекатилась на спину. Широко зевнув, села. Невысокий человечек в фиолетовом, сидевший у двери, встал и подошел к ней.
– Харрисон, сообщи, пожалуйста, в Министерство иностранных дел и Министерство по делам колоний, что китайского посла вот-вот поменяют. Он слишком жаден до денег, чтобы сопротивляться искушению. А в Милтон-Кинсе появился молодой джентльмен, который очень быстро теряет рассудок и начинает представлять опасность. Я не знаю его имени, но он живет в белом доме номер пятьдесят семь, на какой-то там лейн. У него голубой почтовый ящик, на лужайке перед домом растет ива. Сам он рыжий и необрезанный.
Секретарь послушно кивнул и сделал необходимые записи в электронном органайзере.
– Моя леди, ладьи созвали экстренное заседание Правления. Они попросили перенести его с пятницы.
– Оба ладьи? – спросила она удивленно.
– Да, мэм.
– Любопытно. Так когда оно будет? – спросила она, поправляя жакет.
– Сегодня через пятнадцать минут после заката, – робко ответил секретарь.
– О, разумеется. Это нам следует учесть, верно? – она раздраженно вздохнула.
– Так точно, мэм.
– Ладно. Передай в офис ладьи Томас, что я все равно желаю с ней отужинать. Просто перенеси дату.
– Да, мэм, – ответил Харрисон.
– А пока я еще посплю, – сообщила она, укладываясь обратно. – Посмотрю, не спит ли кто-нибудь интересный в Америке.
– Это звучит как логическое противоречие, мэм.
– Господи, ну какой же ты сноб!
Конь Еретик Габбинс (для друзей просто Гарри) раздраженно пялился в свой компьютер. Чертова машина застыла с двенадцатью несохраненными страницами распоряжений на экране, и теперь он пытался выяснить, как ее перезагрузить, не потеряв всего, что напечатано. Он задумчиво облизывал губы, взвешивая все возможности. Затем, наконец, хорошенько стукнул по компьютеру ладонью.
Ничего не произошло.
– Вот же кусок дерьма! – воскликнул он.
Затем набрал в грудь побольше воздуха, попытался успокоиться. Глубокий вдох. Медленный выдох. Затем еще раз хорошенько стукнул по компьютеру.
Ничего не произошло.
– Невероятно! – В кабинет вошел его секретарь. – Позови кого-нибудь из техподдержки или ту женщину, которая говорит, что умеет общаться с компьютерами, и пусть починят эту хреновину. – Он перевел взгляд на компьютер, а потом обратно на секретаря. – Что?
– Вы балансируете на одной руке, сэр, – ответил секретарь. – И оставляете следы ногами на потолке. Уборщики опять будут жаловаться.
– Ой, ну да.
Габбинс спрыгнул вниз, и секретарь закатил глаза.
– В любом случае, сэр, заседание Правления перенесено. Оно состоится сегодня после заката, в экстренном порядке.
– Ладно, – вздохнул Габбинс и оторвал одну ногу от пола. Затем поднялся весь, оставшись стоять лишь на одном пальце руки. – Вот же дерьмо, а не компьютер!
– А поэтому, министр, вам и нельзя в Австралию! – рявкнул Конрад Грантчестер. – Вы там погибнете, и это случится на людях, в беспорядке, на глазах у всех репортеров. – Он нажал на кнопку, и на большом проекционном экране появился следующий слайд. На нем было много красного, но внимание министра привлекли зеленые точечки. – Вы нажили себе врагов среди весьма влиятельных людей. И этих тварей они держат как домашних животных. Видите эти острые частички? Видите? Так вот, они должны войти в эти мягкие частички, чтобы мягкие частички вышли наружу, а уже мягкие частички, министр, не должны были выйти из вашего желудка. – И, не обращая внимания на слезы, Грантчестер продолжил: – Правительство, народ и Шахи желают, чтобы мягкие частички остались в вашем желудке. И поэтому вы не полетите в Австралию.
