Глава 8.

Как выяснилось впоследствии, супруга приехала не одна. Вместе с ней приехали: личная массажистка, личный астролог, и, впридачу к ним, Данка.

Данку я увидела первой. Она ворвалась в мой номер, и с ходу спросила жадно:

– Ну, как, Тишкина? Что-то получилось?

– Нет, конечно, – вздохнула я. – Вот, почитай.

– Что это? – спросила Данка недоуменно, когда я сунула ей опрятный блокнот с записями. Как положено ботанке-аккуратистке, я, с дотошностью юного натуралиста, наблюдающего за гнездом пеночки, вела дневник-ежедневник, в котором отмечала все свои действия в отношении Моравецкого.

– Отчет, – объяснила я. – Все мои действия, по порядку.

Данка пробежала отчет глазами, бормоча себе под нос:

– Упала в бассейн… Пыталась утонуть. Танцевала румбу… Мышь?

Она уставилась на меня и спросила:

– А где тот коридор, в котором ты ему мышь подкинула?

– За дверью моего номера, – отвечала я мрачно.

Данка не успокоилась, а, открыв дверь, показала пальцем на коридор:

– Этот?

– Этот, этот.

Она села на край кровати, опустила голову. Губы ее сжались, она смотрела в какую-то точку впереди себя. Затем вздохнула, и посмотрела на меня с улыбкой.

– Ну ладно, не переживай, не вышло так не вышло, – прощебетала она беспечно, – лично я на пляж.

– Пожалуй, я с тобой, – решила я.

Данка замотала головой, и прошептала таинственно:

– Слушай, Тишкина, давай притворимся, что мы незнакомы. Для конспирации. А то Игорь Витальевич поймет, что я тебя подослала.

– И что он тебе сделает?

– Он – ничего. А вот матушка вполне может устроить жуткий скандал.

– Ладно, пойду на пляж без тебя, – согласилась я, радуясь, что впереди еще неделя отдыха, и я могу расслабиться и просто бездельничать, не обременяя себя мыслями о соблазнении какого-то неприступного Моравецкого.

Ах, пляж!

Мягкий песочек ласкает ноги, кожу обдувает свежий бриз, из множества пакетиков и корзинок, разложенных под каждым навесом, пахнет дыней и персиками, разносчик предлагает рапанов и кукурузу, и чего еще нужно человеку для счастья?

Однако, видимо, кое-кому кое-чего для счастья не хватало. Проходя мимо лежаков, я услышала странные звуки: будто кто-то плачет. И точно: сидя на лежаке, хрупкая темноволосая женщина всхлипывала, да так горько, что я бы подошла и утешила ее, если бы рядом с ней не было другой утешительницы – пышной крупной шатенки, которая нежно поглаживала ее по плечу, приговаривая:

– Да не переживай ты из-за этой кикиморы!

– Но почему у меня все в жизни вот так? – ее собеседница сделала жест руками, словно воззвала к небесам в поисках справедливости. – Почему меня никто не уважает как профессионала? Я говорю ей, совершенно серьезно, что ей грозит фатальная опасность! Солнце в восьмом доме при конъюнкции с Ураном… И Сатурн в Раке при плохом аспекте с Луной. Я посоветовала ей вообще из номера не выходить, а она что?!

– А она что? – отозвалась ее подруга.

Женщина всхлипнула. Потом заговорила тоненьким голосом, явно передразнивая ту, которая ее так обидела:

– «Я не поняла! Я же вам заплатила?! Я плачу вам не для того, чтобы вы мне сочиняли всякие ужасы. Потрудитесь составить такой гороскоп, который будет приносить только благополучие! Или ищите другую работу, если не справляетесь со своими обязанностями!». Это я-то не справляюсь! Нет – какова?! Я говорю: Алина Геннадьевна, я астролог, а не сочинительница сказок! А она…

Тут у дамы-астролога кончились силы рассказывать про такое вопиющее безобразие, и она зарыдала в голос.

– Скушай персик, – отвечала ее подруга, протягивая огромный, покрытый пушком плод, янтарный с одного боку и бордовый с другого, – вот смотри, какой спелый. Скушай персик, и успокойся.

Женщина всхлипнула, чавкнула откушенным песиком, помотала головой, и прошипела задушенным шепотом:

– Гос-с-споди, как же я ее ненавижу! Не-на-ви-жу!

– Не ты одна, – флегматично заметила ее подруга, – от меня эта корова требует фигуру, как у модели. «Я же вам заплатила, вот и массажируйте!». А сама жрёт, как не в себя, какая там фигура?

– Убила бы своими руками, – вздохнула брюнетка, откусывая истекающий соком персик.

– Пойдешь на дело – прихвати меня. Помогу с удовольствием, – хмыкнула ее подруга.

Разговор показался мне занятным, и я устроилась рядышком на надувном матрасе, надеясь услышать что-то еще. Но потом на пляже меня разыскал Сергей. Появился вдруг рядом – веселый, загорелый, сверкающий накачанными мышцами, излучающий доброжелательность и отличное настроение. Угостил чудесным мускатным виноградом, предложил поплескаться вместе в море. И я хохотала, визжала, брызгалась, и решила, что сегодня замечательный день – все складывается как нельзя лучше.

