– Брежнева? – только сейчас до меня дошло, почему все так боялись произносить очевидные вещи вслух.
Еще по прошлой жизни я знал, что Галина Леонидовна имела во времена СССР скандальную известность, которую, естественно, старались ограничить определенными кругами. Благодаря эксцентричному поведению и своенравному характеру дочь генсека была тем яблоком, которое, вопреки бытующему мнению, упало от яблони очень далеко.
Похождения первой леди Союза активно обсуждались московским бомондом, но официально хроники бурной жизни непутевой дочери нигде не мелькали. Разве что в засекреченных материалах КГБ.
– Дочь Леонида Ильича? – я состряпал на лице удивление. На всякий случай. – Того самого?
Вдруг Черненко проверяет меня и подозревает, что я все-таки из будущего? Хотя это, скорее, моя паранойя. Но ведь был у меня уже однажды удивительный разговор, да и, как говорил товарищ Шилов, герой одного известного сериала про ментов: «Береженого бог бережет, а небереженого конвой стережет».
– Информация конфиденциальная, – понизил голос подполковник. – Сами понимаете. Просто я хочу, чтобы ваше расследование пошло в правильном русле.
– Конечно, понимаю. Только о Галине уже вся Москва гудит. Даже коридорный, что нас сюда провел, кажется, знает не меньше вашего. Если Артурчик – фаворит Брежневой, вряд ли можно ее подозревать в причастности к его смерти и тем более к краже подвески.
– Да, но, по нашим сведениям, Галина Леонидовна связана с некой группой, занимающейся скупкой и перепродажей бриллиантов.
– Бриллиантовая мафия? – выудил я термин из будущего.
Так будут называть потом темные делишки Галины и членов семей высокопоставленных номенклатурщиков, связанные с ювелирными махинациями.
– Скажете тоже, – отмахнулся Черненко. – У нас в стране мафии нет и не было.
И не будет, чуть не сказал он. Ага.
– Не уверен. Алмазы советской огранки очень ценятся за рубежом. Что-то у вас есть на Брежневу? – спросил я, даже не надеясь, что ГБ-шник поделится такими сведениями.
– Немного, конечно. Скупает она бриллианты легально, в Столешниковом переулке в магазине «Алмаз».
– А сбывает как?
– Сбывает… Не совсем легально. Но это закрытая информация.
– Дайте угадаю, Алексей Владимирович, – для важности я даже лоб наморщил. – В окрестностях этого магазина «Алмаз» ошиваются подпольные скупщики драгоценностей. Брежневой и ходить далеко не надо. Наверняка у нее среди такого контингента есть свои проверенные люди. Еще возможна и другая схема обогащения на камешках. На первый взгляд вполне себе законная. Цены на бриллианты у нас повышаются регулярно, примерно раз в два-три года. Решение об этом принимается на секретном заседании Политбюро. Но чудесным образом Галина узнает о повышении цен заблаговременно. Покупает ювелирные украшения в магазинах, а после возвращает их по завышенной, уже новой цене. Я угадал? А еще алмазы можно скупать до огранки – прямо на Московской ювелирной фабрике.
– Вы очень прозорливы, Андрей Григорьевич, – на лице Черненко отобразилось некоторое восхищение, которое он не смог скрыть. – Не надумали к нам перейти? Не надоело урками заниматься?
– Я пропустил службу в вооруженных силах. К вам мне дорога закрыта.
– Это все решаемо, вы же понимаете…
– Спасибо, но почему-то с детства мечтал стать милиционером.
– Мечта сбылась, – хитро улыбнулся подполковник. – Нужна новая.
Перейдя на шёпот, еле слышно добавил:
– Генсек совсем плох. Сердчишко шалит, да и возраст. Неровен час, отдаст богу душу. Тогда в стране настанет переломный момент. Сейчас ваше ведомство на коне, но в скором будущем все может произойти. Сами знаете, какие отношения у Щёлокова с нашим бывшим шефом, который, как вы знаете, уже пошел на повышение и в мае занял кресло секретаря ЦК КПСС.
– Вот как настанет переломный момент и это самое будущее, тогда и подумаю, – я не стал напрямую отказываться.
Лучше уж быть союзником тех, чей руководитель скоро займет главный пост в стране. Пусть считают, что я в раздумках, так и мне спокойнее.
– Андрей Григорьевич! – меня окликнул выглянувший из 413-го номера Горохов. – Вы нужны на осмотре. Пройдите сюда.
И очень вовремя, как чувствовал.
– Вас начальник зовет, – Черненко, сухо улыбнувшись, протянул мне руку, – До свидания. Передавайте привет отцу. Давненько про него не слышно. Это радует.
– Сплюньте, – я пожал ладонь. – Надеюсь, он остепенился.
– Горбатого могила исправит, – покачал головой Черненко. – Я, честно вам скажу, много видел. Вы присматривайте за ним. Уж очень он неугомонный человек и радикальный журналист. Таких у нас не жалуют.
– Спасибо за предостережение. До свидания.
