Прошло много лет, и красное здание снова появилось, когда его уже совсем забыли, хотя и искали долго и упорно. Кто-то искал его из интереса, а кто-то из-за каких-то своих личных соображений. Но конкретно наша история началась еще до того, как успел выпасть снег, и до того, как он успел растаять, но после того как красный дом появился в горах из ниоткуда. На острове, некогда называвшемся Угольном, исчезли все рабочие, исчез весь уголь и пропал клетчатый Громов. Исчезли все прежние лица кроме Динозаврова Дин Диновича, да и его самого тоже трудно было назвать прежнем. Он постарел и изменился внешне, как это бывает с течением времени. Корабли, ходившие в угольный порт раз в две недели, просто перестали ходить, и такой порядок сложился и устоялся. Город, в котором добывали уголь, зарос лесом, а девять граждан разного возраста, приписанных по документам к острову, пропали в силу разных обстоятельств. Пропали они, разумеется, только по документам, а на самом деле спокойно и весело жили на своём острове, которой цивилизация покинула. Причины этих обстоятельств, в силу которых они остались здесь жить, нам неизвестны, во всяком случае пока.
Известно лишь то, что на острове был хороший каменный дом, а в доме стоял стол, за которым пили чай два гражданина. Первый гражданин – смешной старичок, сидевший в кресле-качалке, закутанный в плед, и был уже нам известен. Второй гражданин – грустный мальчик, который сидел за столом и ни во что укутан не был. Старичок в кресле был очень забавный, причём во всём: он жил в забавном доме, носил забавную одежду и имел забавные привычки. Звали старичка и зовут сейчас – Динозавров Дин Динович, а его собеседника, а эти двое определённо были собеседниками, звали Васей.
Вася и Дин Динович находились в особняке Динозаврова, пили чай и всячески отлынивали от работы. Вася отлынивал от рисунка, живописи и прочего, потому что он был художником, а Динозавров отлынивал от уборки дома. Хотя причин отлынивать у них уже давно не было, они продолжали это делать. Чайник был пустой, как и сами чашки, а беседа исчерпала все темы для разговоров и подошла к затянувшейся паузе. Царила тоска, которая сама по себе тоже могла быть темой для обсуждения.
– Как же скучно, – сказал Вася.
– Сейчас или вообще? – спросил Динозавров.
– И сейчас, и вообще, – сказал Вася, печальным голосом.
– Скука – это замечательно, – радостно сообщил Динозавров Дин Динович, – сколько всего удивительного можно придумать от скуки.
– А мне что-то ничего не хочется придумывать.
– Признаться, знавал я одного именитого художника, который вот так же, как ты ничего не хотел придумывать, но потом такие шедевры творил, что до сих пор все восхищаются. Но, правда, был у него один хитрый метод борьбы с печалью…
– Хорошо ему, у него был метод, а у меня даже его нет!
Динозавров воздержался от ответов, но всем своим видом показал, что он что-то задумал. Что в действительности так и было. Он встал из своего кресла и направился к окну напротив кухонного стола. Шторы при окне до этого были плотно закрыты, чтобы солнечный свет не осветлял обои, но Динозавров на короткое время раздвинул их и предложил Васе, который внимательно следил за его перемещением по комнате, выглянуть наружу.
За окном было зелёное поле, лес и серые горы, на которых висел кирпичный дом красного цвета, на этот дом и указал Динозавров. Вася хорошо разглядел его, здание было слишком выразительным и контрастным на фоне одноцветной скалы. Такие образы сразу врезаются в память, особенного начинающего живописца, а с этим домом можно было бы придумать интересный пейзаж, и совсем не скучный. Но пока Вася мысленно рассуждал о своём этюде, здание неожиданно исчезло, прямо совсем, без следов красной краски или чего-то такого, оставив абсолютную пустоту на месте, где ещё пару секунд назад находилось. Тогда Динозавров рассудительно заметил:
– Вот тебе и нескучная задачка, по памяти изобразить красный дом, пропавший по полудню прямо у нас под носом.
– Да разве это так сложно? – удивился Вася.
