Меня разбудил звонок. Не в дверь. Во весь запрограммированный голосище горланил мой телефон. Возможно, раньше был еще звонок, но сил, чтобы продрать глаза, не хватило. Или он мне приснился, как все остальное?
На этот раз я справился – отключил звук и бросил взгляд на часы.
А времени-то – о-го-го! Вот тебе и только что лег. Все в мире относительно, особенно, когда ни жив ни мертв и спишь на ходу.
Я огляделся. На составленных практически впритык соседних кроватях похрапывали мои товарищи. На поднявший меня звонок никто не среагировал, а кто среагировал, отключился сразу же, едва понял, что звонят не ему. В окно светило солнце, дата на телефоне показывала, что вчера с переходом в сегодня я провел жаркую ночь с Настей.
Вчера мы отмечали у Гаруна окончание сессии. Остальное мне приснилось.
А как же Хадя?
Тоже. Всего лишь сон, воспаление больного воображения. Захотелось новых ощущений. Раньше не хватало в жизни чувственных удовольствий, и снились готовые на все красотки всех видов и размеров, а как только удовольствия появились, захотелось противоположного – чистоты и честности. Так всегда: хочется того, чего нет.
Но тогда получается…
Если бы у меня сложились отношения с Хадей – мне в разных позах и ситуациях снились бы Насти и Даши?
Ну и мысль. Бррр. Мне кажется, логика здесь другая. Когда в жизни все хорошо – снится то, к чему стремишься или чего боишься.
Кстати, по поводу Насти. Не обращая внимания на продолжавшийся беззвучный звонок Гаруна, я полез в галерею телефона. Спросонья движения получались нескоординированными, судорожными, суетливыми. Вчерашние фотографии открылись, и я выдохнул. Есть! Настя и Люська во всей красе. Теперь я это не удалю, пока не договорюсь с Настей о гарантиях с ее стороны.
Телефон продолжал названивать. Когда живешь, как говорится, «в тесноте да не в обиде», к постоянным разговорам привыкаешь, на сон они не влияют. Все же я вышел на кухню, закрыл дверь и, сев на табурет, ответил Гаруну:
– Привет.
– Как отдохнулось? В первый раз ты не ответил, а здоровый сон – признак хорошего отдыха.
Нет такого слова – «отдохнулось». Ну и ладно. Главное, что мы друг друга понимали.
«Нормально отдохнулось», – всплыло в памяти.
– Нормально отдохнулось, – сказал я.
Опять дежавю. Все это со мной уже происходило. Во сне.
«…с Мадиной разговаривал? Видел, как она здесь изменилась?..»
– Ты вчера с Мадиной разговаривал? Она здесь очень изменилась.
– Ей нравится местная жизнь, – сказал я.
Сегодня мне снились вещие сны.
«Пора увозить от здешних соблазнов», – подкинула пакостливая память.
– Здешние соблазны до добра не доведут, – задумчиво проговорил Гарун. – Мадина смотрит на окружающих и позволяет себе больше, чем положено девушке с Кавказа.
А вдруг сон еще продолжается?
Нет. Безумная чехарда-галиматья началась с известия о гибели Хади. На самом деле этого не было, Хадя жива и спокойно спит у себя дома, не зная о моем с собой романе. Покушения на Гаруна и убийства Мадины не было, бегства тоже. Моя любовь с Хадей мне привиделась.
Душу переполнили горечь и обида. Огромной беззаветной любви – не было!
Ничего не было.
Точно, ничего. Потому что моя любовь была для меня всем. Нет ее – нет ничего. Как говорят компьютерщики, я вернулся к заводским настройкам.
– Через пару-тройку недель мы уезжаем, – продолжил Гарун. – Родители решили, что с Мадины хватит учебы, пора замуж. Будущего мужа она не видела, это выбор родителей, но выбор отличный. Высокий чин в тамошней администрации. Мадина станет его второй женой.
«Ты говорил, вторыми женами сейчас любовниц называют», – ответил я во сне.
Сейчас я промолчал.
Провидение, ты слышишь? Я молчу, хотя должен был ответить! Как тебе такое непослушание?
Никак. Мой взбрык совершенно не изменил настоящее, разговор и без моего участия тек по указанному во сне руслу:
– Сейчас многие имеют по нескольку жен. Законы не позволяют оформить это легально, и люди живут на несколько домов. Мадина получит все, о чем мечтала: поездки за границу, прислугу, дорогие украшения и автомобили, посещение шикарных отелей и курортов… Если девушка ничего не умеет и ничего из себя не представляет, лучшего не придумать. Ни готовить не придется, ни убираться, только взор мужа радовать. Муж будет старше ее, но для семейной жизни это непринципиально. Даже хорошо. Каждый получит то, что хочет.
