– Дай телефон. Сними блокировку.
– Блокировки нет. – Машка затравленно оглянулась и сжалась так, что превратилась в величину отрицательную. – Саня, не надо…
– Надо. Теперь точно надо.
Открыв галерею, я листал фотографии, и волосы потихоньку вставали дыбом. Машка и Захар фиксировали свои экзерсисы с прилежностью отличников: вот они дома, вот они в городе – сегодня, пока я ждал сестренку на ужин. В конце альбома – они здесь, на моей кухне. Будто на десерт.
Меня корежило изнутри, и отшатнувшаяся Машка на всякий случай осталась на небольшой дистанции. Я быстро листал в обратную сторону, пока не выкатился снимок из следующего альбома.
– А это что?!!
Черная рука на белой груди. Черная – в прямом смысле, а не как недавно подкалывала сестренка.
Машка даже не взглянула на экран.
– У нас в классе есть негр, – прошептала она бледными губами, – он ходит с Катькой Крапивциной, но он же негр, мне было интересно, какие они. Он был не против.
Телефон моей в руке дрожал. Казалось, в груди сейчас что-то треснет и сломается.
Следующее изображение показало ту же пятерню, но уже не на груди. Моя рука вновь потянулась к ремню.
– Саня! – Машка попятилась.
– Кваздик!
С другой стороны ремень перехватила Хадя. Я молча вырвал ремень и оттолкнул ее. Хадю отбросило в стене. Маша раскрыла рот в немом крике. Тушка содранного с нее халата спланировала павшей птицей на сердобольную защитницу маленьких. Машка убегала, пряталась, прикрывалась, а я стегал, куда придется.
– Интересно, говоришь? – Злость била из меня фонтаном. – А вот это не интересно? И это я еще не все посмотрел, не так ли, Машулька?
Звонок в дверь совместился с громким стуком:
– Откройте, полиция!