Мы попрощались, и я вошел в номер. Тело убитого уже перевернули на живот. Катков марал дактилоскопической кисточкой мебель и предметы обстановки, Погодина не было (пошел, видно, по оперскому плану работать), Света стояла тихонько в углу и наблюдала за происходящим. Но вид у нее был далеко не праздный. Пытливый ум прокручивал версии на основе психологических “фишек”.
Я одного не мог понять – почему вдруг все в таком напряжении. Что тут без меня обнаружилось? И тут заговорил один из специалистов.
– Обратите внимание, – профессорского вида судмедэксперт в неестественно белоснежном, будто накрахмаленном, халате указал на спину убитого, которую усеяли красные борозды. – Кровоподтеки свежие, нанесены прижизненно, примерно в один период со временем смерти. То есть около десяти-пятнадцати часов назад.
– Его что, розгами били? – вытаращился Горохов, оторвавшись от протокола осмотра. – Следы, будто его высекли.
– Посмотрите, – судмед провел пальцем в перчатке по спине трупа. – Некоторые линейные следы образуют группы и ложатся как бы веером. Это напоминает удары многохвостой плети. Как минимум с пятью концами.
– Бл*ха, – не сдержался Никита Егорович. – Его что, пытали?
– Похоже на то… Но удары не слишком сильные. Ведь целостность кожных покровов не нарушена. Крови на спине нет.
– Но все же его били? – вмешалась Света.
– Да, но следы могли остаться и от не слишком чувствительных ударов, – продолжал «профессор». – Это все индивидуально для каждого организма.
– Как это? – спросил Горохов.
– Все зависит от эластичности стенок сосудов, от свертываемости крови, от факта приема гормональных препаратов и даже от состояния и функционирования печени. Вскрытие покажет. Исследования мы проведем по полной.
– Куда экспертизу назначать? – спросил Горохов. – В какое учреждение?
– В НИИ судебной медицины минздрава СССР.
Значит, я не ошибся. Не простой это судебный медик оказался. Как пить дать – профессор.
– Вот еще, – продолжал эксперт. – Обратите внимание. На запястьях тоже имеются кровоподтёки. Будто руки связывали при жизни. Ну или надевали наручники.
– Похоже, что парня убивали долго и мучительно, – задумчиво пробормотал Горохов, обгрызая кончик авторучки. – Скорее всего, пытали… Но зачем? По предварительным данным, ничего, кроме бриллиантовой подвески, не похищено. А тут ещё осталось столько всего. Значит, это не ограбление.
– Или убийца шел именно за подвеской, – предположил Катков, оторвавшись от обработки журнального столика дактилоскопической кисточкой.
В этот момент он был похож одновременно на маляра и на трубочиста, так как умудрился перемазать черным порошком лицо и руки. Но не обращал на это никакого внимания, ушел с головой в работу – в буквальном смысле этого слова.
– Возможно, что так, – кивнул Горохов. – Что там у тебя, Алексей, есть пальчики?
– Полно, Никита Егорович, только вопрос – чьи они… Труп я откатаю, проверю. Отсею лишние. Но тут есть несколько следов, оставленных явно женскими пальцами. Отпечатки четкие. Папиллярные линии аккуратные, тонкие, кожа явно без мозолей. Руки не видели физической работы. Похоже, что к нашему убитому в гости захаживала аристократка.
Дьявол! – ругнулся я про себя. Надеюсь, это отпечатки не Галины. Иначе нам явно не поздоровится. Хотя даже если и ее. В базе пальцев дочки Брежневой сто процентов нет – и вряд ли кто-то позволит нам ее вызвать на допрос, да к тому же дактилоскопировать. Принцесса сейчас неприкасаема. Наслаждается кутежом, любовниками и дорогими бриллиантами. Жизнь в Голливудском стиле. Но она еще не знает, что после смерти отца все в одночасье рухнет. А жизнь она закончит, страдая от алкоголизма в девяностых – нищей в психиатрической больнице.
Я пошарился по комнатам. Осмотрелся. Номер аккуратный, ухоженный, окна выходят на Васильевский спуск, с видом на Красную площадь и собор. Но обстановка как в дешевом мотеле, хотя тут как посмотреть – на сегодняшний день для непритязательного советского гражданина трёхзвёздочная гостиница может показаться очень даже шикарной. Все-таки в номерах «России» по-домашнему уютно.
– Андрей Григорьевич! – позвал меня Горохов, увидев, что я брожу с озадаченным выражением на лице. – Что, есть мысли?
– Много странностей, – ответил я, не переставая мерить комнаты шагами. – Порядок не нарушен. Даже постельное не сбито. Если его пытали, хоть что-то должно об этом говорить. Например, разбитая кружка. Перевернутый стул, на худой конец. Следов борьбы нет совсем. Как театральная постановка, где экономят время и деньги на реквизите.
– Что ты хочешь этим сказать? – Горохов заинтересованно на меня уставился.
– Такое ощущение, что потерпевший знал убийцу. Спокойно впустил его в номер. Дал себя связать. Высечь какой-то плетью. При этом не орал, кляпа нет, а криков никто не слышал. А потом дал себя прирезать.
– Бред какой-то… – пробормотал Горохов.
