Квендель. Книга 1. Сумрачный лес - читать онлайн

Глава четвертая Крик совы

– Я совершенно уверена, что он давно дома, уютно расположился у камина и перебирает свои карты, – сказала Хульда в наступившей тишине.

Несмотря на решительный тон, она неуверенно переводила взгляд с одного собеседника на другого. Вечерний покой был безвозвратно утрачен.

– Действительно, он наверняка уже вернулся домой, – поддержала подругу Бедда. Она сказала это без обычной ехидной интонации, с которой почти всегда отзывалась о своем зяте. – Думаю, Хульда права. Мы его не слышали и не видели, а он тайком проскочил мимо нас, старый мошенник!

– Я могу прямо сейчас пойти и посмотреть, – предложил Карлман и встал. – Возьму фонарь и сбегаю к нему еще раз.

– Пожалуй, мы сходим все вместе, – решил Звентибольд, отцепив от вьющейся розы светильник, висевший у него над головой.

Гортензия и остальные последовали его примеру, и вскоре небольшая процессия покинула розовую беседку. За пределами ярких кругов, которые их фонари отбрасывали на землю, было совсем темно. Они миновали садовые ворота и вышли на Бузинную улицу. Слева и справа виднелись освещенные гостиные квенделей, где ужинали или уютно посиживали у камина. В конце улицы дома попадались все реже, а тропинка за ними и вовсе тонула в кромешной тьме.

– Может быть, он уже спит, – предположил Карлман.

Никто не ответил, и только сверчок застрекотал в высокой траве.

– Или зашел к соседу, – добавил молодой квендель.

– Он редко приходит так поздно, – ответил Звентибольд.

– А вдруг именно сегодня это взбрело ему в голову! – настаивал Карлман.

– Но это совсем на него не похоже, – возразил Звентибольд. – Кроме того, внутренний голос подсказывает мне, что это не так.

– Неужели? – прошептала Хульда и, вздрогнув, уставилась в окружающую черноту, где в нескольких шагах стоял притихший дом Бульриха.

Ветра не было. Луна еще не взошла, и на небе виднелись первые звезды.

– Тс-с! – неожиданно прошипел Звентибольд и резко остановился. Хульда с трудом подавила крик, а Бедда, шедшая следом за ней, с такой силой врезалась в подругу, что оба фонаря в их руках погасли.

– Святые грибницы! – выдохнула Гортензия. – Звентибольд, что случилось?

– Тс-с! – снова зашипел Звентибольд. – Тише, кажется, я что-то услышал.

Они прислушались, крепче сжимая разгоняющие тьму фонари.

– Это просто ручеек, – спокойно сказал Карлман, – который протекает у самой стены сада, за домом Бульриха. Слушайте!

Теперь все услышали нежное журчание между кустами бузины.

– Родник выходит тут из-под земли и сразу же исчезает, – пояснил Карлман. – Бульрих говорит, что этот ручей течет под землей куда-то далеко-далеко и, может, впадает потом в большую реку. А еще из-за этого у него всегда сыро в подвале…

– Чудесно! Еще одна история от Шаттенбарта! – раздраженно перебила его мать. – Подземная река! Ты, поди, сможешь отчалить от картофельных запасов Бульриха и, если повезет, когда-нибудь выплывешь к морю. Может, он уже и лодку строит?

– Ну, мама, неужели ты не можешь хоть раз отозваться о дяде без насмешки? – возмутился Карлман. – Чем плохи истории, которые рассказывает Бульрих? Это же так здорово – говорить о необычных вещах! Вот я готов слушать его часами! – Он с легкими угрызениями совести вспомнил, что в последний раз навещал дядю еще тогда, когда с холмов сходил снег. – Он часто рассказывает о таком, чего не знает, кажется, ни один квендель. И почему бы в Холмогорье не течь подземной реке?

– Пожалуй, сейчас не лучшее время для подобных обсуждений, – заметил Биттерлинг. – Давайте для начала поищем Бульриха на поверхности. Спуститься под землю мы еще успеем.

– Мне не нравятся разговоры о подземных реках, – с тревогой в голосе произнесла Хульда, – даже в шутку, а уж тем более в такой темнотище да перед пустым домом!

– Если он, конечно, пустует, – сказала Гортензия. – Сейчас войдем и посмотрим, а если разбудим при этом хозяина, тем лучше – значит, он мирно спит в своей постели.

Она пошла впереди, а остальные – за ней. Тропинка напоследок резко вильнула и вывела их к густым зарослям бузины перед домом Бульриха. Деревянные ворота открывались в небольшой палисадник, где пышно цвела камнеломка, наполняя воздух густым медовым ароматом. Справа от калитки блестела вода. Казалось, что родник бьет прямо из стены, но на самом деле вода вытекала из-под большого треснувшего камня, выступавшего над землей. Ручеек с легким плеском тек по узкому руслу, проложенному в песчаном грунте, ладони на три, не больше. Затем он снова исчезал между папоротниками и зверобоем, под вторым мшистым камнем, который в темноте напоминал приземистую фигуру. Карлман осветил это место фонарем.

– Бульрих называет ее прачкой, – шаловливо сообщил он. – Говорит, что это окаменевшая водяная женщина и что никельщик превратил ее в камень, потому что его рубашки не отстирывались. Но она ничего не могла с этим поделать, ведь у нее недоставало воды, чтобы выполоскать щелок!

– Карлман, хватит болтать глупости! – оборвала его мать. – Оставь эти сказки для встреч с Эппелином и прочими бездельниками! Разве ты не видишь, что Хульда боится?

Ее подруга уставилась на камень так, словно ждала, что «прачка» вот-вот выпрямится и направится к ним, разминая затекшие руки.

– Мозги паутиной перепутаются! – проворчала Бедда, увлекая за собой Хульду. – Надеюсь, ради самого Бульриха, что его нет дома, а то я найду что ему сказать насчет этой мнимой стирки и подземных рек в его погребе!

Все собрались перед закрытой калиткой в стене сада. Темный дом стоял перед ними в полной тишине, ничто не выдавало присутствия хозяина. Биттерлинг отпер калитку и пересек палисадник, затем так громко и решительно постучал в дверь, что даже Гортензия слегка вздрогнула.

– Бульрих! – закричал Звентибольд, снова и снова ударяя молотком по толстым дубовым доскам. – Бульрих, открой! Это я, твой кузен Звентибольд, а еще Бедда с Карлманом, Гортензия и Хульда! Мы хотим пригласить тебя на ужин. Ты, наверное, устал, собирая грибы, но ужин стоит того, чтобы выйти! Будут пироги, ягодная настойка и вино из бузины. Мы хотим устроить небольшой праздник и тебя приглашаем!