– Мой старинный друг Пабло Пикассо, часто навещавший меня прежде, не раз пытался изобразить на бумаге портрет этого самого красного здания. Видимо, он так часто обводил квадраты нашего дома, что случайно и придумал кубизм в живописи. Так вот, он бы с тобой не согласился.
– Тот самый Пикассо? Художник с девочкой на шаре? Вы его знали?
– О! Я дружил с немалым количеством знаменитостей, творцами первой величины, и все они страдали по нашему красному дому.
– Да разве это так трудно для таких мэтров – изобразить такое простое здание?
– Помнится, что Пикассо говорил, что, только когда начинающий художник разгадает секрет красного дома, вот только тогда он научится рисовать! Думаю, он правда имел в виду дом в переносном смысле, секрет о том, как отобразить красное здание на бумаге, но тем не менее. Кстати, говорили так выдающиеся личности, бывавшие здесь, не только про искусство, но и про науку и даже бизнес.
– Что же это за секрет Пикассо такой?
– Не думаю, что смогу ответь на этот вопрос, в конце концов, я и сам не знаю. Ко всему прочему я совсем не художник, – отозвался Динозавров.
– А разве так важно быть художником, чтобы знать разгадку? Вы же сами сказал, что это общий секрет всех успешных людей разных профессий.
– А что ты имеешь в виду, говоря про важность – необходимость, полезность, а может, это значит просторечное слово в значении чего-то хорошего? – поинтересовался Динозавров.
– Не знаю… – растерянно отозвался Вася.
– Вот видишь, ты торопишься что-то делать, а даже не знаешь, что именно. В таком случае распутывайся скорее, – попросил Динозавров, – между прочим, по слухам, внутри этого красного дома спрятана особенно ценная для всего мира живописи картина, стоящая баснословных денег, но по легенде найти её сможет только тот, кто разгадает загадку красного сфинкса. Над ней кажется, и трудился Пикассо. Ну и этот счастливчик либо разбогатеет, либо станет известным художником. Здесь кому как повезёт, хотя может это просто сказки. А теперь прошу, не отвлекай меня от дел более важных, скажем послеобеденного сна.
Вася медленно сознавал смысл сказанных Дин Диновичем словом, переводя взгляд сначала на синие горы, потом на раскачивающегося в кресле Динозаврова и, наконец, ушёл в самого себя и глубоко задумался. Он задумался о том, что можно было бы сочинить за рисунок с этим красным зданием, как ему и посоветовали, но ничего дельного не лезло в голову. Думал он над этим вопросом долго, за еще парой, тройкой чашечек чая, пока незаметно для него самого не закончился этот день.
Утром выяснилось, что он так ничего и не сочинил. Писать пейзаж сразу и быстро – невероятная авантюра. Если люди могут часами выбирать платье, в надежде, что, когда они в пятый раз зайдут в обувную лавку, цена наконец-то изменится, а она не меняется, что уже говорить о таком серьезном деле, как картина. Весь следующий день, а может, даже и больше Вася ходил и думал, чтобы такое придумать с красками, фоном и рамой. Такое у художников бывает, замечтаются о своём и уходят в мир фантазии, пока не случится что-то возвращающее в реальность. Выражаясь ещё более фигурально – это такой толчок или удар судьбы. На примере Васи – это был кустарник, довольно колючий и жёсткий. Вася прогуливался перед своим домом и не заметил, как сошел с тропинки, пока думал о своём. Так, он попал в заросли – это событие привело его в чувства, правда, теперь он задумался о кустарнике.
Действительно, вы когда-нибудь задумывались, как цветёт сирень? На запах-то оно понятно, а на глаз? Художники постоянно чувствуют свои работы именно на глаз. Взять ту же сирень – крепкий аромат, как у лилии, тысяча цветов, как у тысячелистника, а есть такие места, где самих кустов сирени тысячи и тысячи – это розовые горы. Получается уже пейзаж, полноценный и в фиолетовых красках. Остаётся только запечатлеть этот образ на бумаге. Что именно? Возьмём небо цвета раннего рассвета, переливающиеся золотыми лучами солнца, серый камень (вообще-то, это гора), высоко рассекающий небо. Пусть растут ели и ниже по уровню картины будет подлесок, а прямо по центру – ветка сирени. Получалось славно. Внимание зрителя сконцентрировано на чём нужно – кустарнике. Одна беда, что сирень ничем не отличалась от фона, или фон от сирени, вообще и ель была какой-то розовой, а так дела не делаются. Вася озадачил себя этой проблемой и отложил кисти с красками в сторону.
