– Они… мою жену…
«Почему, блядь, эти слова стучат в голове набатом? В и так звенящей, мать его, как колокол, башке? Что мне до чужой жены? Даже до чьей-то дочери? Какой-то адов пиздец», – но не не смотря на такие мысли, я почему-то не могу остаться в стороне.
Лезу в это, снисхожу, бросаю ему с большей взволнованностью, чем хотел бы:
– Сейчас у меня летучка, цэу раздавать буду… А через пару часиков подтягивайся в главный офис. Скажи, что ко мне, предупрежу – пустят…
Стас счастлив там, благодарит, аж захлёбывается, как гавкучая собачонка. Снова накатывает мигрень. Морщусь. Отрубаю гаджет.
Чувствую себя слабаком, потому что таки тянусь к ящику, достаю несколько блистеров и закидываю в рот таблетки. Мне действительно надо переговорить после совещания с директорами филиалов. Вопросов и проблем скопилось много. Пора с инспекцией. Но пока хоть так. А значит, башка нужна светлая и, желательно, здоровая. Чтобы было куда перекладывать, ага.
Летучка проходит без эксцессов, но мне хочется задержать подчинённых ещё подольше – малодушно оттягиваю встречу с Красновым. Совсем не желаю видеть этого слизня.
Так, отставить ребячество. Ты сам его позвал. Изволь принять. И я изволяю.
Стас врывается в мой кабинет взъерошенный, хватает со стола графин, плескает воды в стакан, жадно пьёт. Зубы выбивают дробь о стеклянный край. Руки дрожат. Смотрю на него и усмехаюсь: надо же, какой несчастный.
Будто это на него самого наехали. Меня разъедает ехидство и нехило так вспенивает вся ситуация. Поэтому швыряю ему через стол:
– Ты хоть немного любишь свою жену, Краснов?
Он роняет стакан и уставляется на меня.
Стоит среди осколков, хлопает глазами, смотрит недоуменно, будто я сущую нелепость спросил. Почти оскорблён: мол, да как ты смеешь сомневаться?!
«А вот смею, Стасик, предоставляешь?»
Встаю, достаю коньяк из шкафа, разливаю по бокалам – мне всё равно уже сегодня домой. А этот разговор последний на сегодня и самый сложный.
– Ну, будем, – поднимаю напиток, но не чокаюсь, – за женщин. У меня тоже невеста… Я тебя понимаю. Женщины – наше сердце. Так же, Стас…
– Угу… – говорит Краснов, залпом опустошает бокал и говорит: – И да – это ответ на твой вопрос. Я люблю Иветту. Очень. Она для меня всё. Больше, чем сердце. Но…
Да-да, всегда есть «но», такое маленькое, но такое противная зараза. Вопросительно вскидываю брови, приглашая продолжить разговор:
– Но… Чёрт! – он осушает свой бокал и, кажется, сейчас разобьёт. Даже подбираюсь весь, готовясь услышать звон.
Но нет, ставит аккуратно.
– У нас всё сложно.
Вспоминаю Олесю. Н-да, парень, что ты знаешь о «сложно»? Тебе бы мою Царёву на пару дней. А мне бы твою умную жену. Так как мне неожиданно вспомнилось, что рассказывал мне о ней давно Виктор Сергеевич. Его дочь постоянно интеллектуально развивается и трудиться на благо компании и не тратит своё время на такие глупости, как покупка шмотья, салоны, клубы и пластические операции. И я с ней уверен отлично бы провёл своё время, разговаривая на многие темы, особенно про бизнес. И точно не желал бы так скоро расставаться с таким интересным собеседником в лице молодой женщины. А вот тебе Стас, всё же явно пары часов хватило бы за глаза в компании моей невесты. Так что не заливай мне о том, как тебе бедняжке сложно…
– А у кого легко? – говорю, тем не менее, непринуждённо.
– Дело не в ней, а во мне, – мотает головой Краснов, – Иветта почти идеальна, – не знаю, но меня, почему-то, задевает это «почти».
Обновляю коньяк, но пить не спешу, в отличие от Стаса, который вновь опрокидывает до дна.
«Злится? Волнуется? Боится? С чего бы?»
– У нас бы всё было в порядке, – решается он наконец, – если бы не её отец. Он невзлюбил меня с первого дня нашего знакомства. Уж не знаю, что такого я ему сделал? – последнее произносит слишком запальчиво.
Я знаю этот тон, им у меня оправдываются обычно самые провинившиеся сотрудники. Ненавижу, когда юлят, выставляя других в чёрном свете, а себя – рыцарем в гордо реющем белом пальто. Я таких Д’Артаньянов обычно без премии оставляю. Но Краснов – не мой сотрудник, однако Виктор Лазорев мой партнёр, и хороший партнёр, к тому же. Надёжный, в отличие от некоторых. Поэтому…
– Не звезди, Краснов, – морщась, произношу я. – И не перекладывай вину на других. Я Виктора Сергеевича знаю давно, охотно имею с ним дела и… ты бы не сидел здесь, если бы мне сначала не позвонил он.
