Вечером Абросимов сидел в огромной, заставленной стильной резной мебелью квартире и докладывал о разговоре с Владом человеку, вольно расположившемуся за широким темным столом. Хозяин квартиры смотрел на Абросимова с брезгливостью, как удав на крота. Абросимов чувствовал себя неуютно.
Хозяин квартиры был им недоволен. Мог бы предложить Абросимову хотя бы стакан чаю или чашку кофе, бутерброд с икрой, но не предложил ничего. Даже сесть не предложил. Абросимов сел сам – аккуратно, на самый краешек низкого глубокого кресла, словно боясь раздавить его. Хозяин квартиры посмотрел на него неодобрительно, Абросимов втянул голову в плечи.
– Значит, отказал? – задумчиво проговорил хозяин квартиры. Голос у него был густым, сочным, будто у хорошего оперного певца. Приметный голос.
– Отказал, – жалобно кивнул в ответ Абросимов.
Хозяин взял тоненькую, розовую, очень аппетитно поджаренную гренку, ложкой подцепил икру из серебряной кюветки, обложенной льдом, и сосредоточенно стал водружать ее на гренку.
– Нехорошо это, – сказал хозяин.
– Да уж, – Абросимов вздохнул и с гулким звуком проглотил слюну, услышал этот звук, и ему сделалось жаль самого себя. Он покрутил головой из стороны в сторону, словно ему на горло стала давить пуговица, вновь гулко сглотнул слюну.
Хозяин квартиры ничего этого, похоже, не заметил.
– И убирать его жалко, Влад человек популярный, народ его любит, – хозяин квартиры вздохнул. – А народ надо уважать. Что мы без народа? А?
Абросимов согласно наклонил голову: он хорошо знал, что и с народом, и без народа человек, сидевший напротив него – все! Это народ – ничто, а он – все! Давать какой-либо определенный ответ было опасно, лучше в знак согласия наклонить голову и этим ограничиться.
– Ничто мы без народа, – повторил хозяин квартиры и засунул в рот гренку с икрой. Проглотил не жуя. – Да и скучно жить без народа. Охо-хо, грехи наши тяжкие. – Он потянулся к бутылкам, стоявшим на столе, выбрал одну, с вишневой наливкой «Мари Бризард», налил себе в фужер сладкой тягучей жидкости.
Не выдержав, Абросимов вновь гулко сглотнул слюну. Хозяин квартиры покосился на него, недоуменно приподнял одну бровь, опять потянулся за гренкой, густо намазал ее икрой.
– Поэтому любимца масс мы пока трогать не будем, а подойдем к нему с другой стороны. Не может быть, чтобы он не прогнулся. И не такие прогибались. – Хозяин проглотил еще одну гренку, запил ее сладкой наливкой. Вкус у него был еще тот. Абросимов слышал, что этот человек когда-то работал таксистом, звезд с неба не хватал, а когда наступило благословенное перестроечное и послеперестроечное время – прыгнул вверх, стал богатым, очень богатым и сильным. У него под рукой целая группировка. Кого хочешь задавит. Даже кремлевский полк вместе с его пушками и минометами. – И не такие прогибались ведь? – тем временем строго спросил хозяин гигантской квартиры. – Правда?
Абросимов поспешно улыбнулся.
– Так точно! И не такие прогибались.
Хозяин квартиры вновь поднял одну бровь, и у Абросимова нехорошо засосало под ложечкой.
– А ты задание свое не выполнил, – сказал ему хозяин квартиры. – Я подумаю, как с тобою быть дальше. А сейчас иди. Не мешай мне ужинать. Твоя рожа меня раздражает.
Абросимов на цыпочках, пятясь, вышел из комнаты. Губы у него обиженно подрагивали: он-то тут при чем? Влад же заупрямился, не он, а раз Влад заупрямился, то это уже проблема самого Влада. Нет, не прав шеф, что был с ним так суров. Абросимов не заслуживает такого отношения.
Он вышел на улицу, сел в машину. Дул резкий мартовский ветер, с железных московских крыш срывались куски снега, льдышки шлепались на асфальт. Хотелось поскорее домой, в привычное тепло… Еще ему очень хотелось мягкого белого хлеба с черной икрой. Так сильно хотелось, что он готов был заныть побито. Во рту в твердый комок сбилась слюна.
Абросимов с места дал газ, шины с железным грохотом проскрежетали по асфальту, и иномарка резко рванулась вперед. Железный звук напугал Абросимова: а вдруг к днищу автомобиля привязали гранату? Сейчас ведь рванет!
Он сбросил газ и вжал голову в плечи.
Нет, не рвануло.