Повисла давящая тишина. Наверное, нужно что-то сказать. Я сказал:
– Теперь мы на равных, можно спокойно поговорить.
Ага, «спокойно», кого я хотел обмануть? На то, чтобы казаться уверенным в себе и мужественно-непоколебимым, уходили все силы. Нервы искрили. Непокорный воле дремучий инстинкт то и дело поднимал голову. До сих пор мне удавалось его игнорировать, но проявления радости от присутствия рядом искушающей натуры – самостоятельные и откровенно нетактичные – видны невооруженным глазом. И этот глаз нет-нет да и соскакивал, чтобы в приведенном факте убедиться. Не сказать, что все это помогало мне отрешиться и собрать мысли для разговора.
Мадина тоже ощущала себя не в своей тарелке и отчаянно храбрилась. Чувствовалось, что она не знает, как вести себя дальше и что говорить. Ее план рассыпался после моего согласия, завоевывать стало некого. Но одержанная победа была тактической, это выигранная битва, а не война.
– Как тебя отпустили? – спросил я.
Подтекст прозвучавшего: искать не будут? Ответа из сна я не помнил, а перестраховаться стоило. Если в таком виде ее найдут у меня…
Мадине мой вопрос не понравился, она буркнула с обидой:
– Я не собачка на привязи.
– Сформулирую точнее: кто еще, кроме Тимохи, знает, что ты сюда зашла, и через какое время Гарун или кто-то еще забеспокоиться о твоем отсутствии?
– Кажется, я тебя недооценила. Или переоценила. В первом случае ты хочешь позволить себе больше, чем это приемлемо, а во втором ты просто трус.
– Предлагаю третий вариант: я трезвомыслящий человек, который думает на шаг вперед. Именно моя основательность, то есть умение не делать и не допускать глупостей, сыграло роль и привело тебя в это уютное помещение.
– Может быть и так. Ты же не обидишь сестру друга?
– Внутри вопроса сидит крупный подвох. Прежде чем ответить, нужно определиться с терминами.
– А ты, оказывается, зануда.
– Моя сестренка так же говорит. Кстати, она очень похожа на тебя. Конечно, не внешне, а характером.
– Я бы хотела с ней познакомиться.
– Не думаю, что это хорошая идея. То мое качество, которое тебя привело сюда и позволяет спокойно лежать без одежды в одной ванной со мной, у Машки отсутствует напрочь – она сначала делает, а потом думает.
– И ты говоришь, что мы с ней похожи?!
Кажется, я случайно оскорбил Мадину, пришлось исправляться:
– Я говорил о характере.
– Я не знаю твою сестру, но, может быть, ты только думаешь, что она не думает? Ты сказал, что она похожа на меня. Наверное, она специально выглядит проще и глупее, чтобы тонко вести свою линию.
Не спорю, иногда Машка по сравнению со мной выглядит гроссмейстером. Говорит ли это о том, что она умнее? Была бы умнее – не попала бы в неприятности.
А не приснились ли они мне? Компрометирующие похождения и шантаж случились во сне, а как было на самом деле, никто не знает. Надо при первой же возможности поговорить с Машкой.
Поговорить об э-т-о-м? Так она мне все и расскажет, ага. Пока жареный петух не клюнет – не расколется. И все же я обязан что-то предпринять. Наверное, нужно ехать домой и выяснить все самому.
Мадина ждала ответа.
– Машка младше тебя, – сказал я. – Маленькие дети вроде бы не думают, а, между тем, взрослыми прекрасно манипулируют. Машка не настолько маленькая, но у нее это свойство еще не выветрилось или хорошо усвоилось. А по складу характера вы очень похожи, сестренка так же любит жизнь во всех ее проявлениях и жалеет, что та в основном проходит мимо.
– Можно подумать, что ты о своей жизни так не думаешь, – фыркнула Мадина.
Ее весомые достоинства взвились белыми флагами капитуляции.
Мадина оживала. Я границ не переходил, наш разговор вяло тек на нейтрально-приятные темы. Вернее, на правильные и нужные темы, которые вели к чему-то. Неизвестно к чему. Пока. Поэтому их нейтрально-приятность успокаивала и вдохновляла на продолжение.
– Меня моя жизнь устраивает, – сказал я.
– Неправда. Знаешь игру «правда или желание»? Давай сыграем, и тогда ты не сможешь соврать, потому что дашь слово. А ты свое слово держишь, я знаю. И я свое держу, даже если мне это невыгодно. Иначе нельзя договориться о чем-то так, чтобы твое решение уважали и свою часть договора исполняли.