Стас весь подбирается. Недоволен. Ну извини, друг, я привык рубить правду-матку. Так что – нравится-не нравится, терпи, моя красавица…
– Вы все считаете его хорошим, – взвивается Стас, – а между тем, это он, мой собственный тесть втянул меня в то дерьмо, в котором я по уши сейчас…
Ой, Краснов, ой, зарываешься и нарываешься!
– Знаешь, – говорю, – муха она сама всегда дерьмо найдёт. Втягивать её не надо.
– Ты хочешь сказать, я… – он вскакивает, сжимает кулаки.
Ох-ха-ха, какие мы злые.
– Сядь! – рявкаю. – И запомни: я говорю лишь то, что говорю. Что я хочу сказать – тебе неведомо. И не пытайся угадать. И да… лучше не делай резких движений. А то я сегодня нервный, могу кнопку охраны ненароком нажать…
К счастью, в тупую и уже нетрезвую башку Краснова мои слова всё-таки заходят. Он судорожно сглатывает, садится на место:
– Извини, – бормочет. – Перенервничал, из-за жены. Ты прав, Иветта попала к ним из-за меня. И мне страшно представить, что с ней могут сделать…
Мне почему-то тоже. От одной мысли тянет за грудиной и разливается противный холод. Будто эта женщина – моя. А ведь я даже не видел её ни разу. Чтобы как-то отвлечься, спрашиваю:
– А она красивая, – снова изображаю небрежность, – твоя Иветта?
Краснов кивает, как болванчик:
– Очень, – говорит со странной поспешностью, – очень…
– Покажи, – почти требую я, понимая, что у меня просто зуд – так хочется увидеть эту женщину.
Стас начинает… отец называл это состояние «менжеваться». Иначе и не скажется – заметался, глазки забегали, сомнения гложут.
– Понимаешь, Жень… Нелепейшая ситуация: я уронил и разбил телефон. Там у меня всё было, вся жизнь. Гигабайты фоток. А этот – крутит гаджетом у меня под носом – всего пару дней назад купил. Он пустой ещё…
Ага, так я и поверил. Кинуть фото любимой на заставку – дело пары минут. И потом, я вон Олеську не то, чтобы люблю, но её пару фоток у меня всегда под рукой. У нас же с ней серьёзные отношения, хоть и всё сложнее не придумаешь… Но мне кажется это правильным. А будь у меня жена, тем более, как этот ушлёпок говорит – красавица, так я бы весь айфон её снимками забил бы. В тот же день, как купил. И в кабинетет фото с ней в рамку поставил. Чтобы смотря на них вспоминать, что меня дома ждут и пора уже заканчивать засиживаться на своей работе.
А ещё у меня от одного представления о счастливой семейной жизни засосало под ложечкой. Даже картинки пошли в голове. Только вот не на одной их них не было Олеси. Силуэт женщины и вовсе виделся смазано, но я почему-то знал – Иветта Краснова точно похожа на ту, из мечты. Один в один.
А со Стасом… что-то не так. Сильно не так.
– Вижу – не веришь, – вздыхает Краснов. – Правда, не до фоток было. Столько всего навалилось. Да и не виделись мы последнее время почти. Она у меня временами тот ещё трудоголик может пропадать на работе до оддинадцати часов вечера, а иногда до полночи. И то если я ей не позвоню и не спрошу , когда мне её ждать домой.
Что-то в словах Стаса о её задержке не вижу грусти и недовольства, а наоборот словно рад, что она пропадает часами на работе. Ну да, надо же время за зелёным сукном коротать, а не тратить его на жену.
– Знаешь, Иветта тоже хороша! – вдруг вскидывается он. – Если её трудоголизм понимаю. То вот её помешательство на ребёнке не понимаю. Пытаюсь ей втемяшить: не время ещё, мы на ноги не стали, не окрепли. Нет же – гнёт своё. Давай ребёнка – и всё тут! Слышать ничего не хочет. А ведь умная баба, но прямо помешалась на этой лич… на наследнике, – Краснов вовремя осёкся и не произнёс то мелкое словцо, которым некоторые недочеловеки называют детей. Очень вовремя.
А то бы я ему втащил. Нехило так.
Потому что и у нас с Олесей тема детей табуирована. Правда отличие от Иветты ситуация у меня наоборот. Это я заикнулся, было, один раз – сильно тут же пожалел. Аргумент у Олеси железный: ой, давай поживём для себя. Будто бы дети от меня мешали бы ей жить для себя? Но… дети это нервы, растяжки, лишние килограммы. Нет, я пока не готова. А тут… женщина сама хочет.
Задыхаюсь. Ослабляю галстук.
Отец говорил: если женщина любит – она всегда хочет ребёнка, сына, продолжение своего мужчины. Это значит, Иветта очень сильно любит этого олуха, сидящего передо мной.
Не знаю почему, но это меня задевает.
Наверное потому что, хотел бы, чтобы женщина – красивая, умная, как Иветта – любила меня и желала от меня детей. Безусловно. Это даже не обсуждается. Тогда почему Краснов так морщится и делает из этого проблему?