– Встретимся вечером? – шепнул он интимно на прощанье.

– Непременно, – радостно согласилась я.

А вечером, ради свидания с Сергеем, я решила вытащить из чемодана свое «шикарное» темно-синее платье. Длинное, до самого пола!

Это платье я сшила себе сама, и было оно, по сути, нахальной подделкой. Оригинал я как-то увидела на витрине безбожно дорогого магазина, и стоило оно столько, что было страшно смотреть на ценник. Поразмыслив, я сфоткала витрину вместе с платьем, потом купила недорого подходящую ткань на распродаже и без особых проблем соорудила почти точную копию.

К вечеру, когда я уже успела забыть и о Моравецком, и о будущей мадам Моравецкой, означенная мадам вплыла в кафе под ручку с Игорем Витальевичем. Позади милой парочки, как неприкаянная, болталась Данка. Ни мамаша, ни ее друг сердечный не обращали на девушку никакого внимания – и я видела, насколько она себя чувствует неловко в этой компании. Внезапно Данка что-то спросила; ей никто не ответил. Тогда она попробовала тронуть мать за руку – та посмотрела раздраженно, и принялась тихо и зло что-то выговаривать девушке… Бедная Данка.

Я мирно ужинала, но, каюсь, я не смогла изобразить на лице незаинтересованность: любопытство меня сжирало изнутри. И – ой, мамочки – кажется, она одета… ну точно!

В этом не было никаких сомнений: на Данкиной мамаше было то самое синее платье, с витрины! И теперь она, окинув взором зал, обнаружила двойника в моем лице; одарив меня взглядом ледяным и в то же время испепеляющим (не спрашивайте , как это возможно совместить, у нее получилось), она брезгливо поджала губы.

А мое лицо, вероятно, выразило смесь недоумения и разочарования. Я ожидала увидеть, как минимум, Софи Лорен в расцвете зрелой красоты. Ну, вы понимаете: лебединая шея, точеная талия, и главное – от нее веет шармом той загадочности, таинственной недоступности, которая украшает женщину, познавшую жизнь и себя. Женщину, которая прекрасна, как драгоценное выдержанное вино… ах!

Вместо этого я увидела обычную тетку лет сорока пяти, полноватую крашеную блондинку, с пышной шевелюрой – прическа, подходящая для юной девушки, но никак не для дамы. В молодости она, вероятно, была миловидной, но молодость ее давно миновала, как и красота. Ничего примечательного в ней не было, если не считать выражения лица. Это было выражение маленькой капризной девочки, которая привыкла топать ножкой и всегда получать желаемое.

Контраст между уже солидным возрастом и мимикой пятилетней капризули был настолько нелепым, что, наверное, изумление отразилось на моем лице.

С ума сойти. И ради этой странной особы мужик отказывается от кучи приятных знакомств с юными девчонками?

Меж тем означенная особа, закончив обзор посетителей кафе, указала мужу на меня взглядом, и требовательно-капризно спросила что-то тоненьким голосочком (слов я не разобрала) – видимо, кто эта нахалка, которая посмела явиться в таком же платье, как у нее?

Моравецкий с недоуменным видом пожал плечами.

А я ощутила досаду.

Ах, как неудобно вышло с этим платьем! Я бы предпочла, чтобы эта дама меня не заметила. Тогда, притаившись, исподтишка, я могла бы рассмотреть ее получше, дабы разгадать тайну ее неотразимости. Но теперь мне оставалось только спешно завершить ужин и выйти из кафе. Тем более, у меня там назначено свидание с Сережей…

Свидание прошло чудесно. Пунцовый закат догорел; на небе, еще голубом, но уже темнеющем, появилась тоненькая белая долька луны. Сергей опять читал мне Игоря Северянина, а заодно Бальмонта и Волошина, и я могла только поражаться эрудированности этого пляжного спасателя. И да, мы снова сладко целовались под азалией… или под магнолией… или под обеими сразу…. короче, я уже не помню. В темноте мерцали светлячки, и его глаза мерцали во тьме, и мне показалось, что я, кажется, влюбляюсь…

Словом, я уже окончательно решила, что это лучший день моей жизни. И, на обратном пути, в превосходном настроении я брела под руку с Сергеем по направлению к отелю – мимо набережной, мимо платанов и пальм, мимо газонов, усаженных розами. Вот и пришли – кованая ограда, высокая кованая калитка…

Я снова смотрю на небо, на луну. Боже, какая ночь! И эти мириады южных звезд, рассыпанных, как мерцающие бриллианты по черному бархату! И как красивы эти острые пирамиды кипарисов на фоне ночного неба!

Затем я томно смотрю в глаза Сергея, привстаю на цыпочки… Наши губы встречаются в прощальном поцелуе, потом я отстраняюсь с нежной улыбкой, и захожу в калитку ограды. Теперь осталось пройти мимо бассейна и можно войти в здание. Я хихикнула, покосившись на то самое место, где я три дня назад так неудачно плюхнулась в воду – и вдруг замерла, ибо мне почудилось что-то странное…

Ой, что это?!

Нет… нет!!! это обман зрения…

Не веря своим глазам, я подошла поближе и присмотрелась. Недалеко от бортика бассейна плавало тело женщины в длинном синем платье – и плавало оно лицом вниз.

Загрузка...