Я отметил:
– На опасную территорию заходишь. Играть с мужчиной на желание…
Я умолк. Для демонстрации недосказанного мои ладони опустились на сведенные колени Мадины и, невзирая на сопротивление, развели их, прислонив к бортикам ванной.
Теперь мы лежали в одинаковых позах. В прозрачной воде ясно просматривались обстоятельства, из-за которых мы оказались в том положении, в каком оказались.
Прямой взгляд Мадины буравил меня, тоже не отводившего глаз. Некоторое время мы молчали. Мой поступок сказал достаточно.
Первой опустила глаза авантюристка-гостья, что в нашей ситуации было не лучшим выходом. Мадина поняла это в ту же секунду, ее взгляд отскочил, как кот от включившегося пылесоса.
– Ты не просто мужчина, ты друг брата, один из лучших друзей, – проговорила она тихо. – Самый давний и самый надежный. Когда я спрашивала тебя, можешь ли ты обидеть сестру друга, я не спрашивала, а, скорее, утверждала: не сможешь!
– Я предложил разобраться с определениями. Так вот, обидеть можно по-разному, это настолько широкое понятие, что некоторые виды обиды могут быть желанными. Нельзя валить в одну кучу гнусные приставания и ни к чему не обязывающее красивое восхищение.
– Хорошо сказал. – Мадина с натугой улыбнулась кончиками губ, глаза оставались серьезными. На лице читались тревога и взбудораженное ожидание. – Ты прав, против некоторых видов обиды я не возражаю. Именно потому, что это ты, а не кто-то другой.
Я тоже немного опустил взгляд. Не давала покоя родинка на груди. Надо же ей расположиться в таком месте, чтобы всегда быть на виду, даже когда на нее не смотришь.
Родинка. Откуда я знал про нее во сне?
И появляется еще вопрос, не менее животрепещущий.
– Скажи, у Хадижат есть родинка… – я замялся и указал взглядом вниз, в черноту нежных зарослей, – там?
– Ну и память. Я думала, в возрасте, когда мы веселой кучей возились с игрушками, дети еще не делятся на мальчиков и девочек. А ты даже там разглядывал.
Интриги, тайны, расследования… к чертям собачьим. О родинках обеих сестер мне известно из далекого детства. Как же все просто объясняется, если откинуть мистику.
– Бабушку со стороны мамы зовут Сапият? – на всякий случай уточнил я еще один пункт сводившей с ума «сонной» программы.
– Ты помнишь и это?
– Хорошая память – признак зануд, а я зануда, и окружающим надо принять этот факт, если их в какой-то степени интересует мое общество.
– Истинный зануда. Это если подходить к делу формально. Если же учесть обстоятельства… – Покусывая нижнюю губу, после недолгой паузы Мадина проговорила с прищуром: – Кстати, ты забыл про обещание, а я жду. Ты обещал рассказать о том, о чем мне поговорить не с кем, и как у тебя было… это.
Для расшифровки сказанного низ ее тела толкнул меня под водой. Касание содрогнуло обоих. Я судорожно сглотнул. Кисти рук, собиравшихся отпустить девичьи коленки, непроизвольно сжались.
Мадина замерла. Она понимала, что играет с огнем, но для того и пришла – сыграть в «русскую рулетку», пройти по краю и насладиться невероятными эмоциями.
Огонь, с которым она играла, скрыть было невозможно. Хорошо, что с погружением второго человека уровень воды поднялся, иначе озерцо между телами напомнило бы площадь Святого Петра в Ватикане.
– Не обещал, а был подловлен на слове. – Я резко свел колени Мадины в прежнее сомкнутое положение.
Теперь ее икры ощущали крепость моего организма, но лучше это, чем видеть направленный туда взгляд. Кстати да, намного лучше. И приятнее. И, кажется, не только мне. Мадина выглядела несколько ошарашенной.
– И все же расскажу, – закончил я мысль, – в обмен на аналогичный рассказ.
– Аналогичного быть не может, разве не понимаешь?
– Я расскажу о своем первом опыте, ты о своем.
– Но у меня не было…
– Расскажешь о том, что было. Чувственный опыт – не только это. – Я ответно двинул вперед низом поясницы.
Приятно наблюдать, как венцы белых дюн вытягиваются в набухшие стручки. Я снова сглотнул. Вспомнились, что ли, первые месяцы жизни? Сейчас мне конечно, не молока захотелось, а только саму емкость…
– На втором курсе… – начал я.