Здесь я не смог промолчать:
– Ты уверен, что сестра хочет именно этого?
– А ты своей сестре счастья не желаешь? Если увидишь что-то, что для нее лучше, чем она сама представляет, неужели не сделаешь для этого возможное и невозможное? Я о своей так же забочусь. Как понимаю, ты давно в горах не был?
– С отъезда.
– Скоро вместе поедем, готовься.
Телефон умолк, а я еще с минуту бессмысленно глядел в ту же точку на стене, что и во время разговора.
Что делать?
А надо ли что-то делать? Повторять трагические события? Ни в коем случае. Их надо предотвратить, и сделать это проще простого: не идти на поводу у событий. Сработает «эффект бабочки». Даже несколько слов, сказанные вопреки виденному во сне, не говоря о движениях или поступках, повернут судьбу к лесу задом, ко мне передом. Или наоборот.
Хадя. Светлый луч моих грез. В моем окружении таких девушек нет, и появятся ли – неизвестно. Только Леля Милованова, одноклассница Маши, внушала надежду, что не все в жизни так плохо. В отношении Лели для меня плохо другое: ей еще расти и расти, и неизвестно кто ей будет нужен, когда она вырастет.
Когда Леля расцветет, в ее глазах я буду выглядеть древним стариком. Наверняка, она найдет себе ровесника – намного лучше меня. В последнем не сомневаюсь. Я не подарочек, и кое-какие положительные качества, которыми горжусь, с лихвой перечеркиваются недостатками.
О чем бы и даже о ком я ни думал, мысли, естественно, возвращались к Хаде. Не верилось, что роман с ней привиделся, все было словно по-настоящему.
Реальность убеждала в обратном. И если подумать…
Мы с Хадей – люди разных традиций, и кроме как проблемами для всех наш роман не кончался ни в одном из вариантов. Конечно, можно жить с девизом «Через тернии – к звездам» и ломать возникающие на дороге стены одну за другой. Кто-то считает счастьем именно это – тяжелый совместный путь в светлое завтра. Кто-то просто готов выдержать его ради возможности того самого «светлого завтра». Я – из последних, ради «зачем» выдержу любое «как». Я готов пройти те же испытания, но теперь это не нужно второй стороне – настоящая Хадя не знает, что в моем сне у нас был роман.
Чтобы роман случился, Мадина должна умереть, а Гарун быть расстрелянным и едва выкарабкаться с того света. Если сон вещий, и я каким-то седьмым чувством проник в мировой информационный поток, где узнал обо всех этих событиях – смогу ли обрести счастье с Хадей, зная цену?
Нет.
Вывод убийствен: о Хаде нужно забыть.
А как? Я давно проснулся, а сон не выветривается. Домой к родителям, что ли съездить?
Сокомнатники потихоньку вставали, комната превратилась в вольер для коал и ленивцев. Согбенные фигуры поднимали себя с помощью мата и в порядке очереди плелись в сторону ванной.
Надо было умыться и побриться, пока они ворочались. В ожидании я налил и включил электрочайник.
– Мы в клуб собрались, – проинформировал меня Тимоха.
Он встал следом за мной и уже преобразился. Странно было видеть его живым и веселым. Любопытно, насколько сон вещий?
– В боулинг? – спросил я.
– Ага. – Тимоха пригладил длинные космы пятерней. – Пойдешь?
– У меня другие планы. Дай на минуту свой телефон. Или сам покажи, куда снимки скачал.
Если возмутится или пошлет в дальний пеший поход – извинюсь и сошлюсь на то, что еще не проснулся.
– Ты же спал?! – Тимоха выпучил глаза. – Ну, брат, даешь. Пардон, конечно, сотру сегодня же. Ну, а ты красавчик – сразу с двумя! И с кем – со звездами потока! Белею от зависти.
– Не почерней. Стирай сейчас, при мне.
Прощально смакуя каждое изображение, Тимоха нехотя удалил добычу.
– Теперь понятно, какие у тебя планы, – ворчал он при этом. – Нам бы такие.
Через полчаса входная дверь за шумной компанией закрылась, и ванная, наконец, осталась в моем распоряжении. Можно потешить себя редким удовольствием – в тишине и покое понежиться в горячей воде.
По захламленности ванная комната превосходила спальню и кухню вместе взятые. Заваленная вещами стиральная машина по одну сторону, раковина умывальника по другую, белье поверх натянутых между стенами веревок, а сзади, на внутренней стороне двери, полотенца на гвоздях-вешалках. Середину занимал зев пластиковой ванны, на дне валялись грязные брюки Тимохи. Я убрал их в полиэтиленовый пакет, сполоснул ванну и, раздвинув сушившееся на веревочках белье, включил воду.
