Но оказалось, что ресторан закрыт средь бела дня, хотя тут же на двери указано было, что работать должен с десяти до двадцати трех. Я подергал стеклянную дверь – все глухо. Повернулся, пошел к администратору гостиницы спросить, что за вольный график у их общепита. Почти уже очутился в холле, как услышал сзади щелчок замка. Обернулся и увидел, что, дверь ресторана открылась, и оттуда выскользнула широкозадая тетя с пухлыми загребущими руками. Она быстренько замкнула дверь и поспешила к выходу, еле волоча увесистую сумку из пюрешно-желтого кожзама.
– Гражданочка, – окликнул я ее. – Милиция. Постойте.
Тетка охнула и выронила сумку. Оттуда выкатилось колечко колбасы. Судя по раздавшимся дерматиновым бокам, в сумке такого добра было битком. Она даже не застегивалась.
Я подошел, поднял сумку и вручил ее женщине. Та хлопала на меня выпученными глазами, будто увидела привидение.
– Чем же я так вас напугал? – улыбнулся я, налаживая контакт с возможным свидетелем. – Давайте вернемся в ресторан, у меня к вам есть вопросы.
– Так зачем вопросы, товарищ милиционер? Это вот возьмите для Виктора Петровича. Привет ему большой от заведующей ресторана, – тетка протянула мне сумку обратно.
– Я не из ОБХСС, я вообще не из местного ГОВД. В командировке здесь, из Москвы приехал.
– Фух! Напугал ты меня, соколик, я-то думала… – тетка оживилась, и глаза ее встали на место.
Теперь она не напоминала мадагаскарского лемура, а, наконец, стала похожа на типичного работника советского общепита.
– А ресторан почему не работает? – поинтересовался я, разглядывая висевшую возле входа рисованную стенгазету «Молния», где говорилось о том, что сантехник Иванов бессовестно позволяет себе прогуливать рабочие дни, тем самым подставляя под удар номерной фонд гостиницы. Дальше говорилось, что на прошлой неделе на третьем этаже прорвало кран, и экстренно устранить аварию удалось только благодаря одному из проживающих – по фамилии Рукосуев. Под текстом фломастером был нарисован отважный постоялец в тельняшке, что грудью закрыл напор воды, хлещущий из крана, как из пожарного брандспойта, а ниже лежал в обнимку с бутылкой человек с красным носом и разводным ключом (очевидно, прогульщик Иванов).
– Так в шесть снова откроем, – выдохнула тетя, – раньше народ не собирается. Клиентов нет.
– Отлично. Считайте, что я клиент! Пройдемте в зал, поговорим.
Тетка не решилась включить стандартный режим халды-общепита, все же я не простой клиент, а власть. Хоть и не колбасу ее караулил, но в случае чего могу ведь и сообщить куда надо.
Она снова отперла дверь ресторана, и мы вошли внутрь. Пустой зал встретил белыми скатерками, скучающей барной стойкой, за которой на полках красовались пустые бутылки с красивыми этикетками и накрепко склеенные коробки из-под конфет.
– Меня зовут Андрей Григорьевич, – мы уселись за один из столиков, на котором стояла одинокая металлическая черная обезьянка, державшая в одной руку солонку с перцем, а в другой с солью.
– Марь Иванна, – приветливо кивнула работница ресторана.
Я улыбнулся. Сразу вспомнились анекдоты про Вовочку, которые скоро будут в ходу. Считается, что прототипом для героя послужил мальчик Володя из Симбирска, который хорошо учился, слушал папу и маму, закалялся, был сильным и смелым пионером.
– Вы не знаете этого человека? – я положил фото Артурчика на стол. – Примерно полгода назад его задержали в вашем ресторане за нарушение общественного порядка.
– Конечно, помню! – Марь Иванна вцепилась в фотокарточку. – Это же артист! Не помню имени, но как он пел, как пел… Каждый вечер у нас отдыхал. Как выпьет, так на сцену лезет, – женщина кивнула на приступок в глубине зала, где из полумрака торчала нехитрая звуковая аппаратура в виде колонок, барабанной установки, ионики и прочих микрофонных стоек. – Наши музыканты ему аккомпанировали. У нас даже солист после этого уволился, публика его не воспринимала, после того, как артист уехал.
Интересная картина, а в театре меня убеждали, что работать он не любитель. А тут глотку за просто так драл.
– Так что насчет дебоша? – продолжил я.
– Не было ничего такого, – пожала плечами заведующая. – Вполне себе культурный мужчина. Чаевые щедро раздавал. Правда, каждый раз с новой женщиной от нас уходил к себе в номер. Но это нас не касается, не правда ли.
– Вот как? – я задумчиво щёлкнул по носу обезьянку, что слушала нас, развесив уши. – Никаких неприятностей он вам не доставлял?
– Какие неприятности? С его приездом у нас клиентов стало больше! Всем хотелось услышать итальянца, что поет на чистом русском.
– А кто вам сказал, что он итальянец?
– Так он сам и сказал.
Очевидно, она нисколечко не сомневалась в правдивости гостя.
– Спасибо, Марь Иванна, вы мне очень помогли.