Жадная до подробностей слушательница уточнила:
– Ты же про первый раз?
– Да.
– Ясно. – Ненадолго увеличившийся излом бровей вернулся в обычное положение. – Слушаю.
– Мы отправились к знакомым девчонкам, а по дороге основательно затарились пивом и водкой. Нам оказались рады, и наутро…
– Подожди про утро. Сколько вас было?
– Трое парней, трое девчонок.
– Что вы делали?
– Пили. Всю ночь.
– Это понятно. А кроме?
– Потом не помню.
– Ты хочешь сказать…
– Все произошло в пьяном дурмане, в памяти ничего не осталось. Кстати, несусветное счастье, что я ничего не подцепил.
– А у тебя было с одной или?.. – Фраза оборвалась, глаза Мадины тонко сощурились.
Ей интересно. Жаль. У нормального человека такое должно вызывать отторжение. У меня бы вызвало. Но я продолжал врать напропалую. Как говорит древняя пословица, назвался штекером – полезай в разъем. Или говорится не так? Возможно, пословица мне придумалась, как и история с пьянкой. На самом деле в тот раз я свалился сразу, и было ли что-то у кого-то, знать не мог. У меня быть не могло, но в свое время для создания ореола мужественности история сгодилась, другие ведь тоже ничего не помнили. С тех пор я пью только вино, по чуть-чуть, исключительно по важным поводам. Но от меня требовался рассказ, и я его давал:
– Говорю же – не знаю, кто с кем и как. Утром все проснулись в перевернутой вверх дном квартире, валялись вповалку, грязные, противные. Я очнулся первым и ушел.
Мадина протянула с огорчением:
– Это все?
– Теперь твоя очередь, жду.
Не было бы прошедшей ночи с Настей, где меня выжали и выпотрошили, как казалось, на год вперед, я сейчас не чувствовал бы некоторой легкости и не вел себя столь уверенно и даже, с моей точки зрения, хамовато-дерзко. Обычно мое поведение ничего общего с этим не имело, но сейчас я чувствовал себя брутальным мачо, хотя знал, что не соответствую образу ни на грош.
– Хорошо. Обещала – выполняю. – Взгляд Мадины сверлил точку между своих коленок, что меня радовало: не люблю интимных откровений, если приходится смотреть в глаза, тогда и слушатель, и рассказчик чувствуют себя не в своей тарелке. – Однажды с похожим вопросом я обратилась к Султану, вчера ты видел его на вечеринке. Он другой нации, не родственник, потому и выбрала. И по духу он мне ближе прочих: такой же безбашенный, но с диким самообладанием. Это качество бы нашему Шамилю, семья стольких проблем избежала бы…
Во сне все случилось из-за Шамиля, из-за этого Шамиль стал моим личным врагом. Но он обо мне даже не знал!
Все ли, что я знаю – правда?
Подсознание собрало по полочкам памяти всевозможные подробности и свело во снах в систему, поначалу вызвавшую оторопь. Дескать, откуда я все знаю?!
А ведь знаю, как ни странно.
– «Ты меня знаешь, – сказала я Султану. – Упорства мне не занимать, мотивы сильные, намерения серьезные. Если мою проблему не решишь ты, завтра это сделает другой. Хочешь остаться в пролете?» В ответ я заработала пощечину. И не одну. Я ничего не рассказала брату и снова пришла в общагу, где жил Султан. – Мадина победно улыбнулась. – Там он еще раз провел воспитательную работу, даже синяки остались. Я не сдалась, показала характер, и в следующий раз все было по-моему. Султан сам позвал меня к себе, провел в комнату так, чтобы никто не видел, и без глупой застенчивости рассказал по моей просьбе все, что меня интересовало.
– И показал?
– Ревнуешь?
– Хочу ясности.
– Скажем так: мой опыт больше теоретический, чем практический.
– Для теоретического хватило бы сведений из сети.
Взгляд Мадины с тоской пробежался по тесноте ванной комнаты, длинные волосы, понизу расплывшиеся в воде, отрицательно мотнулись:
– В сети – сплошная фантастика: все всегда готовы оприходовать всех, выдерживают любые марафоны, согласны на самые изуверские способы, не думают о последствиях и безопасности, не обращают внимания ни на качество, ни на количество, а их вопли удовольствия похожи на закадровый смех в плохих сериалах – с реальными ощущениями не имеют ничего общего. Кому нравятся безотказные, неутомимые, не передающие болезней стерильные любовники – добро пожаловать в сеть. – Мадина грустно хмыкнула. – Как шикарно получилось в конце: «Добро пожаловать в сеть!»