Его голос и речь так не вязались с ночными страхами, что Гортензия была уверена: еще мгновение – и дверь наконец-то откроется. Иначе и быть не могло, не в такую теплую летнюю ночь, когда весело стрекочут сверчки и воздух полон ароматом цветов!

Но мгновение прошло, а ничего не случилось.

– Бульрих! – снова закричал Звентибольд с наигранным весельем. – Кузен, не прикидывайся глухим, подсохший ты опенок! Мы все равно не уйдем!

Однако в доме ничего не шевельнулось – ни за входной дверью, ни за черными окнами, едва выделявшимися в темноте на фоне стены.

У Биттерлинга от стука заболели костяшки пальцев. С недоуменным выражением лица он повернулся к остальным.

– Его и в самом деле здесь нет, – сказал он. – А ведь уже так поздно! Не знаю, что и думать. Если бы у него были планы на ночь, то, уж конечно, он сообщил бы мне об этом сегодня днем!

– Разве можно быть хоть в чем-то уверенным, когда имеешь дело со старым шельмецом? – воскликнула Бедда.

– Вряд ли он спит так крепко, что не слышит нас, – добавила Гортензия. – И он не настолько глуп, чтобы ждать в темноте, пока мы уйдем.

– Давайте пройдемся вдоль дома, – предложил Карлман и поднял свой фонарь. – Посмотрю, не открыто ли где окно.

Он свернул за угол, остальные зашагали следом. Сад позади дома выходил на заросшую кустарником лужайку, которая заканчивалась глухой стеной. За ней, совсем близко, начинался Колокольчиковый лес. Карлман молча указал фонарем налево. Отблеск пробежался по стене дома, и все увидели, что окно зеленой гостиной стоит нараспашку.

– Клянусь перезрелым грибом-дождевиком! – проворчал про себя Звентибольд. – Что ж это такое? Довольно глупостей, поганок и дрожащей бороды! – Он подошел ближе и поставил фонарь на низкий карниз, а затем окинул комнату пытливым взглядом. – Стол до сих пор накрыт для завтрака, – с удивлением отметил он. – Можно подумать, утром Бульрих вышел из дома второпях!

– Или просто по-тролличьи насвинячил, – заявила Гортензия, заглядывая через плечо Звентибольда.

В мерцающем свете фонаря небольшой натюрморт на столе отбрасывал причудливые тени на белую скатерть. Рядом с чайником стояли грязные тарелка и чашка, а также большой горшок с медом, в котором наполовину утонула деревянная ложка. В хлебной корзинке одиноко сохла половинка булочки с маком. На другом конце стола высилась гора бумажных свитков, сложенных так неаккуратно, что филигранная конструкция могла рассыпаться от малейшего дуновения ветерка. Один из листов был расправлен – его концы придавливали пепельница и чернильница, не давая свернуться в рулон.

– Одно можно сказать наверняка, – заметил Звентибольд, пока остальные как завороженные разглядывали пустую комнату, – и это так же бесспорно, как то, что в Колокольчиковом лесу повсюду растут лисички!

Звентибольд имел в виду нечто очевидное, не подлежащее сомнению.

– И что можно сказать? – нетерпеливо переспросила Гортензия. – Что дома никого нет? Мы это прекрасно видим, несмотря на плохое освещение!

В ее семействе было заведено в щекотливых ситуациях прикрывать сухими замечаниями любой намек на иронию. Однако Биттерлинг услышал то, что подразумевалось.

– Его не просто нет дома. Он вообще сюда не возвращался с тех пор, как я встретил его на тропинке у изгороди. Вы только посмотрите вокруг! Может, он не захотел сегодня убирать со стола? Но ведь и самый беспутный Траушлинг[5]вечером возвращается домой и закрывает окно, пока не налетели комары.

Квендели погрузились в тревожное молчание. Вечер принял совсем иной оборот, чем предполагало прекрасное чаепитие. «Похоже, сюрпризы еще не закончились, – подумала Гортензия. – Бульрих исчез, а скоро наступит глубокая ночь!»

В эту минуту луна поднялась над кустами бузины на краю лужайки. Почти полная, она залила сад серебряным светом. По крайней мере, ночь теперь будет светлой.

В такую ночь хорошо прогуляться по росистым лугам, понюхать цветы и дикие травы, чей аромат мог показаться более пряным и сильным, чем днем. В такую ночь приятно пройтись по тихой деревне, заглядывая в окна немногих освещенных гостиных. В такую ночь ощущаешь себя смелым, сильным и особенным, ведь в конце пути ждет милый тихий дом с привычной обстановкой, незажженными лампами и камином, у которого можно согреться. И, наконец, радостно закрываешь дверь, оставляя за порогом ночь, которая выпустила тебя из своих теней в светлый домашний уют.

Возможно, Бульрих отправился в путь так поздно, чтобы насладиться ночной прогулкой под луной и звездами?

Гортензия могла бы его понять. Она вспомнила полуночные посиделки времен своей юности в парке Краппа: как жутко было заблудиться между высокими изгородями лабиринта и как пугались до смерти, когда из черной дыры в земле вдруг с громким воплем выпрыгивал один из отважных Моттифордов.

«Если Бульрих, старый тролль-мухомор, вернется целым и невредимым, я отправлюсь с ним на такую ночную прогулку», – пообещала она себе. В то же время Гортензия впервые четко поняла: с ним действительно что-то могло случиться.

– На столе, если не ошибаюсь, лежат несколько его карт! – прервал тягостную тишину звенящий голос Карлмана. Он указал на свитки и листы, лежащие рядом с остатками завтрака. – Может быть, там мы найдем какую-нибудь подсказку и поймем, где он может быть!

– Умный мальчик! – Звентибольд благодарно похлопал его по плечу. – Мы могли бы сразу додуматься до этого, а не топтаться здесь без толку. Идемте в дом! Если дверь заперта, залезем через окно, ничего страшного.

Луна светила уже так ярко, что Звентибольд оставил свой фонарь на подоконнике и повел остальных обратно ко входу. Гортензия была благодарна ему за то, что он проявил вежливость и ради удобства дам не стал лезть в комнату через довольно-таки высокий подоконник. Поскольку явной угрозы пока не ощущалось, можно было не торопиться.

Входная дверь, как и ожидалось, была не заперта. С тех пор как Бульрих упал в Холодную реку, у него вошло в привычку оставлять ключ на гвозде снаружи. Никто из жителей деревни не мог припомнить, чтобы в Зеленом Логе или его окрестностях хоть когда-нибудь слышали о краже со взломом.

Звентибольд осторожно нажал на ручку и потихоньку открыл дверь. Она громко заскрипела на несмазанных петлях, как и добрых два месяца назад, когда Биттерлинг навещал кузена. Поэтому он не испугался резкого звука, в отличие от Хульды, которая в страхе прижалась к Бедде так, точно они стояли перед входом в курган на дикой пустоши, а не на окраине родной деревни.