– А случилось-то чего?
– Итальянца этого, Артура Дицони, убили.
– Как – убили? – женщина снова стала похожа на лемура. – Такого мужчину!
– Вот то-то и оно. У него точно не было здесь конфликтов?
– В нашем заведении – нет. А вот когда он уехал… Выяснилось, что девчонка одна от него, говорят, забрюхатела.
– Кто такая?
– Да не знаю я. Может, это вообще слухи. Ну я же говорю, у нас все чинно было, благородно. И вы из самой Москвы ради этого приехали?
– А чему вы удивляетесь?
– Я думала, вы из-за девушек.
– Каких девушек?
– А вы не знаете? – Марь Иванна посмотрела на меня как на школьника Вовочку, а затем придвинулась поближе, хотя мы были абсолютно одни, и шепотом проговорила. – Городок у нас небольшой, тихий. Только за последний год трех девиц убили. Так и не нашли, кто.
– Интересно…
– Прирезали их ни за что, ни про что, а милиция так и не нашла душегубов. Мне теперь самой страшно на улицу вечером выходить.
– Вот как?
– А еще недавно адвоката убили. Ножом прямо в сердце.
Собеседница моя сначала показала на грудь, будто себе туда кинжал втыкала, а потом едва заметно перекрестилась. Впрочем, руки она быстро спрятала под стол.
– Тоже не нашли убийцу?
– Слава Богу, нашли. Электромонтер оказался. Гришка Лаптев, одноклассник мой. Мужик он спокойный, но как выпьет, вожжа под хвост попадает. Кулаками машет, один раз даже на дружинников кинулся. С работы его все уволить не могли, дело он хорошо свое знал, но водку любил пуще жены. Из вытрезвителя на него бумаги по месту работы писали, что, дескать, опять ваш электрик у нас протрезвление проходил, примите меры общественного воздействия. Но все без толку.
Марья Ивановна с отстраненной горечью махнула рукой.
– А адвоката он за что убил?
– А кто его знает. Я же говорю, как выпьет – другой человек. Будто бес вселяется. Вот как бывает-то, – Марь Иванна вздохнула, уставившись невидящим взглядом в пустоту зала, будто вспоминала Гришку и школьные годы, где он был обычным пионером, чеканил речевки про отряд и не дружил еще с водкой.
– Ясно, спасибо еще раз…
– А колбаски вам не надо? – женщина извлекла из сумки палку сервелата и промасленный бумажный сверток с запахом буженины. – Денег с вас не возьму. Милиции помогать надо. Особенно московской.
Я направился на Главпочтамт и заказал междугородние переговоры. Можно было, конечно, позвонить Горохову из ГОВД, но там вряд ли бы получилось все обсудить без лишних ушей.
– Москва! Пятая кабина, – прозвучал гнусавый голос оператора, перекрикивая шум из соседних «скворечников». Отовсюду слышались крики, типа «Зина, Зина! Ты меня слышишь? Ваську поцелуй за меня! Скоро приеду», «Але! Але! Виталик! С днем рождения, друг!».
Я поплотнее закрыл дверь, снял черную увесистую трубку.
– Никита Егорович, – орать я не стал, в советский телефон чем громче блажишь, тем хуже слышно.
– Привет, Андрей Григорьевич, – голос следователя был невесел, и вместо того, чтобы выслушать мой доклад о проделанной работе, шеф вдруг стал сам мне докладываться. – У нас пока неважно дела идут. Луцкую Алевтину убили.
– Как убили? Кто?
– Не нашли пока. Дело не у нас. Районный отдел занимается. Из Москвы-реки выловили труп. Задушенная. Черненко Алексей Владимирович приходил, мы с ним вместе версии прикинули – нет подходящих пока для серьезной работы.
– Может, это сделал тот, кто убил Дицони? Устранил ее как свидетеля?
– Вряд ли… Почему он сразу тогда так не сделал? Только после того, как она у нас побывала. И потом, почерк разный: удушение и нож. А еще дело наше по цыгану на контроле у Щелокова. Все-таки Галина бучу подняла знатную.
– Не сомневался, – ответил я, вдавливая трубку в лицо и к уху (хотя если надо, нас прослушают и так), говорят, она с его женой очень дружна. Подружки, вроде…
– Тоже об этом слышал, – голос Горохова сник. – Боюсь, как бы меня на пенсию не турнули. Кровь из носу нам это дело раскрыть нужно, иначе прицепятся.
– Никита Егорович, стопроцентной раскрываемости не бывает. Это всем известно.
– Сам понимаешь, если под тебя копать начали – любой повод найдут… Вот ты сколько в системе? Три года? Скоро поймешь, что я прав. Может, быстрее, чем я думаю.
Я лишь тихо усмехнулся, оторвавшись на секунду от трубки, но вслух сказал:
– У меня пока тоже глухо, но есть некоторые странности. Дицони этот в Зеленоярске чуть ли не душой компании был.
– Что он там вообще делал?