Он сидел на покрывале из солнечного света в соломенной шляпе, измазанных краской джинсах и рубашке черного, а кое-где и разноцветного оттенка. Как и подобает голодному художнику, Вася был худой и бледный. При этом в отличие от человека, работающего руками, а художник, так или иначе, ими работает, у Васи была очень нежная кожа рук. Его друг Лавр, лежащий на траве рядом, был, наоборот, совсем не бледным, а с более насыщенной и грубой кожей. Оба мальчика молчали, и каждый думал о чём-то своём, Вася уже давно отложил кисти и смотрел в горы, соображая, что делать с розовой ёлкой. Лавр, кажется, читавший книгу задумался над чем-то очень серьезным и уже сам терял ход своего рассуждения. Его очень заинтересовал сюжет рассказа, но они так давно лежали на траве, что пришло время обедать. Что же касается проблемы голода, то её решила дама почётного, но пока ещё не пожилого возраста, по фамилии Морозова. Она, как и подобает любой бабушке, заботливо приготовила второе и первое и громко воскликнула:
– Обед стынет.
Морозова вышла на их поляну и убедилась, что мальчики поняли, о чём она говорит. Лавр сразу захлопнул книгу и встал на ноги, Вася продолжал думать о своём. Морозова встала над его тонкой душевной конструкцией и дала свою решительную оценку его деятельности, – Дурака валяешь? Ёлки розовые рисуешь? Ну-ну, лучше бы мне помог на огороде, чем так краску переводить.
– Чего дельного в вашем огороде?! Это тоже пустая трата времени, – брезгливо отозвался Лавр.
– Лавр, тебе пора бы уже повзрослеть, как и тебе, Вася, и не говорить глупостей. Не маленькие уже, а всё никак вашу лень и инфантильность перерасти не можете и заняться серьезным делом, например огородом, – строго ответила Морозова.
– А картины – это серьёзно? – спросил Вася, обеспокоенно.
– Что серьезного в розовой ели? Взрослый, в отличие от ребёнка, обязан трудиться, а вы, уже прошу заметить, не дети, – сказала Морозова своим строгим тоном.
– А что делать, если нет вдохновения, как тогда трудится? – спросил Вася.
– Это и есть следствие вашей лени. Труд не терпит ожидания, он требует действия. Вдохновение рождается в процессе работы.
– Но я не могу просто рисовать, не понимая, что я рисую, мне скучно, мне нужна идея, смысл, понимаете? Иначе это уже не искусство, а какая-то ерунда, – воскликнул Вася.
– Если ты не будешь ничего делать, то смысл и не появится, – сказала Морозова и обратилась к Лавру. – А тебе какого смысла не хватает?
– Жизни, – сказал Лавр, – зачем что-то делать, если я даже не знаю чего хочу?
– Трудится, ты хочешь трудиться! Я не предсказатель, но отчётливо вижу твою судьбу, и это работа, –сказала Морозова, проведя рукой полукруг в воздухе, изобразив в её представлении что-то мистическое.
Она больше ничего не сказала, только убедилась, что её слова дошли до адресатов, и ушла, оставив ребят, даже не напомнив об обеде. Ребята же слова хоть и услышали, но не восприняли серьёзно. Лавр равнодушно проводил Морозову взглядом до её дома, а Вася, стоило её скрыться, сразу заговорил о своём:
– Я постоянно думаю об этом красном здание, – пожаловался Вася.
– С ним какие-то трудности? – поинтересовался Лавр.
– Да сам видишь и слышишь, – намекая на критику Морозовой, сказал Вася, – не получается его нормального нарисовать. Какой-то скрытый смысл найти не могу, понять это здание, что ли, не получается.
– Да про смысл это она лихо сказала. Но ты не бери в голову – это она тебе от зависти, – подбодрил Лавр.