Дом встретил робких гостей томительной тишиной и легкой прохладой. Приветливо пахло деревом, табаком и пылью, а еще засушенными лепестками в небольших фарфоровых чашах, которые были расставлены на комодах и сервантах. В узкий коридор свет падал с другой стороны, через окно, и лунное сияние, проходя сквозь решетчатые ставни, отбрасывало на пол призрачную сеть. Каждый из ночных гостей уже бывал здесь раньше и не раз видел милый домик Бульриха изнутри, все его комнаты и мебель.

«Однако сегодня дом кажется таким странным и чужим, – подумал про себя Звентибольд. – Впрочем, это неудивительно, все дело в необъяснимом исчезновении».

И все же страх никак не рассеивался.

В гардеробе отсутствовал старый коричневый пиджак Бульриха. Дверь в зеленую гостиную была полуоткрыта.

– Прежде всего, давайте зажжем свет! – скомандовал Звентибольд, стараясь придать голосу бодрость. – Достаньте все лампы, какие только есть, а потом мы станем искать Бульриха до тех пор, пока не обнаружим этого самого сумасбродного квенделя из всех сумасбродов Холмогорья!

Они вошли в гостиную. На подоконнике в нише мигал фонарь Звентибольда. Биттерлинг зажег два светильника на каминной полке и еще один над столом. Наконец, когда были зажжены свечи в настенных лампах по обе стороны от большой карты в рамке, все вздохнули с облегчением.

Они оглядели комнату, надеясь обнаружить какие-нибудь указания на то, куда подевался Бульрих. Но, кроме неубранного стола, ничего примечательного не нашлось. Тогда они заглянули под стол и стулья, открыли буфет слева от двери, где хранились посуда, несколько бутылок бузинного вина, скатерти и салфетки, коробка древесного угля и несколько пачек табака. В сундуке под рамой они обнаружили другие свернутые карты и письменные принадлежности.

Хульда со вздохом опустилась в одно из двух кресел перед камином, а остальные склонились над столом, чтобы внимательно рассмотреть карту, разложенную между пепельницей и чернильницей. Они смотрели на запутанную паутину волнистых и кривых линий, кое-как нарисованных углем.

– Елки-поганки! Что все это такое? – воскликнула Бед-да. – Я ничего не понимаю. Вы уверены, что это Холмогорье?

– Ну да, что же еще? – ответил Карлман. – Это просто набросок карты. Я часто наблюдал за дядей. Сначала он рисует все в общих чертах, а уже потом аккуратно переносит эскиз пером и тушью на плотный лист. И получается самая настоящая карта. Как, например, вот эта. – Он указал за спину на большую раму между настенными лампами.

– Похоже, что утром, за долгим завтраком, Бульрих копался в своих картах, – заметил Звентибольд.

– Но потом ему вдруг пришлось срочно уйти за грибами, а так как было уже поздно, он не убрал со стола, – с легким раздражением продолжила Бедда. – Все очень просто!

– Вообще-то на него это совсем не похоже, – задумчиво протянула Гортензия.

– Ты о чем? – спросила Бедда. – Об оставленной посуде?

– При чем здесь посуда! Я имею в виду карты, конечно же… Не похоже на него оставлять свои драгоценные карты лежать на столе вот так, перед открытым окном, рядом с горшочками с медом и прочим.

– Она права! – кивнул Карлман. – Бульрих очень бережно относится к своим картам, что неудивительно, учитывая, сколько сил и времени он на них тратит. Очень странно, что он не спрятал их перед уходом из дома.

– Что ж, из этого можно сделать некоторые выводы, – с важным видом сообщил Биттерлинг. – Видимо, ему что-то помешало. Либо кто-то зашел и потревожил его, либо он сам задумался о чем-то настолько важном, что вышел из дома, позабыв обо всем на свете.

– Например, о белых грибах на тропинке у живой изгороди?! Не смеши меня! – фыркнула Бедда.

– Но ведь ничего страшного не произошло? – подала голос Хульда из глубины кресла.

– Каменная прачка еще стоит на своем месте у родника, если ты это имеешь в виду, дорогая Хульда, – резковато ответила Гортензия. – Неужели ты забыла, что в полдень Звентибольд встретил Бульриха в полном здравии у живой изгороди?

– Если к Бульриху и заходил гость, то, похоже, нежеланный. Здесь только одна чашка. Может быть, они сразу же ушли вместе, – предположила Бедда.

– Тут не вяжется одно с другим! – нетерпеливо вмешался Биттерлинг. – Вся эта сплошная путаница нам ничем не поможет. Только собьет с толку еще больше! Когда мы встретились, он ни словом не обмолвился о случившемся утром, равно как и о своих планах на вечер. Он нисколько не был взволнован и в полном одиночестве, совершенно спокойно сидел на стене изгороди.

– И собирался искать там грибы? Белые, не так ли? – уточнила Гортензия, слегка нахмурившись. – А сколько их у него уже было в корзине?

– А ведь у него не было с собой корзины, – с некоторым удивлением проговорил Звентибольд. Как он раньше этого не заметил!

– Вы уверены? Значит, он пошел за грибами без корзины?

Биттерлинг растерянно кивнул: Бульрих просто сидел и курил трубку, вот и все.

– Довольно необычное место для любых грибов, а тем более для белых, – продолжила Гортензия. – Мой дорогой Звентибольд, возможно ли, что ваш дорогой кузен был занят чем-то другим, а вы застали его врасплох, и поэтому ему пришлось выдумать на ходу дурацкую историю про грибы?

– Застал его врасплох? – изумленно повторил Звентибольд. – Он курил трубку… Может, сел отдохнуть под кустами ежевики?

– Что же его так утомило – вот в чем вопрос! Ведь он не сказал, что вышел прогуляться, а это было бы самым естественным объяснением. Я знаю Бульриха. К странным отговоркам он прибегает только тогда, когда ему есть что скрывать и когда он не хочет делиться тем, что у него на самом деле на уме. Он всегда так делает, а я всегда вижу его насквозь, – сказала Гортензия.

Звентибольд еще раз прокрутил в памяти дневной разговор. Внезапно ему показалось, что Гортензия попала в самую точку. Сам он был настолько занят мыслями о делах в Баумельбурге, что не заметил в поведении Бульриха ничего странного. Однако теперь он мог с уверенностью сказать, что при встрече тот вел себя весьма подозрительно. Биттерлинг обмер и медленно покачал головой.

– Но что он там делал? Чем занимался? Не рисовал же просто так на бересте… Нет, на самом деле он вообще ничего не делал, – вздохнул Звентибольд.

– Постарайтесь вспомнить, не было ли чего-то необычного? Может, он говорил что-нибудь странное? – не отступала Гортензия.