С этими словами он поднялся и, преследуемый сгустками чернильного тумана, торопливо зашагал прочь из темного зала совещаний.
– Ему нужно еще несколько минут, – сказал Грантчестер помощникам министра, с неловким видом стоявшим в коридоре. – Джоан! – позвал он секретаря, которая сидела позади них. – Отправь кого-нибудь вытереть рвоту, пожалуйста. И кто там следующий?
Джошуа Экхарт шагал по длинному тусклому туннелю. На плитку капала вода, пол зарос толстым слоем плесени. Резиновые галоши хлюпали, погружаясь в воду по щиколотку. Сверху мигали люминесцентные светильники, точнее, то, что от них осталось. За Экхартом тащилась миниатюрная женщина в фиолетовых бахилах и фиолетовом же дождевике. Она с угрюмым видом несла папку, завернутую в пищевую пленку. За ней шагало двое мужчин в фиолетовом, которые держали обтянутые пленкой пистолеты.
Наконец, они подошли к массивной двери, связанной полосками из латуни, свинца и меди. Экхарт надавил руками на пластину по центру и почувствовал, как она нагрелась под его ладонью. Вокруг его пальцев на металле появились маленькие пузырьки. Раздался шум гидравлических механизмов. Дверь распахнулась, вжавшись обеими половинками в стену. Экхарт уже собирался шагнуть вперед, когда секретарь похлопала его по плечу.
– Ладьи созвали экстренное заседание Правления, сэр, – сообщила она, держа водонепроницаемый мобильный телефон. – Пятнадцать минут после заката.
– Хорошо, – вздохнул он.
Затем все-таки шагнул в дверь, и свита последовала за ним. Раздался жуткий скрежет, лязг множества цепей и наполненное бессильной злобой шлепанье огромных резиновых конечностей друг о дружку. А затем голос Экхарта.
– Добрый день, ваше высочество. Я смотрю, у вас все без изменений. Пожалуй, нам с вами пора уже поговорить о вашей стране. Ваши субъекты очень уязвимы без единственной защиты, что вы можете им дать. И поэтому вы сделаете так, как мы вам скажем.
В ответ раздался бешеный вопль.
– Нет? Ну, это мы еще посмотрим. Джентльмены, пожалуйста, пристрелите его высочество. На этот раз, пожалуй, в левую голову.
Это была старая комната в старом здании, оформленная в весьма специфическом стиле, по которому было видно, что оформителям не хватало не только воображения, но и второй X-хромосомы. Краска, изначально не бывшая яркой, теперь и вовсе выцвела, став удручающе бежевой. Ковер, однако, обладал достаточной мягкостью, и время, похоже, никак на него не действовало. Свет, проникавший сквозь окна, казался бледным, словно старался соответствовать обстановке.
В кожаных креслах сидели пожилые полные мужчины. Правда, не все они обладали только что перечисленными характеристиками. Мужчинами были все без исключения, а вот полнота и возраст (или и то, и другое) были приоритетны, но не обязательны.
Они жевали сигары, посасывали трубки, нюхали табак. Одно крыло было занято группой людей, чьи имена могли быть известны разве что особенно увлеченным эрудитам или скучным политикам из негласных правительственных ведомств. Но все они были наделены властью.
Сэр Генри Уоттлмен сидел среди этих людей и раздумывал, не получится ли притвориться, будто его хватил какой-нибудь приступ. После нескольких часов разговора даже старые скучные люди могут утомиться от компании старых скучных людей. Он задумчиво кивнул, когда кто-то, ответственный за некий загадочный минерал, разглагольствовал о том, каким важным тот (а следовательно, и он сам) был. Затем подошел официант с беспроводным телефоном на подносе. Устав клуба запрещал членам проносить в здание мобильные, что было не такой уж великой жертвой, учитывая, что лишь немногие из них умели ими пользоваться.
– Сэр Генри, вас к телефону.