– Чему тут завидовать? Я бездарность! – сказал Вася.
– Не говори глупости, ты очень даже наоборот… А вообще, кто тебя надоумил это здание нарисовать, если ты говоришь, что не понимаешь его тайный смысл?
– Динозавров.
– Кто бы сомневался в таком оригинальном совете.
– Да причём здесь Динозавров, если гармонии нет, – опечаленно сказал Вася.
– А у тебя и гармонии нет? – спросил Лавр, возмущенно, – пойти, что ли, поговорить с этим советчиком?
– Да при чём тут советчики, если я бездарность?! Какой же из меня художник, если только срисовывать и умею! – воскликнул Вася.
– Что срисовывать?
– Хотя бы то здание или небо, нет никакой фантазии, разве это может быть шедевром?
Лавр задумался над его словами и посмотрел на небо. Оно было синее, почти безоблачное, как всегда и бывает летом, такое свободное, не то что зимой, когда оно словно замерзает и покрывается облаками. Было непонятно, как может небо замерзать. В общем, думалось почему-то не о картинах, а о льдах. Вот интересно, а те, кто живут в Нью-Йорке, они знают, замерзает ли пруд в Центральном парке, что у южного входа? Если он замерзает, то куда деваются утки? На Патриарших прудах тоже есть утки, и пруд замерзает, это точно, а кто и когда видел, что происходит с лебедями, которые там плавают? Кто-то говорил, что наблюдал, как человек на лодке по зиме ловит их. Врут, конечно, откуда взяться на Патриках лодке? Всё может быть, конечно – это же такие мелочи жизни: утки, лебеди, кусты и даже небо. Мы как-то привыкаем к ним и не замечаем. А художник он такие вещи видит по-другому.
Всё то время, что Лавр думал над этими вещами, он шёл в сторону одного примечательного дома, не красного, но всё равно славного. Шёл он в сторону скромного классического особняка в стиле позднего барокко, который было хорошо видно с холма, где он чуть ранее читал свою книгу. Примечательными в особняке были белые колоны, серая черепица, овальные окна, два или три каминных дымохода, серебряного цвета штукатурка, уложенная плиткой дорога, ведущая к самому входу, и статуя то ли Афродиты, то ли Афины с весами в руках. Эта скульптура была сделана по памяти с греческого оригинала в Риме самим хозяином этого дома.
Одним словом, сразу было видно, что дом подбирал знаток и человек со вкусом, взять хотя бы стол, который хозяин особняка вытащил на улицу, прямо под чугунный фонарь и пил чай из сломанного электрочайника. Аристократ и сейчас сидел там, за столом – такой пожилой старичок с длинной-длинной серебряной бородой. Он носил причудливый колпак бордового цвета, балахон до самого пола, очки круглой формы, повисшие на его крючковатом носе. Его кривые, совсем не аристократические пальцы, несмотря на свою кривизну, весьма элегантно держали крошечную чашечку в викторианском стиле, которая при его высоком, но скрученном росте смотрелась совсем маленькой. Звали владельца этого особняка и аристократа без титулов – Динозавров Дин Динович, тот самый который и посоветовал Васе нарисовать красное здание.
Динозавров, когда Лавр вышел к нему, сидел на дереве и пил чай, но сразу ошарашил пришедшего возгласом:
– Чаю? – добродушно спросил Динозавров и поднял свою чашку.
– Да, это, наверное, то, что нужно, – ошарашенно сказал Лавр, не ожидая, что его встретят с кроны дерева.
Он сел, а вернее, упал от неожиданности за свободный стул. Так, обычно и бывает в гостях, никто точно не знает, куда идти и садиться, поэтому пришедший всегда старается занять наиболее близкое к входу пространство. Динозавров же неловкости не испытывал, он ловко спрыгнул со своего дерева и уточнил:
– Черного или зеленого?
– Все равно, – ошарашенно ответил Лавр.
– Нет, так дело не пойдёт! Чай – это очень серьезно.
– Вы так думаете?
– Конечно. Пить чай – это целая наука. Ты можешь научиться решать логарифмы, выучить десять языков и даже научиться рулить самолётом, но пить чай научиться невозможно. Это то, что либо дано от природы, либо нет, имитировать это дело бессмысленно, хотя многие и пытаются.