Звентибольд еще раз хорошенько подумал. Остальные смотрели на него с таким выражением, словно от его ответа зависело немедленное возвращение Бульриха.

– Нет, насколько могу судить, – с сожалением ответил он. – Мы говорили о Празднике Масок в Баумельбурге, и самым необычным было лишь то, что он знал о тайном желании Гортензии войти в совет устроителей.

Гортензия выслушала последние его слова, приподняв брови. Звентибольд ответил ей раздосадованным взглядом и слегка покраснел. Его вдруг осенило: должно быть, кузен решил отправить его в Зеленый Лог под любым предлогом, только чтобы избавиться от него. Не может быть! Биттерлинг и не думал, что Бульрих настолько хитер. Кроме того, он упорно отказывался верить в то, что интерес Гортензии к маскараду в Баумельбурге не был искренним. Она же так убедительно об этом говорила!

Только Карлман, казалось, понял суть безмолвного обмена взглядами между Гортензией и Звентибольдом. Он снова посмотрел на развернутый эскиз на столе и, не найдя там ничего полезного, обратился к карте в рамке. Отыскав Зеленый Лог, он задумчиво проследил путь вдоль живой изгороди.

– Мама, а у Бульриха есть друзья возле Жабьего Моста? – спросил Караман.

– Вроде бы нет, – слегка удивилась Бедда. – Хотя, может, он знаком с Альбином и Куно или с пасечником Камиллусом. Почему ты спрашиваешь?

– Потому что если он был на тропинке у живой изгороди, то мог направляться туда.

– Но, елки-поганки, с какой стати ему скрывать это от меня? – возразил Биттерлинг.

– Не знаю, – ответил Карлман. – А если наоборот? Может, он шел в Воронью деревню?

– Вот уж нет, – твердо ответил Звентибольд. – Я шел как раз оттуда и упомянул о Лорхеле и Ламелле, но он и слова не сказал, что сам туда собирается…

– Не сходится! – перебила его Гортензия. – Бульрих, как всем известно, путешествует по ближним и дальним окрестностям по одной-единственной причине – чтобы составлять свои карты.

– Это правда, – подтвердила Бедда. – Ничто другое не заставит его выйти за дверь даже в распрекрасную погоду.

– Зачем же ему скрывать это от меня? – спросил Звентибольд. – Ведь он так гордится своими рисунками! Я совершенно уверен, что, если бы он и впрямь собирался набросать там карту, он бы сразу мне об этом сообщил.

Все это время Карлман изучал карту в рамке так внимательно, словно видел ее впервые.

– Судя по всему, у него была только одна причина так поступить, – начал он, лихорадочно дыша, как будто сам не верил своим словам. – Я боюсь, что поэтому он и исчез…

– Что ты хочешь сказать? – спросила Бедда. – Обнаружил на карте давно забытый тайник, о котором знали только вы с Бульрихом?

– Я действительно кое-что обнаружил… Жаль, что это совсем не уютное и приятное местечко.

– Елки-поганки, все-таки Бульрих в опасности! – воскликнула Хульда и поспешно поднялась с кресла.

Она присоединилась к остальным, которые с величайшим любопытством столпились вокруг юного квенделя, застывшего перед картой в рамке. Под мерцание свечей в настенных лампах Карлман указал на точку под Зеленым Логом.

– Примерно здесь вы с ним встретились, верно, Звентибольд?

– Да, именно здесь, – ответил Биттерлинг, и Гортензия пронзительно вскрикнула. Все удивленно уставились на нее.

– Святейший пустотелый трюфель мирного леса, не оставь его! – пробормотала она, в ужасе прикрыв рот рукой.

– Гортензия, о чем ты? – испуганным голосом обратилась к ней Хульда. – Что такое?

– Да разве ты сама не понимаешь? – вздрогнув, прошептала Гортензия. – Разве вы все не понимаете, что Карл-ман имеет в виду? Я боюсь, что он совершенно прав в своих ужасных подозрениях. О, какой кошмар! Я никогда бы не поверила, что он так серьезно относится к этим несчастным картам! Что он, наконец, осмелится…

– На что он, наконец, осмелится? – переспросил Звентибольд, глядя попеременно то на изумленную Гортензию, то на обеспокоенного Карлмана, то на большую карту.

И тут он тоже понял.

– Клянусь братьями из Звездчатки! – вскричал он в ужасе. – Бульрих ушел в Сумрачный лес!

– Ох, нет! – всхлипнула Хульда и попятилась, сбив со стола стопку карт.

Один за другим рулоны глухо ударились об пол и закатились под стол и стулья. Никто не обратил на них внимания. Точно окаменевшие, они в безмолвии пытались постичь последствия ужасной догадки. Хульда разрыдалась. Рядом с ней на стул опустилась Гортензия, лицо ее было белее накрахмаленной простыни.

– Он то и дело сетовал, что Сумрачный лес – белое пятно, – тихо проговорила она. – Проклятие Холмогорья, ничейная земля, пустошь. Но я и подумать не могла, что он осмелится пойти туда на разведку. Святые трюфели, этого не может быть…

– Боюсь, что может, – горестно ответил Звентибольд. – Итак, все сходится. Встреча у живой изгороди, его необычное поведение, на которое я, к сожалению, не обратил внимания. А сейчас уже ночь, и он до сих пор не вернулся.

– О нет, нет, – простонала Хульда. – Нельзя бродить по темноте в такой час!

Она поднесла руки к лицу, утирая слезы, и Бедда молча протянула ей салфетку со стола Бульриха. Хульда взяла ее и громко высморкалась.

– Да уж, это на него похоже. – Бедда печально покачала головой. – Мой благословенный Берольд, по крайней мере, оставил этот мир, лежа в своей постели. А его брат пошел по стопам бедняги Трутовика и неудачливых воронов из Звездчатки. Ох, Шаттенбарт, я всегда подозревала… а беда уже на пороге…

– Но, мама! – возмущенно вскричал Карлман. – Неужели ты думаешь, что его уже нет в живых? Сейчас не время для злых шуток!

– А тебе не кажется, что отправиться в Сумрачный лес – это и есть злая шутка? Как он мог поступить так с нами, его ближайшими родственниками? О, Бульрих забывает обо всем под властью глупого заблуждения, будто бы необходимо исследовать все неизвестное, до чего нет дела ни одному здравомыслящему квенделю! – закричала Бедда и в отчаянии разразилась бурными рыданиями.

Карлман подошел к ней и обнял, пытаясь утешить.

– Надо идти его искать! – возвысил голос Звентибольд, перекрывая поднявшийся гам. Чем дольше он смотрел на крючковатые знаки, которыми его кузен обозначил Сумеречный лес на карте, тем более зловещей казалась ему доселе неопределенная судьба Бульриха.

– Искать его? – переспросила Бедда срывающимся голосом. – Ты что, с ума сошел и хочешь заблудиться в темноте, как этот безумец?