Умывался-брился я неспешно, глядя на медленно поднимавшийся уровень воды и вспоминая невероятные сны. А ведь в самый неподходящий момент ко мне заявилась Мадина!
Я вернулся в комнату и, как был, одетым лег на кровать.
Несколько минут, проведенные за пролистыванием лент соцсетей, ни к чему не привели, никто не входил, никто не вставлял ключ в замок. Я даже выглянул на лестничную площадку, а затем в окно. Мадины не было.
Почему-то стало тоскливо.
Реальность, наконец, вытеснила сон. Что теперь?
Просто жить, как жил до сих пор. В моих снах у Машки постоянно возникали проблемы, надо съездить и поговорить с сестренкой. Хотелось же мне стать лучше – появился прекрасный повод заслужить ее дружбу и доверие.
Я еще раз выглянул в окно и на лестничную площадку. Ничего. Ни скрипа подъездной двери, ни шагов по лестнице. Тихо и пусто. А жаль. После того, как любовь к Хаде оказалась сном, а «любовь» с Настей канула в прошлое и в будущем не принесет ничего, кроме нервных разбирательств со снимками, возможное общество Мадины казалось приятным. Мне было одиноко. Как сказал классик, «душа ждала кого-нибудь», и кто бы ни пришел, я буду рад.
Стоило раздеться, погрузиться в воду и расслабиться, как в притворенную дверь ванной комнаты раздался стук.
– Можно? – Не дожидаясь ответа, ко мне вошла Мадина. Скорее, влетела, будто за ней гнались. Глаза искрились, губы расцвели улыбкой: – Привет, это я.
Передо мной в выразительном изгибе струилось обворожительное создание, одетое в накинутую на платье куртку. Наполнение темно-зеленого платья гипнотизировало, песочные часы талии жалили рельефом подробностей, расположенных выше и ниже, прямой взгляд нокаутировал любую мысль о бегстве с поля боя. По выразительным тонким губам пробежал язычок. Обладательница этих чудес пришла за реваншем, противник или сдастся на милость победителя, или будет уничтожен.
От Мадины за версту веяло женственностью, искушением и некой несвойственной возрасту зрелостью. Впрочем, заменим термин спелостью, так будет точнее, и представим не налитое яблоко, не тугой арбуз или размякшую дыню, а сочный персик. Бархатистый и прямо-таки сочившийся.
Слова у меня испарились. Вещий все же был сон. Сбывалось пусть не все, но почти все.
– Нашла тебя очень просто. – Как и во сне, щекотливая ситуация гостью не смущала. Мадина беззастенчиво разглядывала меня, прячущего хозяйство под решеткой скрещенных ладоней, в которых оно едва помещалось. – Спросила, показали. На остановке увидела длинноволосого с татуировкой, а Гарун рассказывал, что у тебя такой сокомнатник есть. От него узнала, что все отправились в клуб, а ты отказался. Твой приятель хотел меня проводить, но когда узнал, что я сестра Гаруна, дал мне ключи. Вот, оставляю, чтоб не забыть, передашь?
Перед носом позвенела и упала поверх тряпок на стиральной машинке небольшая связка.
Во сне Мадина забралась ко мне в ванну. Если все пойдет как во сне, то я могу предотвратить. Другой вопрос: хочу ли?
Перед глазами все еще блестел смертью нож Гаруна. Нож, который должен был меня убить.
Соблюдение древних традиций сломало мою любовь с Хадей и убило нас обоих – во сне. Там я изо всех сил боролся со свободолюбивым настроем Мадины во имя традиций ее брата – и едва не поплатился жизнью. Убить меня должны были те традиции, за которые я ратовал.
Чью сторону принять сейчас? Нелепый вопрос. Здесь, в запертой квартире, находятся две стороны, обе хотят одно и то же. Третья сторона – виртуальная, она мешает двум другим наслаждаться жизнью. Два голоса против одного – решение принято. Да здравствует демократия!
Придержав низ куртки, Мадина присела на бортик ванны и печально улыбнулась:
– А я скоро уезжаю.
Она опустила руку в воду и машинально зачерпнула.
– Знаю, Гарун звонил.
– Уже? Быстро же растрепал, хотя не должен. Еще говорят, будто женщины сплетницы.
– Я приглашен на свадьбу.
– Жаль, что в отличие от тебя, мне отказаться нельзя. С удовольствием поменялась бы местами.
Мадина тоскливо смотрела, как вода стекает сквозь пальцы обратно в ванну.
Я прекрасно помнил, что будет дальше.
«Тебя не смущает, что я перед тобой в таком виде?»
«Нет. А тебя?»
«Несколько да, поэтому не могла бы ты…»
«Конечно, могла бы, какой разговор! Понимаю, нужно быть в равных условиях, и чтобы тебя не смущать…» Куртка, платье и прочее улетело в сторону, и нахальная гостья осталась исключительно в природной одежде.