Динозавров быстро наполнил английскую чашку чёрной заваркой, положил два куска сахара и протянул Лавру, на попробовать. Он и попробовал, но стоило ему это сделать, как он, сразу же, сморщившись в жуткой гримасе, выронил чашку из рук. Чай был ледяной и кислый.
– Он же совсем холодный! – воскликнул Лавр, – Как это можно пить?!
– А еще каких-то минут десять минут назад он был горячим, – задумчиво произнёс Динозавров, подняв чашку с земли. Она оказалась крепкой и не разбилась.
– Сильно сомневаюсь, что десять, в любом случае сейчас его пить невозможно!
– А ты включи фантазию и представь, что он горячий, – предложил Динозавров.
– Не совсем понимаю, как можно представить то, что совсем невкусный и холодный чай может стать горячим и вкусным? Его невозможно пить!
– Странно… – растерянно сказал Динозавров.
Он попробовал холодный чай из своего стакана, на вкус не пожаловался, но и спорить не стал, а воодушевленно сообщил об идее, которая его посетила:
– Тогда нам нужно поменяться местами! Это решит проблему.
– Вы так думаете? – озадаченно спросил Лавр, но пересесть согласился.
Они поменялись местами. Лавр перебрался в кресло Дин Диновича, а Динозавров занял освободившейся гостевой стул и сразу же дал команду:
– К чаю! – воскликнул Динозавров.
Он сделал глоток и с блаженным видом облокотился на спинку своего стула. Лавр недоверчиво посмотрел на чашку, и довольное лицо Динозаврова, его терзали сомнения, а что, собственно, должно измениться в содержимом его стакана? Он всё-таки сделал глоток и оказался прав, чай был таким же холодным, как и в тот момент, когда он его попробовал в первый раз. Лавр подавился и, закашлявшись, спросил Дин Диновича, чего, собственно, они добились от этой пересадки с места на место:
– Чай остался таким же холодным, как раньше, какой был смысл пересаживаться? Что, собственно, изменилось?
– Как что изменилось?! Изменилось всё! – возмутился Динозавров.
– Чай, например, не изменился, значит, уже не всё.
– Ты спрашивал не про чай, а про всё. Это, надо признаться, вещи разные.
Динозавров с этими словами допил свою чашечку чая и больше ничего говорить не стал, молчал и Лавр. Такое поведение взрослого любого могло ввести в ступор, даже тех, кто как Лавр, к нему уже привык. Ведь Динозавров действительно не вёл себя, как взрослый, он носил совсем не взрослую одежду, хотя детской её, конечно, тоже не назовешь, имел не взрослые привычки, имел не взрослый распорядок дня и прочее. Дин Динович не любил правильное питание, хотя именно это присуще каждому порядочному человеку, во всяком случае тому, кто не считает себя инфантильным. Он лазил по деревьям, что точно не было взрослым занятием, и разговаривал совсем по-другому. Дин Динович говорил что-то серьезное и мудрое, но в то же время совершенно нелепое. Динозавров был не такой, как все. Таких людей обычно называют чудаками, говорят, что им больше всех надо или что-то в этом духе. Но ему больше всех надо не было. Он просто жил в своё удовольствие, и ему было совершенно все равно, что про него говорят. Впрочем, может чудак совсем и не он, а все мы, но это уже другой вопрос. Вопрос, который же мучил Лавра, был о красном доме, ради которого он, собственно, и пришел в гости и который он задал:
– Дин Динович, скажите, а что вам известно про красное здание?
– О каком таком красном здании? – полюбопытствовал Динозавров.
– Да, Вася всё про него думает. Оно не выходит из его головы. А надоумили Васю его рисовать именно вы. Поэтому я и спрашиваю, что вы о нём знаете?
– Ах, Вася, – облегчённо сказал Динозавров, – А что ему от этого здания нужно?
– Нарисовать ему его нужно. Но у него ничего не получается.
– Ба! – обиделся Динозавров, – я ему просто указал на особенности горного рельефа. Понимаешь?
– Какие ещё особенности?