– Мы можем поискать его на опушке леса, давайте хотя бы пройдемся с факелами по тропинке вдоль живой изгороди.

– Выходит, мы должны разбудить всю деревню, чтобы всем вместе отправиться в Сумрачный лес, но кто на такое согласится?

Вопрос Бедды, похоже, относился не только к Биттерлингу.

– То есть мы будем ходить около полуночи из дома в дом с вестью, что Бульрих Шаттенбарт затерялся во тьме, как Эстиген Трутовик? Неужели вы всерьез полагаете, что жители Зеленого Лога не найдут ничего лучшего, чем беспрекословно последовать за нами в ночных рубашках и колпаках и ввязаться в самую чудовищную авантюру со времен злополучного похода братьев?!

Все молчали.

– Звучит, конечно, очень странно, – признала Гортензия. – Но дело все-таки срочное. Вдруг произошел несчастный случай?

– Увы, в этом я уверена! – сказала ее подруга, вытирая глаза уголком фартука. – Да и как можно сомневаться, ведь мы так хорошо знаем Бульриха и его безрассудства: этот мошенник пропал, и мы по нему плачем! Но представьте себе ночные крики и столпотворение под липой в деревне, когда мы всех перебудим и попросим пойти с нами к Сумрачному лесу…

– Ох, гремучая змея и драный заяц! Она права, – подтвердила Гортензия. – Получится неописуемый бардак. Так что придется действовать самим!

– И что ты предлагаешь? – спросила Бедда. – Идти в темноту, вооружившись пятью фонарями?

– Давайте послушаем Звентибольда и сперва осмотрим тропинку у живой изгороди. А там, возможно, и в самом деле рискнем дойти до края леса. Вы со мной?

– Конечно! – тут же ответил Звентибольд, и Карлман кивнул с мрачной решимостью.

– Я не отпущу вас одних, тем более с Карлманом, – поспешно сказала Бедда. – Но разве не следует оставить кого-то здесь на случай неожиданного возвращения Бульриха? Вдруг ему понадобится помощь!

– Я ни за что не останусь! – воскликнула Хульда, прежде чем кто-либо успел раскрыть рот. – Не останусь одна в этом доме на краю деревни, пока мои лучшие друзья уходят в ночную тьму. Кто знает, какие ужасы ждут вас там!

И тут она получила неожиданный ответ. Через открытое окно гостиной из темного сада донесся пронзительный зов. Всех охватил ужас, и они едва осмелились выглянуть на улицу. В ночной мгле ничего было не разобрать, но жуткий крик раздавался снова и снова. Высокий, пронзительный и жалобный, он отдаленно напоминал призыв: «И-ди! И-ди!», и Хульда с тихим плачем спряталась за высокую спинку кресла Гортензии.

– У-у-у-у-и-и-ит! У-у-у-у-и-ит! Иди! Иди!

Вовсе не квендель взывал к ним с опушки леса, но от этого плач не становился менее жутким.

– У-у-у-у-и-и-ит! У-у-у-у! Иди! Иди!

– Это Серая Ведьма! Она идет, – прошептала Хульда, и от ее слов даже Гортензию охватил озноб.

– Это кричит сова, – пояснил Биттерлинг. – Всего лишь сова.

Но голос его звучал неуверенно.

– Вы знаете, что это значит! – Хульда выглянула из-за спинки кресла. – Это не просто крик совы. Это знак! Злое, ужасное предзнаменование! О, вы знаете это не хуже меня… Любой здравомыслящий квендель со мной согласится! Вспомните старую песню.

– Песня Урсель-совы. Песня Ведьмы! – еле слышно произнес Карлман.

– Да, песня Ведьмы, – подтвердила побледневшая Хульда и шагнула из своего укрытия. Дрожа с головы до ног, она нараспев заговорила.

Остальные с трепетом слушали, не в силах оторваться, зачарованные силой слов.

Читая стихи, Хульда плавно покачивалась взад-вперед. Она произносила каждое слово, будто ясновидящая или, как говорят в Холмогорье, будто квендель, «распробовавший поганку».

Когда она замолчала, снова раздался крик совы. Видимо, птица покинула окрестности дома и улетела вглубь Колокольчикового леса, потому что ее «У-ху! У-ху!» доносилось теперь еле-еле. В кустах и кронах деревьев зашелестел легкий ветерок, словно листья отвечали на птичий крик, доносившийся из глубины леса.

Никто не шелохнулся. Никогда еще знакомые слова старой песенки не смешивались так многозначительно и угрожающе с действительностью, как показалось слушателям.

– Улетает на крыльях, спешит на страшный зов! – наконец, умоляюще повторила Хульда. – Вы слышали? Сейчас произойдет что-то ужасное, если уже не произошло! Так велит Урсель, и мы должны следовать за ней.

– Темными ночами она приходит в разных обличьях, – прошептала Бедда. – Поначалу в облике совы, но едва заглянет через окно в комнату, где лежит больной, как превращается в серую старуху с паутиной и перьями в волосах. Но глаза у нее совиные, и на кого ни падет ее желтый взгляд, тот оказывается на смертном одре.

Биттерлинг передернул плечами, а Карлман снова настороженно оглядел сад. За окном никого не было видно, только ветер тихонько перебирал ветви сирени. Всем было бы лучше, если бы кое-кто не забыл закрыть окно.

– Паутина в мозгу и мухоморы! Хватит! – Гортензия первой вышла из ступора. – Нам пора идти, чтобы искать Бульриха, а не слушать тут крики совы!

Ее семья издавна придавала приметам куда меньше значения, чем прочие квендели. Самтфус-Кремплинги все как один считались бесстрашными и отважными с тех самых пор, как возвели Старую стену.

– Скажите мне, – громко и решительно продолжила Гортензия, – что такого особенного в ночном вскрике совы? Не страшнее кукушки в летний день. Хватит тратить время на старые сказки, может, у Бульриха дела совсем плохи! Мы выступаем немедленно!

С этими словами она схватила Хульду за руку и быстрым шагом пересекла гостиную, увлекая за собой подругу.

– Немедленно! – повторила она повелительно, и это прозвучало почти как боевой клич. – Не имеет значения, кто там что кричит и чем угрожает.

Биттерлинг посмотрел на нее, не скрывая восхищения.

– Нам нужны другие лампы, получше, чем эти садовые фонари, – сказал он, размахивая фонарем, который взял с подоконника.

Гортензия остановилась у двери, не выпуская руки покорно идущей за ней Хульды.

– Разумеется, и в моем садовом сарае найдутся походные фонари, факелы и все остальное, что может понадобиться, – с достоинством ответила она Биттерлингу.

– Конечно, простите меня, – пробормотал Звентибольд, немного смутившись, а потом бросился закрывать окно и гасить свет.