– Благодарю, – сказал он, выкрикивая в душе троекратное «ура». – Алло?
– Сэр Генри, это Мэрилин, – проговорила его секретарь из фойе клуба, дальше которого ей не позволяли пройти ввиду того, что она не обладала ни одним из качеств, необходимых для членства. Она говорила, что могла бы вернуться в офис и исполнять свои обязанности оттуда, но в клубе считалось показателем статусности, если тебя ждет помощница, готовая прислужить тебе в любой момент. – Ладьи созвали экстренное заседание Правления. Вам нужно приехать в Верхний дом сразу после заката.
– Понял. Буду там сейчас же, – отозвался Уоттлмен с заметным, но притворным сожалением.
– Нет-нет, сэр. У вас еще есть несколько часов.
– Да, несомненно. Машина уже готова, – ответил Уоттлмен. – Джентльмены, мне ужасно жаль, но, похоже, я нужен в другом месте. Служба зовет. Прямо сейчас.
«Тоблерон», как оказалось, стоил того, чтобы дождаться момента, когда им можно как следует насладиться, и Ингрид застенчиво согласилась съесть несколько его маленьких горок. Они сидели на диване вдвоем – одна, в фиолетовом, в безупречной позе, вторая откинувшись на подушки и забросив ноги на кофейный столик.
– Итак, Ингрид, как тебе допрос? – спросила Мифани.
– Очень любопытно, – ответила Ингрид.
– О, неужели? Знаешь, Ингрид, я не думаю, что «любопытно» – это ответ, достойный умного человека. Это означает: «Я ничего не понимаю, но знаю, что надо что-нибудь сказать». – Она посмотрела на секретаря: у той вспыхнули щеки. – Давай будем чуть конкретнее: что ты думаешь по поводу сказанного несчастным мистером Ван Сьоком?
Ингрид набрала воздуха в грудь и взглянула на свои руки.
– Что ж, ладья Томас, полагаю, самой неожиданной новостью стало то, что Правщики снова отправляют своих агентов на Британские острова. Второй неожиданной новостью – что Правщики до сих пор существуют. До этого я полагала, что их организация распалась, а руководителей несколько веков назад казнили.
– Да, Правщики, – произнесла Мифани задумчиво. – Меня это тоже поразило. – Она тайком подчеркнула свою заметку в блокноте.
– Хотя… – засомневалась Ингрид.
– Что? – быстро спросила Мифани, будто стремясь ухватиться за новую информацию.
– Я не вполне уверена, что остальные слушатели были так же удивлены. – Ингрид сделала паузу, и Мифани дала ей знак продолжать свою мысль. – Я имею в виду, они тоже были потрясены, но ту реакцию, которую я бы ожидала, показал только ладья Гештальт.
– Ты ожидала, что он станет душить доктора Криспа? – спросила Мифани.
– Ну нет, – ответила Ингрид, содрогнувшись. – Хотя это меня как раз не удивило. В смысле, вы же знаете, как горяч бывает Гештальт, и, как помните, женщина-Гештальт только этим утром участвовала в бою. Его секретарь сообщила мне, что все тела до сих пор в достаточно напряженном состоянии. – Мифани кивнула, думая о шаткой походке близнецов, когда они выходили из ее кабинета после рейда на олений культ. – К тому же, как вы сами знаете, Правщики – это кто-то вроде страшилки для выпускников Имения.
– Хм-м, – протянула Мифани, совершенно растерявшись. – Соглашусь с тобой.
Она почти почувствовала облегчение, когда зазвонил телефон, и Ингрид встала, чтобы ответить.
– Офис ладьи Томас, Ингрид слушает. Да? Конечно. Я сейчас же сообщу об этом ладье. До свидания. – Ингрид что-то записала и затем посмотрела на Мифани. – Леди Фарриер попросила вас все равно отужинать с ней перед заседанием в Верхнем доме. Возможно, вам стоит переодеться.
– Зачем? – спросила Мифани. – Это же дизайнерский костюм.