Нож Гаруна. Смерть Хади. Отринутая любовь.
Не хочу.
Излом черных бровей… узкие скулы… четко очерченные губы…
Хочу. Ко мне, одинокому парню, пришла обладательница манящей родинки и других вкусных подробностей и глупо стояла передо мной, ожидая реакции, в тщательно отрепетированном, вымученном у зеркала великолепии.
Реакция была. Раньше я бы ее стеснялся, а сейчас спросил:
– Тебя не смущает, что я перед тобой в таком виде?
– Меня? – Мадина сделала большие глаза, ее взгляд ехидно переехал мне на скрещенные ладони. – Нет. А тебя?
– Тоже. – Я убрал руки и положил их на бортики ванной по бокам от себя.
– Тогда… – У Мадины перехватило дух, взгляд застопорился. Искательница приключений ждала борьбы и готовилась к долгой осаде… а крепостные ворота оказались открыты. – Я тоже?
Ее глаза переполнились мольбой: «Не отказывай! Не ставь меня в жуткое положение, я и так на пределе, кровь превратилась в сплошной адреналин…»
У меня тоже адреналин. Собственно, ради него все и делалось.
– Почему нет? – бросил я как нечто обыденное.
Строгое темно-зеленое платье осыпалось на пол, будто его снесло сквозняком. Оставшись в лифчике и трусиках, Мадина на миг остановилась. Неужели не рискнет? Играя мужскую роль охотника, можно зайти далеко, причем настолько, что от себя не ожидаешь: «Ну, ни фига ж себе, неужели это творю я?!»
Мадина отвернулась, отстегнула тонкий черный лифчик и, когда он занял место на вершине груды вещей, машинально прикрылась руками.
За этот жест я готов был расцеловать. Мадина открывалась с новой стороны: она тоже стеснялась. Она боролась с собой, пересиливала себя, чтобы стать равной людям, которые живут другой жизнью. Во сне я так же кромсал мысли и желания под другой менталитет. Это трудно, но возможно. Главное – желание. И цель.
Кстати, о цели надо поговорить.
Побудительные мотивы оказались сильнее природной стыдливости. Цель, что вела Мадину, заставила ее опустить руки, наклониться и, приподнимая ноги, вылезти из последней вещи. При наклоне длинные волосы скрыли картинку, но вскоре черный занавес поднялся и раздвинулся. Впрочем, еще когда руки опускались, глазам уже предстала долгожданная родинка.
В целом грудь Мадины я примерно так и представлял. Платье не скрывало форм, а коричневые наконечники… Не помню, какими они были во сне, поскольку сейчас, когда я увидел их воочию, другими они быть не могли.
Мадина закинула ногу через бортик, я жестко бросил:
– Стоять!
Она будто окаменела в положении, в каком застала моя команда.
Как же приятно, когда тебя слушаются беспрекословно. Даже вопросов не прозвучало. Мадина безмолвно ждала продолжения.
Обожаю кавказское воспитание.
– Дверь открой, – сказал я, – чтобы слышать.
Из сокомнатников вернуться вроде бы никто не должен. Если случится непредвиденное и раздастся скрежет ворочаемого ключа в замке, то незваная гостья останется в ванной, а я быстро выскочу – на гвозде в двери висел общий халат огромного размера, доставшийся нам от хозяев вместе с мебелью. Халат и тапки впитают воду, а тому, кто придет, я объясню, что сестра друга забежала за вещами и ей зачем-то срочно понадобилась ванная, где я мылся, когда она пришла. Чем меньше точных деталей, тем лучше. А если детали понадобятся, что-нибудь придумаю. Например, что Мадина упала в грязь, и нужно отмыться.
– Правильно. Хорошо, что ты об этом подумал. Я в тебе не ошиблась.
Наблюдать за Мадиной было приятно. Зная, какое впечатление производит, она не стеснялась ни фигуры, безупречно роскошной и до дрожи в коленках соблазнительной, ни вкусных подробностей фигуры, открывавшихся при движении. Вид сзади порадовал мягким колыханием, а вид снизу, когда Мадина перелезала бортик…
Нижние волосы у нее оказались прямые и ярко-черные, они торчали мягкой щеточкой, подбритые по бокам и снизу. Невыразимую черноту им придавал контраст с белой кожей. Мадина плюхнулась в воду лицом ко мне, ноги перекинула мне через бедра, и верхнее отверстие ванны на миг захлебнулось – его заткнула прислонившаяся спина Мадины. Над моим животом свелись вместе белые коленки, лодыжки стиснули бока, и меня пробуравил горячий взгляд.
Я медленно приходил в себя.