– Наследники – это здорово, – пытаюсь ободрить его. – Да и вы вроде не последний кусок доедаете…
– Ты не поймешь, – машет рукой Краснов, – а, ладно, не о том речь. Мы о кредите же должны говорить, а не об Иветте моей…
– Но кредит же, чтобы её выкупить, – напоминаю, а то Стасик, кажется, уже эти деньги по совсем другим нуждам рассовал. По своим личным, с женой не связанным ни коем образом…
Он кивает, как болванчик.
– Да-да…
– А ты не пробовал поговорить с ними? – плещу ему ещё коньяку, себе наливаю лишь на палец: в планах нет напиваться, хоть и собираюсь домой. – Обсудить условия, так сказать?
– Да что с ними говорить! – взвивается он. – Они же бандиты! Они угрожали… сделать с ней всякие гадости… а в конце прикончить. И – уверен! – сделают, если не заплачу!
Он просто брызжет слюной, возмущён, прямо-таки оскорблённая невинность.
Фыркаю и морщусь.
– А где гарантия, что если заплатишь, они этого не сделают? Они тебе её дали?
– Нет, – грустно произносит Стас и, со стоном, роняет голову в ладони.
Верю! Даже Станиславский бы аплодировал стоя. Качественно отыгрывает. Только я много перевидел за свою жизнь вот таких вот покаяний. Так что не куплюсь. Ни за что.
– Хоть скажешь, кому задолжал? Кто у нас такой страшный? – интересуюсь.
А Краснов явно сникает, когда понимает, что весь его спектакль не возымел нужного действия.
– Аричибальду Каюму, – говорит он очень тихо.
Но я слышу и охуеваю.
– Нет… ну ты просто сказочный долбо… дятел, – кидаю в сердцах. – Какого хера вообще к Каюму сунулся? Этот тип очень опасный, дел с ним вести нельзя. И да, сделать может, что угодно. Потому что любит в этом мире только двоих – своё отражение в зеркале и деньги. Ради них – ходит по головам, по жизням, по судьбам… Ты влип, Краснов. Люто влип.
Ответом мне – лишь скорбный вздох. Надоели эти театральные паузы и охи-вздохи. Мы – взрослые мужчины, в конце концов. А этот марлезонский балет уже сильно затянулся… И да – давать деньги тому, кто даже не удосужился выторговать себе гарантий безопасности жены и полез к отпетому отморозку занимать бабло, глупо и непрофессионально.
Поэтому…
– Давай, Краснов, мы поступим так, – он внимательно уставляется на меня, должно быть, почуяв подвох, правильно чует, – деньги я дам. Но это будет не банковский кредит, а мой личный. Как бы в рост, под проценты. Они будут ниже, чем в банке. И без первоначального взноса.
Глаза Стасика загораются, в них уже – как на табло игрового автомата – крутятся купюры. Дзень-дзень-дзень – джек-пот! А не тут-то было, дружок!
– Только деньги я дам не тебе, а твоему тестю…
Краснов даже подпрыгивает на месте:
– Как так?!
– А вот так, – развожу руками, – ведь конечная цель – выкупить Иветту и вернуть её с целой и невредимой домой. Думаю, бандитам нет дела, до того, кто именно принесёт деньги – муж или отец похищенной. Раз их самоцель – выкуп. Так что, завтра с утра я свяжусь с твоим тестем, и мы всё обсудим. А сейчас извини – уже поздно, у меня был тяжёлый день, и завтрашний нелегче. – Поднимаюсь, давая понять, что аудиенция окончена.
Краснов встаёт тоже, растерянный, раздавленный, хватает ртом воздух, как выброшенная на берег рыба…
Я подхватываю сумку, перекидываю через руку плащ и иду к двери.
Он стоит сзади и недовольно сопит:
– Ну как же так, – выдаёт, наконец, – мы же договаривались…
– О чём? – оборачиваюсь к нему, смотрю прямо.
– Что ты деньги дашь… мне…
– Речь шла о том, что я вообще дам деньги. Кому – не уточнялось. Так что, Краснов, вали, пока я не вызвал охрану. Давай, мне действительно пора. Я, в отличие от тебя, привык на работу приходить вовремя и отвечать за процесс. А значит мне нужна трезвая выспавшаяся голова. Поэтому – я спать. И тебе советую. Говорят, утро вечера мудренее. Иди, переспи с этой мыслью, как советуют психологи. А с утра вместе с тестем дуйте ко мне. Будем спасать вашу Иветту… Бывай…
Выхожу из кабинета, отдав на ходу распоряжения своей помощнице проводить гостя и проследить, чтобы ушёл.
Люсьена Эдуардовна – эта золотая женщина – смотрит мудро и понимающе. Я мысленно злорадствую, что отдал Краснова на растерзание настоящему Церберу, и едва ли не насвистывая, иду на парковку.
А домой доезжаю без приключений и ненужных звонков. И лишь переступив порог своего пентхауса, понимаю, что мой дикий день всё-таки закончился, и я смогу сейчас наконец то отдохнуть.
Но я ошибся…