– О, он вполне представителен, – смущенно сказала Ингрид, – но вы ведь знаете, какие наряды для ужина любит леди Фарриер.
– Да, разумеется. Леди Фарриер и ее требования к одежде, – ответила Мифани. – Думаю, тебе нужно заказать машину, чтобы отвезти меня домой.
– А вы не воспользуетесь квартирой? – удивленно спросила Ингрид, показывая на массивные портреты на стене.
– О, эм-м, да, хорошая мысль, – пробормотала Мифани. – Просто не пришло в голову, что там найдется что-то подходящее к ужину, но сейчас, когда ты сказала, думаю, найдется. Пойду проверю. Может, заодно и вздремну. Спасибо, Ингрид.
– Не забудьте, в три у вас назначена встреча с начальником службы безопасности. Написать вам сообщение, когда он придет?
– Да, пожалуйста.
Мифани дождалась, пока Ингрид покинет кабинет, затем взяла блокнот и фиолетовую папку и прошла к стене, увешанной портретами. Там попыталась заглянуть под первый из них. Ничего. При этом она едва не смахнула картину, отчего была вынуждена резко ухватить ее руками, чтобы не оказаться придавленной. Ей чуть не пришлось звать на помощь, но в итоге удалось кое-как вернуть огромную картину на место. К остальным портретам она подходила более осторожно и вскоре заметила, что у одного из них сбоку имелись петли. Отойдя на шаг, она на минуту задумалась.
Это был портрет высокого симпатичного брюнета со сверкающими черными глазами. Фон был стилизован густыми разводами черной краски. На маленькой медной табличке было написано: «КОНРАД ГРАНТЧЕСТЕР, ЛАДЬЯ». Когда она прикоснулась к портрету, тот качнулся в сторону, явив тяжелую металлическую дверь с уже знакомой металлической пластиной, которая нагрелась под ее ладонью. Дверь открылась, и за ней показались покрытые ковром ступеньки.
«Как драматично, – подумала она. – Интересно, а за чьим портретом спрятана дверь в туалет?»
Перехватив тяжелую папку, она нерешительно зашагала вверх по лестнице. Пройдя три марша, Мифани вдруг очутилась в просторной, залитой светом комнате. Большие окна с видом на лондонский Сити заодно освещали и внутреннее оформление, выбранное лично Конрадом Грантчестером, ладьей.
– О-о, – протянула она вслух. – Теперь я понимаю, что Томас имела в виду.
«Наверное, он считал себя величайшим сутенером в мире».
Квартира явно была оформлена лет двадцать назад специально таким образом, чтобы соблазнять девушек. Их тайно сюда привозили, они воздыхали над черной кожей и темными деревянными панелями, а потом занимались сексом на роскошном фиолетовом ковре перед камином. Их отражения появлялись на многочисленных латунных элементах мебели, а из массивных усилителей гремели новейшие музыкальные треки. Мифани изо всех сил старалась не захихикать, но в итоге от души рассмеялась. Чтобы успокоиться, она даже была вынуждена сесть, уронив папку на пол.
Наконец, она встала и принялась прохаживаться по квартире. При этом ей приходилось так часто изгибать левую бровь, что та вскоре начала болеть. Она увидела огромную золотую ванну в форме раковины и оранжевый бильярдный стол. Рельсовые светильники отбрасывали свет на абстрактные картины и скульптуры.
«О, я просто должна увидеть спальню. Интересно, есть ли там…»
Есть. Круглая кровать и на потолке над ней – зеркало.
«Как, черт возьми, Томас вообще могла смотреть ему в лицо?»
Кабинет, к счастью, выглядел вполне по-деловому, современно. Полки были завалены справочными изданиями, многие из которых оказались учебниками по анатомии. Мифани догадалась, что они принадлежали Томас, и решила просмотреть их позже, чтобы более полно ознакомиться с тем, как устроены люди.
«Ладно, пора подучиться».