– Пока не выяснил, работаю. Местная милиция явно что-то умалчивает. Поэтому я пока как в потемках. Оперативные позиции с гражданскими буду налаживать, ну и сводки старые просмотрю. Дела оперативного учета мне никто, конечно, не даст глянуть. Местные, скорее всего, уже получили указания от начальника держать язык за зубами. Но что-нибудь придумаю. Постараюсь всё же не задерживаться здесь.
Я понимал, что и там я очень нужен.
– Давай, Андрей Григорьевич, работай. На тебя надежда. Только аккуратнее там. На рожон не лезь. Завтра доложишь.
– Есть.
На следующий день я снова направился в ГОВД Зеленоярского горисполкома. Сразу прямиком к начальнику. Снова у его двери толпился народ, а я проскользнул без очереди по старой схеме.
– Что же вы, Михаил Олегович, не все мне рассказали? – с порога перешел я в наступление. – Я тут справочки некоторые навел – никто из ресторана «Меридиан» за буйства цыгана не забирал. Наоборот. Говорят, он там очень даже вписался в праздный антураж заведения и выступал за спасибо. А девушка, что от него забеременела, как мне ее найти? Поможете? Или мне самому опять тропку протаптывать?
– Нет этой девушки больше, – нахмурился Караваев, отчего его лысина съехала на лоб.
– Как – нет? – я сел за приставной стол. – Только не говорите, что тоже убили.
– Что значит – тоже? – опешил местный начальник.
– Насколько я знаю, у вас три трупа женщин с колото-резаными и мертвый адвокат за последний год.
– Да это все бытовуха. Шлялись по ночам, вот и нарвались, наверное, на хулиганов.
– И адвокат шлялся?
– Его дома нашли… Там и подозреваемый у нас есть. Задержан.
– Так что насчет беременной?
– Непутевая она была. Гулящая. Повесилась спьяну дома на люстре. Там никакого криминала нет. Суицид чистой воды. Отказной материал могу предоставить.
Караваев при этом сделал жест, как бы отмахиваясь – мол, совершенно нечего там смотреть.
– Спасибо, я, если что, в штабе в архиве его попрошу, сошлюсь на вас, если не возражаете. И мне бы еще по убийствам девушек посмотреть дела.
– В прокуратуре они. Мы только оперативное сопровождение осуществляем, – вздохнув, выдал Караваев прописные истины, будто не понимал, что я всю эту кухню давно знаю.
– Ну так вы туда позвоните, попросите, чтобы мне краем глаза взглянуть. А то вашего начальника розыска днем с огнем не сыщешь.
– У нас с местной прокуратурой напряг, – поморщился Караваев. – Не задалась как-то дружба.
– Алло! Никита Егорович, – для переговоров с Москвой мне снова попалась пятая кабина, я уже начинал считать ее личным кабинетом. – Как у вас там? Ничего нового… У меня все интереснее становится. Березова Олеся Александровна – девушка, что крутила роман с Дицони, повесилась у себя дома месяц назад. Я отказной проверил, там все чисто. И заключение СМЭ, и осмотр, все говорит о суициде. Да и дверь была заперта изнутри, когда ее хватились. Слесаря из ЖЭКа вызывал участковый, чтобы в квартиру проникнуть. Но странное дело. Местный начальник милиции сообщил, что она, якобы, непутевая была. Чуть ли не проститутка. Я тут ее по месту жительства посетил. В квартире никого не оказалось. Поговорил с соседями, они пояснили, что девушка была приличная. На швейной фабрике работала. Даже вроде там на доске почета висела, еще не проверял, правда. Жила с отцом. Матери нет.
– Очень мне непонятна позиция местных. – пробурчал Горохов. – Что сам думаешь?
– Отца ее отыщу, переговорю. И вот еще что… Темные убийства не дают мне покоя. Хоть они и не связаны с Дицони, но хочу проверить, что там местные наработали. Для успокоения души, так сказать.
– Хрен с этими убийствами, Андрей Григорьевич, – я даже через трубку видел, как Горохов трясет головой и мнет в пальцах куцый окурок. – У нас самое главное – по цыгану раскрыть, иначе разгонят всех к чертям собачьим и на заслуги прошлые не посмотрят.
Голос его мне совсем не понравился.
– Я понимаю, – всё-таки решил я настаивать, – но копнуть поглубже надо. Чую, что там нечисто. Может, и по Дицони что-то всплывет прицепом. Сами знаете, как у нас иногда бывает, куда только кривая не выведет.
– Ладно… Твои предложения?
– Продлите мне командировку, с гостиницей я сам вопрос решу. Но самое главное, оформите приказом Главка цель командировки, как оказание практической помощи в раскрытии особо тяжких преступлений, совершенных с прошлого года по настоящее время. Вы ведь это сможете.
– Вот любишь ты нагружать себя, Андрей, ненужной работой, – вздохнул следователь. – Ладно, будет тебе новый приказ и новое командировочное удостоверение.
– Если можно, то завтра с водителем отправьте.
– Вот ты шустрый! Там приказ-то согласовывать надо, по кабинетам побегать. Еще вопрос, подпишут ли его вообще, в свете последних событий.
– Ну, я же знаю, Никита Егорович, вашу пробивную способность. Надеюсь на оперативное разрешение этого вопроса, – бодро улыбнулся я в трубку.