– Многозначительно, – согласился я.
– В интернете есть картинки и видео с людьми, но нет людей. Живые люди – совсем другое. Сколько не нюхай цветок на экране, запаха не узнаешь.
Направленный на меня взгляд был прямым и откровенным.
Я тоже решил быть откровенным и отрезал нам все пути назад:
– Скажи прямо, чего ты хочешь.
Мадина смутилась. Наконец-то.
– Узнать сегодня с тобой то, чего уже никогда не узнаю дома и что останется со мной навсегда.
– А ничего, что ты выходишь замуж?
– Не вижу связи.
Сильно сказано. Все точки над ё расставлены. И все же совесть не давала мне сделать последний шаг.
– Как же ты будешь жить с мужем, которого обманешь? – использовал я крайнюю возможность спустить все на тормозах.
– Обман – когда человек не выполняет обещания.
– Разве обман ожиданий – не обман?
– Ты о традициях, которые не дают житья нормальному человеку?
– Я о традициях, по которым живут твои сородичи.
– Угораздило же меня родиться не в то время не в том месте… Обмана не будет, хотя мне самой очень не нравится навешивание на меня выполнения устаревших требований. Но – пусть, раз так получилось. Что бы ты сейчас обо мне ни думал, а я храню девственность для будущего мужа и буду ему верна, чего бы это ни стоило. Я не сделаю ничего, что навредит будущей семейной жизни, и не обману надежды мужа. Но мы оба знаем, что волки могут быть сыты, а овцы целы.
– Прежний опыт зовет на новые подвиги?
Мадина помрачнела.
– Не люблю повторяться, но повторюсь: к тебе я пришла именно за опытом, которого у меня нет.
Упс. Во сне события развивались по-другому.
– А как же Султан?
В глазах Мадины полыхнуло, и меня порезало бы на клочки, если бы взгляды резали.
– Для этого мне нужен человек, которому доверяю. До вчерашнего дня у меня не было такого человека.
Лесть нравится всем, особенно такая, многообещающая. Я спросил:
– А ты не боишься?
– Боюсь. А ты?
– Чего?
– Кого. Например, моего брата.
– Боюсь.
– Спасибо за честность. Если б ты стал храбриться, я бы ушла, ненавижу вранье и врунов.
Мадина женственным движением ладоней пригладила волосы, а потом, не зная, что делать с руками, положила на мои ноги. Пока ее руки были вверху, грудь совершила грациозный пируэт, для мужского взгляда просто убийственный.
– Тебе тоже спасибо за честность, – выдавил я и облизнул губы.
Мадина заметила и нарочно подняла руки за голову, скрестив пальцами за затылком.
– Так лучше?
– Я за разнообразие. Мне нравится по-всякому.
– Тоже многозначительное заявление. Но разговор ушел в сторону, а мы хотели начать с «правды или желания». Мне кажется, нужно узнать друг друга лучше.
– Согласен. Пару минут назад мы говорили про разные виды обид. Тебя не обидит, если попрошу развернуться и лечь, прислонившись ко мне спиной? Разговор глаза-в-глаза напрягает, мысли путаются. Я как-то не привык к серьезным дискуссиям в таком положении.
– А я, по-твоему, привыкла?
Мадина подтянула ноги, ее тело торопливо провернулось на месте, и спина осторожно легла на мою грудь. Затылок столь же аккуратно опустился мне на плечо.
В предложении крылся подвох, мы оба о нем знали и оба сделали вид, что ничего не произошло. Наши взгляды теперь не встречались, и на нервах это сказалось в лучшую сторону, но теперь наши обнаженные тела касались друг друга намного плотнее, чем раньше. В спину… да, пусть будет в спину, Мадине упирался мой воодушевленный происходящим инстинкт. Не думаю, что у Мадины было с кем-то нечто подобное. Она застыла в приправленном ликованием немом ужасе, я чувствовал, как ее мышцы окаменели по всей поверхности соприкосновения.
Мы снова сделали вид, что все нормально.
– Начнем? – Мадина поерзала, устраиваясь на мне поудобнее. – Кто задаст первый вопрос?