– Вот и я так думаю.
В номер залетел запыхавшийся Погодин, следом за ним два МУР-овских опера.
– Никита Егорович! – выдохнул Федя. – Есть свидетель! Подняли вчерашнюю смену, администратор видела, как около полуночи Дицони вошел в гостиницу с какой-то дамой.
– А почему нам об этом не сказали сотрудники милиции и доблестные смежники в штатском, что тоже вчера дежурили?
– Нам об этом говорили, – вмешался один из приданных оперов в кепке-хулиганке. – Но никто из них дамочку эту не запомнил. Видели ее издалека.
– Как так? – возмутился Горохов. – А для чего тогда на входе столько стражников? Дармоеды…
– Артур Дицони, – продолжал оперативник, – проживал на особых правах. Его гостей не регистрировали и даже позволяли им оставаться после 23-х часов. Он частенько появлялся в гостинице с девушками. Всегда с разными. Поэтому на него уже никто не обращал внимания. А администратор была новенькой, работала недавно и остановила парочку. Дицони ее отчитал и даже пригрозил увольнением. Дескать, таких уважаемых постояльцев, как он, надо знать в лицо и выполнять негласное правило гостиницы – не досаждать ему и его гостям глупыми вопросами. Вот она и запомнила его спутницу.
Картина вырисовывалась интересная.
– А наш Артурчик был не промах, – задумчиво проговорил следователь. – Настоящая звезда. Что насчет его спутницы?
– Администратор говорит, что дама одета была вызывающе. Очень короткая юбка, как она выразилась, не слишком отличалась от широкого пояса. Туфли на шпильке такой, что росту ей в полголовы добавляли. Макияж, как боевой раскрас индейца. Но в целом дама ухоженная и с виду одета в шмотки недешевые, скорее всего, заграничные.
– Отлично, везите свидетельницу ко мне в кабинет на Петровку, здесь закончим и там с ней побеседуем. Фоторобот составим, пока помнит все…
– Есть, – оперативник кивнул (Горохова уважала и знала вся Петровка) и вместе с напарником вышел из номера.
– Похоже, что убитый пользовался услугами элитных проституток, – высказала предположение Света.
– С чего вы так решили? – вскинул на нее бровь Горохов.
– Тогда нестыковки, что обнаружил Андрей – сходятся. Никто убитого не пытал. Он развлекался с продажной женщиной. Игры такие у них.
Однако! Честно сказать, не ожидал я такого услышать от Светы. А спокойно как говорит, загляденье.
– Какие такие игры? – Горохов с интересом уставился на Свету. – С пытками?
– Это не пытки, а так называемое сексуальное доминирование. Сейчас я объясню, чтобы было понятно. Убитому в жизни не хватало некой госпожи. Тогда версия Андрея вполне объяснима. И потом, не просто же так труп абсолютно голый. Явно прослеживается сексуальный подтекст.
– Вы хотите сказать, что проститутка причиняла боль потерпевшему? Но зачем? Он что? Мазохист?
Горохов был здорово сбит с толку.
– Скорее всего, да. Возможно, причина кроется в психической травме, пережитой в детстве. Подчинение, переживание боли, унижения становится единственным понятным способом получения любви и связанного с ней удовольствия.
Светлана так и выдала все это ровным лекторским голосом, но потом всё-таки тихонько выдохнула. Не слишком удобно даме мужчин в таких вот вопросах просвещать, даже если она – эксперт по потёмкам человеческой души.
– Хм-м… – Горохов поскрёб затылок. – Какая неординарная личность этот товарищ Дицони. Значит, ищем проститутку. Найдем ее и закроем дело.
– Я бы не рассчитывал на быстрое раскрытие, – я снова внес свои «три копейки». – Сомневаюсь, что проститутка убила артиста.
– Почему? – поморщился Горохов, словно негодуя, что я помешал и забрил его такую правильную следственную версию. А главное – такую короткую в плане сроков ее реализации. Мечта следака, а не версия.
Я вздохнул и стал загибать пальцы.
– Во-первых, проститутка бы не ограничилась кражей одной подвески, а прихватила бы с собой перстни и браслеты тоже. Во-вторых, удар смертельный и нанесен в сердце. Точный. Какова глубина раневого канала? – спросил я судмеда.
– Около двадцати сантиметров. Точнее определим на вскрытии.
– Получается, что удар был довольно сильный. По-мужски твердый?
– Похоже на то, – кивнул профессор.
Казалось, ему нравится наш спор и то, что он в нём участвует.
– Может, эта женщина в прошлом спортсменка, – не унимался Горохов. – некоторые наши олимпийские чемпионки любого мужика за пояс заткнут.
– Ну, на олимпийских чемпионок не будем клеветать. Но даже если предположить, что женщина эта подготовленная и убила Артурчика, когда он был связан. То зачем тогда после заморачиваться и снимать путы с его рук? Следы же все равно остались.
– Хм-м… – кивнул следователь. – Логично.
– И самое главное, – для важности суждения я даже поднял указательный палец вверх. – Зачем вспарывать живот? Ведь, фактически, Дицони был уже мертв…