Карлман помог Звентибольду потушить все свечи и лампы, кроме той, что висела над столом. Если, пока его будут искать, судьба позволит пропавшему хозяину дома благополучно вернуться, то его встретит приветливое сияние. Затем квендели молча вышли из дома, и Биттерлинг запер садовую калитку.

Гортензия решительно встала между каменной «прачкой» и дрожащей подругой. Она неодобрительно фыркнула, когда та попыталась недоверчиво повернуть голову, и Хульда перевела взгляд на тропинку впереди. Но при мысли о том, что жуткий камень находится так близко, волосы на затылке Хульды зашевелились, а журчание ручейка показалось зловещим шепотом. Она была благодарна Гортензии за то, что та продолжала неумолимо тащить ее за собой, не обращая внимания на заплетающиеся ноги. Вот уже и заросли бузины остались позади.

– С чего начнем? – спросила Бедда, возбужденно размахивая фонарем, свечу в котором она оставила незажженной.

– Сперва возьмем в сарае у Гортензии несколько надежных фонарей и тогда отправимся в путь, – ответил Карлман матери, как будто она спрашивала его одного.

Он надеялся, что его голос имеет теперь такой же вес, как и голоса остальных, потому что он первым догадался, где, возможно, скрывается его дядя. Бедда хотела что-то сказать в ответ, но Звентибольд, стремившийся не отставать от стремительно шагавшей Гортензии, ее опередил:

– Кто из нас будет сторожить в Зеленом Логе? Нужно оставить кого-нибудь на случай, если Бульрих вдруг вернется раненым. Кроме того, я не уверен, хочет ли Хульда бродить по темноте вместе с остальными! – Это должно было прозвучать смело, но в то же время Звентибольд сомневался, сможет ли сам храбро прогуливаться посреди ночи по тропинке вдоль живой изгороди.

– Не сердитесь на меня, – сказала Хульда, – но или мы пойдем все вместе, или пусть кто-то останется со мной по соседству, в доме Гортензии.

– С тобой останется Карлман, – решила Бедда, не обращая внимания на тяжкий вздох сына. – Я не хочу, чтобы он и близко подходил к Сумрачному лесу.

– Я не собираюсь сидеть у камина, пока вы будете искать дядю! Ни за что! – возмущенно крикнул Карлман, едва мать договорила. – Елки-поганки, я иду с вами, и точка!

Его мать сердито остановилась.

– Если я велю тебе оставаться в Зеленом Логе, ты остаешься. Мы не на воскресный пикник отправляемся!

Карлман тоже остановился и демонстративно сложил руки на груди.

– Это я узнал, где сейчас Бульрих! – возбужденно воскликнул он. – Значит, имею полное право пойти с вами!

– Ничего подобного, мой дорогой, ничего подобного! – Голос Бедды зазвучал так же громко, как голос ее сына. – Мы не грибы идем искать, так что выкинь это из головы! Ты остаешься с Хульдой!

Карлман не успел ничего ответить, как Хульда пришла ему на помощь. Она уже немного успокоилась и отпустила руку Гортензии.

– Тише! Вы перебудите всю деревню! Бедда, пусть он идет с тобой. Я не хочу, чтобы мальчик отправился за тобой тайком, сам по себе, а я бы осталась одна в доме Гортензии, не зная, куда бежать. Знаете что, вы все отправляйтесь на поиски, а остаться со мной попросим соседа, старика Пфиффера. Он наверняка еще не спит, в его возрасте вообще спят мало, и он очень умный.

– Но с причудами, – возразила было Гортензия, однако больше ничего не добавила. Ее совсем не радовала мысль, что Одилий Пфиффер, конечно же, явится в ее дом со своим любимцем, рыжим котом. Что ж, придется ей потом вычистить обивку и ковры. Тем не менее совет Хульды был неплох, поскольку старик хорошо разбирался в целительстве, и когда доходило до дела, на него можно было положиться.

– Я совершенно против… – снова попыталась возразить Бедда, но теперь ее перебила Гортензия:

– Я тоже считаю, что Карлман должен участвовать в поисках. Конечно, он еще очень юн для такого дела, но непременно нам пригодится. Он это заслужил.

Карлман зажмурился от неожиданной похвалы из уст наследницы рода смельчаков и с надеждой взглянул на мать, рассчитывая, что она передумает.

– Бедда, – продолжила Гортензия, – я обещаю позаботиться о Карлмане. Даю тебе слово. А ты, – добавила она, строго посмотрев на молодого квенделя, – пожалуйста, не воображай, что не обязан меня слушаться.

Карлман молча кивнул. Все что угодно, лишь бы не оставаться в деревне. Он ведь с ума сойдет, ожидая развязки драматических событий в уютной гостиной Гортензии. Бедда ничего не сказала в ответ, но Карлман понял, что мать сдалась.

Обратно они шли в полной тишине, так как жители окрестных домов давно разошлись по своим спальням. Если не считать редкого света лампы в комнате одного припозднившегося читателя, Зеленый Лог, залитый лунным светом, мирно дремал. Было очень тихо, даже сверчки перестали стрекотать.

Когда маленький отряд добрался до ворот сада Гортензии, Биттерлинг предложил позвать старика Пфиффера. Пока остальные отправились в дом, чтобы взять все необходимое, Звентибольд пересек деревенскую площадь и прошел мимо большой липы, днем в тени которой отдыхал старик. Как мирно начинался его визит в Зеленый Лог!

«Обманчивое затишье, клянусь всеми сморчками, будь оно неладно!» – подумал Звентибольд, проходя мимо. Он не заметил, как над пустой деревянной скамейкой что-то блеснуло – под нижними ветвями липы будто бы мерцали светлячки.

Свернув на улицу Радости, Звентибольд прошел мимо дома Хульды, где над садовой оградой буйно разросся жасмин. Квендель с облегчением заметил, что окна соседнего домика ярко освещены. Узкая кирпичная дорожка вела к крыльцу между грядками с мальвой и волчьей ягодой. Не успел Биттерлинг поднять руку, чтобы тихонько постучать, как дверь открылась, словно старик его ждал.

Звентибольд неожиданно оказался лицом к лицу с обитателем дома. Одилий Пфиффер стоял в дверях, сна ни в одном глазу, и без тени удивления попыхивал трубкой. У него за спиной в камине горел аккуратно разведенный огонь, а над карнизом, заваленным книгами и газетами, Звентибольд различил фамильную маску Пфиффера – мрачное рыло отдаленно напоминало кабана. Мерцающий свет пламени играл в прорезях глаз, вытянутая деревянная морда отбрасывала на стену огромную тень. Возникший откуда-то рыжий кот потерся о ноги Одилия и окинул ночного гостя суровым взглядом.