Наверное, она хотела разыграть первенство жребием. Ее рука потянулась к лежавшему на бортике ванной мелкому обмылку – скорее всего, чтобы зажать в одном из кулаков и предъявить для выбора. Я остановил:
– Начнем по старшинству.
– Нечестно!
– Тогда – по традициям и обычаям. Они велят тебе слушаться мужчину.
– Будь эти традиции твои тоже, я бы не возражала, но мы живем в обществе равноправия. Нужно разыграть честно.
– Хорошо. – Я аккуратно, чтобы не вспугнуть, обхватил ее руками, ладони опустились на конусы грудей и нежно сжали. – В какой руке ничего нет?
Мадина остолбенела. При этом она не сделала ни движения, чтобы разомкнуть объятия или убрать мои руки, лишь сипло раздалось:
– Прикалываешься?
– Ты хотела разыграть, я разыгрываю по праву сильного. Если отгадаешь, спросишь первой. Такие условия устраивают?
Наверняка, у Мадины нашлось бы, чем ответить, но она просто кивнула.
Ее груди остались в мои ладонях. Упор в спину Мадины возрастал. Мы продолжали делать вид, что просто разговариваем.
– Как ты видишь свое будущее? – спросил я. – Для чего живешь? Что для тебя главное?
Мадина долго собиралась с мыслями. Наверное, ей мешало мое активное присутствие сзади и спереди – мои руки не просто лежали, они поглаживали и нежно мяли, ощущая тершиеся о ладони острия.
– Хочу испытать и попробовать все, что доступно, чтобы потом было, что вспомнить.
– И все?
– Уточню: чтобы было, чего стыдиться и говорить: «Какая же я была молодая и глупая!» У меня столько же прав на свою жизнь, как у моего будущего мужа. Он себя ни в чем не ограничивает, это согласуется с традиционным взглядом на мужчину, но я тоже хочу иметь приятное прошлое. Традиция велит мне достаться мужу нетронутой. Мне не нравится эта традиция, но я выполню ее ради родителей. А вообще, жизнь страшно несправедлива к женщинам. Тех, кто желает испытать удовольствие с мужчинами, зовут шлюхами. Меня бесит до глубины души: почему, когда мужчины делают то же самое, их не обзывают оскорбительными словами? У тебя были женщины? Значит, ты шлюх.
Мадина помолчала. Я продолжал играть ее грудью, мои бедра облегали ее бедра, пальцы ног поглаживали под водой ее ноги. Жаль, на противоположной стене нет зеркала, мне хотелось увидеть выражение лица. И глаза. Мне кажется, они должны быть закрыты. Мадина пришла за ощущениями – она их получала.
Я тоже. И с ее выводом соглашусь, да, я – шлюх. Идеальное определение. Будь по-другому, в моих руках была бы другая женщина. Единственная. Но я шлюх, и имею то, что имею.
Вопрос, который после долгого молчания задала Мадина, я не ждал:
– Ты влюблен?
– Наверное. Не знаю.
– Странный ответ.
– Другого нет.
– И кто же объект твоих грез?
– Пока только мыслей.
– Мне нужно имя и небольшое описание. Мы договорились говорить правду.
– Достаточно имени. Хадя.
Мадина встрепенулась, груди едва не вырвались из моих ладоней, я с трудом удержал их на месте.
– Ты видел ее всего один раз – вчера! Вы почти не разговаривали. Она даже танцевать с тобой отказалась.
Мадина не верила. Честно говоря, я сам не верил. Не надо мешать сон и явь. Когда сон развеется окончательно, я останусь с реальностью, где Хади не было, а были манипулировавшая мной Настя и, сейчас, Мадина со мной в ванне.
Однажды на каждую манипулирующую гайку найдется переманипулирующий ее болт. Сегодня этим болтом буду я. Шлюх. Зря Мадина заговорила о любви. Если только надеялась, что я назову ее имя, но никаких поводов для положительного ответа не предполагалось.
Хм. А если подумать… Шлюх со шлюхой – хорошая пара.
– Хадя помолвлена?
– Давно. Она не любит об этом говорить.
– Ей не нравится жених?
– Нравится.
Услышать это оказалось неприятно.
– Откуда она знает, какой он? Они хотя бы встречались, или все устроили родители?
– В нашей семье все решают родители. О, сколько ты задал вопросов! Теперь моя очередь.
Мне расхотелось говорить правду. Расхотелось разговаривать вообще.
– Не знаю, о чем ты спросишь, заранее сдаюсь. Говори желание.