Хэл устроился под красно-белым транспарантом «Рождественский пикник «Прайм фудс», 1966», растянутым между деревьями. Он притулился рядом с мамой и Дженной и посматривал на Эвана, который играл в догонялки с другой малышней. Рядом с зоной для барбекю был установлен навес, и дети носились вокруг столов, накрытых разной снедью и безалкогольными напитками. Тощий парень в костюме Санта-Клауса то и дело шугал их прочь, гонял вьющихся над едой мух. Хэлу не хотелось играть с малышами, крикет его тоже не привлекал. Он сходил с ума от скуки.
Мама и Дженна сидели на одеяле, молча наблюдали за девочками, стайкой ходившими за полной темноволосой женщиной, которая то и дело пронзительно хохотала.
– О чем задумались? – Мама глянула на девушку.
Дженна смущенно улыбнулась. Крупная брюнетка заметила миссис Хэмфрис, приподняла широкополую шляпу, выпростав волосы, уложенные в форме черного шлема. Она величественно проплыла мимо Дженны, вытерла ладонь о край платья и протянула маме руку.
– Здравствуйте! Я Диана Курио, – объявила брюнетка. Ее манеры напомнили Корри кузину герцогини Кентской из глухой провинции. – Полагаю, вы – миссис Хэмфрис?
– Корри. Очень приятно наконец с вами познакомиться, Диана. Джон рассказывал так много хорошего о вас и о мистере Курио!
– Разумеется, и мы слышали о вас только хорошее! – Она снова громко рассмеялась.
– Диана, вы знакомы с Дженной Риксон? – Корри обернулась к Дженне, которая передвинулась на самый уголок одеяла.
– Конечно. – Брюнетка метнула взгляд на девушку. – Как вы, милая?
– Все хорошо, миссис Курио.
– Пойдемте, Корри, познакомлю вас с девочками.
Она подхватила маму под руку и потащила к кучке женщин, источавших ароматы разнообразных духов. Мама оглянулась. Дженна замерла на коленях на одеяле рядом с Хэлом.
Хэл бросил кислый взгляд на площадку для крикета. Черноволосый то кидал, то ловил мяч, обменивался шутками с двумя девочками. Те то и дело прыскали, сверкая брекетами. Хэл почувствовал, как Дженна тихонько дотронулась до его руки.
– Почему бы тебе не поиграть с мальчиками, Хэл?
– Я никого тут не знаю.
– Твоему брату это не мешает.
– О, Эвану все равно с кем болтать.
– Крикет не любишь?
Хэл пожал плечами. От проклятого крикета его просто тошнило, и не в последнюю очередь оттого, что игроком он был совершенно бездарным. Мяч он с трудом видел даже в очках. В новой школе физкультура была по пятницам, и вот уже полтора месяца он исправно посещал спортзал. Но в выходные – увольте. Он не собирается сидеть среди запасных, ждать, когда ему выпадет честь выйти на поле (все равно будет последним, на кого падет выбор).
– Кажется, у нас с тобой есть кое-что общее. Чертов крикет! – улыбнулась Дженна.
Милая женщина. Куда лучше тех куриц, что даже не смотрят в ее сторону.
Кто-то крикнул, что пора к столу, все готово, только налетай. Хэл мысленно попросил у себя прощения и рванул под навес за жареными сосисками и пирогами, сразу забыв про Дженну. Он схватил бумажную тарелку, добежал с ней до конца площадки, где начинался кустарник, и вдруг взгляд его упал на ржавый карманный нож с украшенной жемчужинками рукояткой. Нож завалился под упавший древесный ствол. Хэл тут же попробовал вырезать свои инициалы на ближайшем дереве. «ХХ» выглядело не очень. Может, процарапать сердечко между буквами? Все подростки так делают. Нет, уж очень по-девчачьи получится, лучше сделать рамку вокруг инициалов. Хэл начал было трудиться, но тут же выронил ножик. Нагнувшись за ним, он заметил Дженну, которая подходила к зарослям у края площадки футах в сорока от него. Она остановилась, улыбнулась кому-то, махнула рукой. Хэл следил за Дженной, пока та не добралась до купы камедных деревьев. В тени кто-то отдыхал, покуривал. А, папа. Хэл слышал, как отец щелкнул языком. Ему даже показалось, что отец подмигнул ей. Во всяком случае, папа ее не игнорировал, как остальные, хотя вел себя немного странно. Кто-то застучал ложкой по фужеру, и папа быстренько затоптал окурок, еще раз подмигнул Дженне и пошел к навесу.
Толпа притихла. Все обернулись к седеющему рыжеватому мужчине. Тот поправил ремень под пивным животом. «Большой босс, – подумал Хэл. – Сам мистер Курио». Папа встал рядом с шефом. Хэл испытал удовольствие, увидев, что толпа перевела восторженные взгляды на отца. Мистер Курио глянул на жену, и та прижала палец к губам в надежде утихомирить болтающих дам.
– Наверное, мы с вами не могли выбрать лучшего дня, чем сегодня, чтобы подвести итоги самого успешного для «Прайм фудс» года. Отличное начало праздничных каникул! – Мистер Курио широко раскинул руки, словно пытаясь объединить в этот замечательный день и Рождество, и Пасху, и длинные выходные.
Аплодисменты отзвучали, и Хэл заметил, что папа поставил бокал с пивом и приосанился.
Мистер Курио набрал в грудь воздуха и продолжил:
– Все вы уже знакомы с этим головастым парнем, которого сиднейские друзья прислали сюда, чтобы вытащить нашу деревню за уши из глуши. Теперь Джон работает у нас на постоянной основе! – Мистер Курио хлопнул папу по плечу.