– Звентибольд Биттерлинг, – тепло улыбнулся старик, и вокруг глаз на его приветливом лице разбежались тысячи мелких морщинок. – Ты придумал что-то столь поразительное для празднества в этом году, что не утерпел выйти на улицу посреди ночи?

Звентибольд невесело усмехнулся этой невинной шутке.

– Добрый вечер, Одилий, или, скорее, доброй ночи. Хотел бы я в столь поздний час оказаться у ваших дверей по такому веселому поводу, как ежегодный маскарад.

Брови старого квенделя сошлись на переносице.

– Заходи, – сказал он и закрыл за гостем дверь. – Что случилось?

Видя, как Биттерлинг неуверенно ступил в комнату, будто заглянул буквально на минутку, Одилий переспросил:

– Что-то ведь случилось?

Он легонько подтолкнул гостя к камину.

Несмотря на срочность, Биттерлинг опустился в кресло и даже принял бокал с моховым вином, который протянул ему Одилий, ведь никогда не помешает перевести дух. Старик Пфиффер облокотился на каминную полку напротив и задумчиво уставился на него сверху вниз. Звентибольд отпил глоток вина и вздохнул.

– Я пришел, потому что нам нужна помощь в одном очень важном деле, – начал он.

– Кто-нибудь заболел? – спросил Одилий, привыкший, что иногда поздним вечером соседи заходили к нему за лекарством от боли в животе или успокоительным при кошмарах. Тогда он доставал целебные травы и заваривал особый чай, а иногда хватало просто добрых слов, чтобы разогнать ночные страхи. По мрачному лицу Звентибольда Одилий понял, что на этот раз слов будет недостаточно.

– Болен ли кто или нет – это пока неизвестно, – сказал Биттерлинг, вскакивая, хотя только-только присел. – Мы были бы вам очень признательны, если бы вы как можно скорее отправились со мной к Гортензии Самтфус-Кремплинг. Я постараюсь все объяснить по дороге, но прошу вас, пойдемте со мной! Прошло уже непростительно много времени с тех пор, как мы узнали о случившемся.

К чести старого квенделя, он без единого вопроса снял с крючка свою старую куртку, затем махнул Звентибольду, привлекая внимание, и указал на потрескивающий камин.

– Займись-ка пока огнем, а я соберу кое-что в дорогу. Там в углу ведро с холодной золой, засыпь им пламя, чтобы погасить угли.

Пока Звентибольд занимался камином, Одилий достал из сундука у стены небольшой льняной мешочек с лекарственными травами. Затем он позвал кота, который сидел в кресле в глубине комнаты и удивленно наблюдал за происходящим.

– Райцкер! – мягко протянул он. – Райцкер, мой маленький лисенок, пойдем, дружочек! Придется еще разок прогуляться в ночи.

Звентибольд так удивился, что кочерга, которой он разгребал тлеющие угли, чуть не выскользнула у него из рук.

– Райцкер? Вы назвали его Райцкером? Но почему? Другого имени не нашлось? Знают ли квенделинцы, что вашего кота зовут Райцкером?

– Знают! О, Бозо Райцкер весьма польщен… Не правда ли, мой повелитель мышей с бархатными лапками? Кот Рыжий Райцкер, из древнего рода зеленологских Рыжиков, один из самых благородных и безмолвных хранителей Холмогорья. К тому же у него есть знатные родственники на том берегу великой реки!

Он снова поманил кота, и Рыжий Райцкер грациозно поднялся, зевнул и потянулся. Звентибольду показалось, что он уснул и что ему снится безумный сон, в котором он гасит огонь в камине Одилия Пфиффера и выясняет, что рыжий хозяйский кот – благородных кровей и как-то странно связан с семьей Бозо. Вот сейчас он проснется в теплой постели в Вороньей деревне и с облегчением поймет, что в действительности не встречался с Бульрихом на тропинке вдоль живой изгороди, куда тот отправился за грибами…

Из задумчивости его вывело плавное движение. Рыжий Райцкер наконец-то откликнулся на призыв и теперь терся о ноги Одилия, собираясь отправиться в ночь.

– Мы готовы, дорогой Биттерлинг.

Звентибольд со вздохом опустил кочергу и уставился на странную пару. Значит, он не спит и, соответственно, не может проснуться и забыть эту странную историю. А может, он все еще видит сон, потому что злой дух или другой какой-нибудь мучитель околдовал его. Да уж, один вариант хуже другого…

Собираясь покинуть дом вместе с Одилием, Звентибольд снова остановил взгляд на деревянной маске над каминной полкой. Может быть, из-за излишних волнений она, как никогда раньше, напомнила ему морду дикого кабана. Огромного злобного зверя из глубин темного леса, чьи красные светящиеся глаза опасно сверкали в ночной мгле. В темноте самой дремучей чащи. В лесной тьме.

– Мозг в паутине да кривое веретено! – Он не смог даже толком выругаться и поспешно вышел из комнаты.

Втроем они покинули дом и сад. Очаровательный Рыжик держался поближе к хозяину, как, по мнению Звентибольда, вели себя только собаки. На улице Биттерлинг рассказал старому Пфифферу о встрече с Бульрихом на тропинке у живой изгороди, о последующем визите к Гортензии и о том, как они все заметили, что сумерки сгущаются, а Бульриха все нет. Потом рассказал о поисках в пустом доме кузена, об открытом окне в гостиной, о картах, разложенных на явно наспех покинутом столе, накрытом к завтраку. Наконец, он дошел до того момента, когда Карлман высказал свои опасные подозрения.

Без крайней необходимости жители Холмогорья избегали даже упоминать о Сумрачном лесе. Утверждать, что там погиб кто-то из квенделей, было таким же дурным тоном, как говорить, что вражеская армия стоит на восточных границах страны, готовая пройти по мосту в Запрутье. Такие слова выставили бы говорящего непроходимым тупицей или, еще хуже, тем, кто умышленно шутит о запрещенном. Поэтому Биттерлинг замялся.

Они снова миновали деревенскую липу, и Звентибольд все еще раздумывал, не ограничиться ли ему пока осторожными намеками, но какой смысл? Ведь старик все равно узнает от остальных, где, по их мнению, находится Бульрих.

– Значит, ты думаешь, что Бульрих заблудился во время последней своей вылазки, – подытожил Одилий. – А вы, случайно, не нашли в его доме какой-нибудь подсказки, куда он мог отправиться?

Не успел Звентибольд ответить, как Райцкер, остановившийся в нескольких шагах от них, вдруг выгнул спину и угрожающе зашипел. Его рыжая шерсть встала дыбом, а хвост распушился, как у белки. Вытаращив глаза, кот уставился на деревянную скамейку под липой.