Папа скромно принял аплодисменты сотрудников, причем яростнее всех рукоплескали Дуг и Кев. Впрочем, Хэл аплодировал еще громче. Его старик популярен. Ну надо же!
– И еще хорошие новости! – крикнул мистер Курио, перекрывая аплодисменты. – С нового года Джон поведет нашу команду дальше на запад. Так что он отправляется в командировку – несколько следующих месяцев будет присматривать за торговыми представителями.
Все снова захлопали, закричали. Отец Хэла купался в лучах славы, точно кинозвезда. Ему улыбались все – кроме мамы; она только поднесла руку ко рту.
– …Не сомневаюсь, что вы… с радостью поприветствуете Джона и его молодую семью… здесь, в Мурабуле! – закончил мистер Курио, энергично взмахнув рукой.
Наступила неловкая пауза, которую звонкими аплодисментами прервала миссис Курио, заставив присоединиться даже самых сдержанных коллег. Дети тем временем отвлеклись на потрепанный синий пикап, который подкатил к площадке, подняв в воздух клубы красноватой пыли. Отец Хэла поспешил сказать слова благодарности, пока еще была такая возможность.
– Спасибо, мистер Курио! Для меня большая честь быть членом команды «Прайм фудс». Я провел четыре года в Сиднее. В Мурабуле всего полгода, но горжусь еще больше, ведь теперь я – часть семьи западного филиала! Корри и мальчики приехали только две недели назад, а уже ощущают себя членами этой большой…
– Санта, Санта! Смотрите! Вот он! – заорал какой-то конопатый горлопан.
В открытом кузове пикапа возвышался самый худой Санта-Клаус в мире – Стью, Мохеровая Шапочка. Просторный красный костюм болтался на нем как на вешалке. Размахивая сигаретой, Санта выпускал клубы дыма сквозь криво закрепленную бороду.
Папа Хэла решил сойти со сцены на пике внимания.
– А вот и он, дети: человек часа! Санта-Клаус!
Пикап резко затормозил, и Санта-Клаус едва не вылетел через борт. Волна детей тут же накрыла его с головой. Хэл поддался духу праздника и тоже припустил за рождественскими подарками, влетев в самую гущу гомонящей толпы.
Гудноу молотил лопатой по сухим комьям глины, которые взрывались красноватыми облачками и пылью оседали на его плечах. По голени ударил камень, отскочил. Мик бросил лопату и подул на свежие волдыри на ладонях. Пары футов в глубину будет достаточно. Он успел сбегать домой по самой жаре, прихватил лопату и плоскогубцы, запер в вольере собак. Стрелки часов уже переползли за два, душ принимать поздно.
Он выдернул рыболовный крючок, укололся и, плюнув на кончик пальца, вытер носовым платком. Сейчас ему только прививки от столбняка не хватало. О черт, черт! Мик упаковал крючок с обрывком лески в пластиковый пакет и сунул в карман, затем поднял Чарли и бережно опустил в неглубокую могилку.
От бочки к месту прежнего захоронения шли следы волочения тела. Убийца перетащил собаку под дерево и засыпал листвой и сучьями. На суглинке отпечатались его следы. Похоже, убийц было двое. А следы-то маленькие. Неужто дети? Мик молил Бога, чтобы это было не так, хотя психи и садисты встречаются в любом возрасте.
Он присел над могилой, взял Чарли за переднюю лапу, и тут ему кое-что бросилось в глаза. Средний коготь отсутствовал, вокруг ранки запеклась кровь. Мик проверил другие лапы – все когти на месте. Дефект был только на передней левой. Мог ли Чарли повредить лапу, протискиваясь сквозь дыры в заборах? Нет, скорее всего, это позабавился убийца. Маленький сувенир на память.
– Что, ублюдок, не мог просто убить собаку? Ты не мог ее просто убить? – Вопль Мика полетел в заросли ив, в чащу кустарника, отразился от грязного желтого автоприцепа на холме. Гудноу швырял глину на тело своего пса и ненавидел весь мир. Напоследок он утрамбовал насыпь над могилой.
– Прощай, Чарли… – тихо сказал он холмику. – Знай, тебя любили.
Хэл не помнил себя от радости. Новенький пластмассовый бинокль от тощего Санты! Увеличивает в два с половиной раза – во всяком случае, так написано на упаковке. Теперь у него была возможность видеть все «в мельчайших подробностях, с фантастической четкостью». Он приложил бинокль к глазам, обвел взглядом зону для пикника, приблизил деревья за площадкой. Он постепенно регулировал фокус, и вот далекое серо-коричневое пятно превратилось в затылок и плечи мужчины, самого обычного, ничем не примечательного мужчины. Лицом к нему стояла Дженна Риксон, болтала, не переставая улыбаться. Мужчина сунул ей в ладонь какой-то предмет.
Маленькая коробочка. Дженна открыла ее и вдруг прижала руку к губам, потом запустила ее внутрь коробочки и что-то оттуда вытащила. Хэл не мог рассмотреть, что именно оказалось в футляре, но Дженна поднесла руку сначала к одному уху, затем к другому. Серьги! Она потянулась к лицу мужчины и поцеловала его, прикрыв глаза. Не какой-то чмок на прощание, как папа целует маму. Нет, то был настоящий поцелуй, как в кино. Он все длился и длился – самый долгий поцелуй, который приходилось видеть Хэлу. Эти двое никак не хотели выходить из тени деревьев. Потом Дженна вдруг отпрянула от мужчины, засунула коробочку под блузку и, не оглядываясь, побежала к отдыхающим.
Бинокль Хэла был по-прежнему направлен на затылок мужчины, скрытого в тени камедного дерева. Человек отбросил волосы со лба, прикурил, потянулся, словно старый пес, затем повернулся лицом к Хэлу.
Это был его отец.