Звентибольд с тревогой посмотрел в ту же сторону. Не возникло ли там снова то мерцание в воздухе, какое он видел по дороге к Одилию, или ему это только показалось, потому что Райцкер повел себя так странно? Вряд ли его поразила мышь или еще какая интересная добыча, ведь кот не пытался уйти от хозяина. Скорее казалось, что животное боится чего-то, прячущегося в темноте.

– Там что-нибудь есть? – неуверенно спросил Звентибольд.

Одилий покачал головой, но, как и кот, взглянул на липу, туда, где совсем недавно они дремали под лучами яркого солнца. Потом наклонился и левой рукой погладил кота, успокаивающе что-то приговаривая. Вставшая дыбом шерсть Рыжика немного разгладилась, но кот не отрывал глаз от места под деревом. Старик Пфиффер тоже не спешил идти дальше. Очевидно, он всерьез воспринял необычное поведение четвероногого спутника. Тогда Биттерлинг решил выказать смелость и отважно сделал два шага к липе.

– Назад! – прошипел старый квендель так сурово, что Звентибольд сперва подумал, что с ним заговорил кот.

Он остановился как вкопанный.

– Что такое? – хрипло спросил он.

– Тихо, – прошептал Одилий ему в правое ухо. – Стойте здесь с Райцкером и ждите.

Голос старика звучал так энергично, как будто он за минуту помолодел по меньшей мере лет на двадцать. Звентибольд смотрел ему вслед, пока тот осторожно приближался к липе. Кот не двигался с места.

Одилий остановился у самой скамейки. Казалось, он что-то рассматривает вблизи. Ничего не происходило. В усталом мозгу Звентибольда мелькнула шальная мысль: а вдруг под скамейкой прячется Бульрих?

Затем Одилий развернулся и подошел к ним. В лунном свете Звентибольд с растущей тревогой увидел, что выражение лица старого свистуна совершенно изменилось. Даже при таком неясном освещении он заметно побледнел, а его губы сжались в жесткую тонкую линию.

– К чему все эти загадки! – вскричал Звентибольд, забыв об осторожности. – Что там, в углу? Что это за блеск в воздухе? Что все это значит?

– Ты что-то видел там, Звентибольд? Когда проходил мимо в первый раз? Говори! – приказал старик, схватив его за плечо с такой силой, что удивленный Биттерлинг попятился. Одилий тут же ослабил хватку. – Прошу, прости меня, – снова заговорил он своим обычным голосом. – Но это очень важно. Что ты там видел? Блеск в воздухе, говоришь?

– Что-то вроде того, – ответил Звентибольд. – Но я не уверен, возможно, просто померещилось после всех треволнений. Во всяком случае, на мгновение мне показалось, что там что-то мерцает. Прямо над скамейкой, где вы дремали сегодня днем. Может, это всего лишь рой светлячков.

– И ты просто прошел мимо? – спросил Одилий.

– Разумеется, – смутился Звентибольд. – Там не было ничего особенного. Что я должен был заметить? Вам с котом, похоже, это совсем не нравится!

– М-да, – сказал Одилий скорее самому себе. – Сейчас еще слишком рано для такого.

– Для светлячков? – непонимающе переспросил Звентибольд. – Я бы сказал, слишком поздно. Они обычно порхают по вечерам в начале лета, а уже почти осень.

– Бедный мой Биттерлинг, – вздохнул Одилий и с жалостью посмотрел на него. – Позволь тебя просветить. Иногда к старинным легендам следует относиться очень серьезно, и не только в те дни, когда маскарад гуляет по Холмогорью. В легендах почти всегда скрыт глубокий, забытый смысл. К сожалению, не всегда это к добру.

Биттерлинг вспомнил совиный крик Серой Ведьмы и почувствовал себя очень неуютно, хотя в действительности не совсем понял, на что намекает Одилий. Гортензия, наверное, была права, считая старика капризным, а его кота сумасшедшим.

– Может быть, я просто ошибся, – уныло пробормотал он. – Во всяком случае, когда я посмотрел еще раз, там уже ничего не блестело. Так ли важно, есть что-нибудь под липой или нет?

– Пока не знаю, – ответил Одилий. – По крайней мере, этой ночью все пошло не так. Во-первых, пропал Бульрих.

А во-вторых, ты сам видел, как ощетинился Райцкер. Коты распознают то, что остается невидимым для нас, двуногих.

– Но мне показалось, – настаивал Биттерлинг, – что вы тоже что-то видели. Не скажете ли вы мне, что это было? Может быть, это как-то связано с исчезновением Бульриха?

Они пошли дальше, и старый квендель, похоже, успокоился, как и его кот, потому что ни один из них больше не оглядывался.

– Итак, Бульрих Шаттенбарт не появлялся с тех пор, как ты разговаривал с ним у живой изгороди, – отрывисто произнес Одилий. – И, очевидно, ты считаешь, что его нет ни в Вороньей деревне, ни у Жабьего Моста.

Звентибольд ошеломленно понял, что так и не довел свой рассказ до конца. Теперь ему предстояло сообщить, где, по их мнению, стоит искать Бульриха. Они как раз подошли к воротам сада Гортензии. Перед домом царил полумрак, и большие окна тускло темнели на фоне залитого луной фасада.

– Ну да, – нерешительно начал Звентибольд. – Мы думаем… то есть нам кажется, что наш дорогой Бульрих, учитывая карты, разложенные в его доме, и странную привычку постоянно плутать по лесам, путая тропинку и пешеходный тракт… Учитывая все это и тот факт, что в последний раз его видели у живой изгороди и с тех пор он не возвращался…

– Святые пустотелые трюфели! – прервал его Одилий. – Пока мы не вошли в эти садовые ворота, ты должен был, наконец, сказать мне, что Бульрих Шаттенбарт отправился в Сумрачный лес!

Биттерлинг громко задышал. Он уставился на старого квенделя и почувствовал себя очень глупо. Его собеседник будто бы снова сбросил несколько десятков лет, судя по юношеской речи и порывистости.

– Молчи уж, Звентибольд, – невозмутимо приказал Одилий и открыл ворота. – Неужто ты ожидал, что я решу, будто бы меня вытаскивают из дома посреди ночи, потому что Бульрих слишком много выпил в трактире и не может найти дорогу домой? Вряд ли. Кроме того, я знаю нашего добряка картографа. Он не раз показывал мне свои рисунки, потому что знает, что я вижу в них не всякие глупости, а понимаю их пользу и художественную ценность. Он не раз упоминал, как его раздражает то, что Сумрачный лес – белое пятно на его картах.

– Простите, – сказал Звентибольд, – мог бы и сообразить, что вы догадаетесь. Хульда предупреждала, что вы умны, как старый филин.

Одилий довольно хмыкнул, и как раз в ту минуту, когда они проходили по росистой лужайке мимо розовой беседки, слева от дома в темноте засиял свет и навстречу им вышли Гортензия и остальные с ярко горящими фонарями в руках.