– Под давлением солнца кварцевые породы, скажем, краснеют, – выдумал Динозавров, – Вот и весь эффект. А Вася увидел в этом песчанике дом. Разве я что-то советовал? Вздор!
– Какая-то неубедительная история.
– А она и не должна быть убедительной.
– А какой же она должна быть? – удивился Лавр.
– Интересной! – бодро отозвался Динозавров, – а, возможно, и немного загадочной.
– Весь день одни загадки, – сказал Лавр, раздосадовано.
– Какие такие загадки?
– Да, вот Морозова пристаёт, говорит, мы с Васей слишком инфантильны, что трудиться должны, а я говорю, что с радостью бы, да только где трудиться-то? Вот и получается загадка, – развёл руками Лавр.
– Ба! Так трудиться-то можно по-всякому, скажем помочь своему пожилому соседу.
– Да нет у нас таких соседей! – возмутился Лавр.
– Тогда помоги мне, – предложил Динозавров, – раз ты должен кому-то помочь, но всё равно кому, давай начнём с меня. А то ты же знаешь у меня этот, как его, радикулит.
– Конечно-кончено, – сказал Лавр и встал со стула, хотя в его голове мелькнула мысль, что человек, который пил чай на дереве, вряд ли страдал радикулитом, но он предпочитал верить людям на слово.
– Благодарю, дружище, – отозвался Динозавров и, встав из-за стола, направился к своему дому, жестом, пригласив Лавра, следовать за ним. Тот так и сделал.
Внутри особняка всё было очень серьёзно завалено кучей всяких вещей, хотя надо признаться, аккуратно развалено, по стопочкам, но их объемы поражали. Однако вещи эти были весьма бестолковы, по причинам очевидного хвастовства и болтливости их владельца; впрочем, верно замечают, что жилище и его содержимое многое говорят о внутреннем мире их обладателя. Если же заглянуть во внутренний мир, известного нам, владельца особняка, то можно будет заметить, что на центральной стене висит целых четыре карты мира, политическая, географическая, древнегреческая и Старозеландская. Рядом располагаются картины Сурикова – «Три богатыря», что-то из Рембрандта и простые серые обои. В центре комнаты стоят пять стопок книг без шкафа. Лавр встал рядом с ними и успел прочитать название той, что лежала сверху – Грибоедов «Отцы и Дети». Было видно, что человек, живший здесь, был большим интеллектуалом, ну или вы и сами понимаете кем.
Динозавров, пока Лавр знакомился с книгами, стал что-то искать в большом деревянном шкафу. Он вытащил какие-то странные вещи, то ли маракасы, то ли еще что-то, Лавр точно не понял, но выглядело это что-то крайне необычно. Правда, оно оказалось не нужно и было выкинуто куда-то прочь. Поиски продолжались ещё какое-то время и следом за маракасами прочь улетели и другие вещи. Наконец, Динозавров достал то, что искал. Это был выцветший чемодан из старой коллекции, пошитый заплатками и разными наклейками. Лавру он показался вещью, представляющей особую ценность.
– Какой старый чемодан, – сказал Лавр, – а что в нём?
– Я, если честно, и сам не помню, – задумался Динозавров.
– Может откроем?
– Я хотел сначала, – сказал Динозавров и как-то задумчиво огляделся, словно искал чего хотел, но забыл – а, впрочем, лучше освободим шкаф от ненужного хлама. Открывай!
Лавр попробовал отварить замок чемодана руками, но тот был заперт и не поддавался, тогда он спросил:
– У вас же есть ключ?
Динозавров машинально стал искать в карманах, но ничего не нашел, ключа не было. Скорее всего, он потерялся уже довольно давно, так как он был не нужен, ведь чемодан не использовали много лет. Дин Динович развёл руками:
– Нет, ключей у меня нет. Я даже и не помню, что в нём запер.
– Откуда же у вас этот чемодан, что вы не помните, что в нём?
– Кажется, я привез его из Северной Африканской Республики, – задумался Динозавров и воскликнул – Я вспомнил! Там внутри банка со скорпионами! – последнее слово было произнесено им особенно радостно.
– А это не опасно? – обеспокоенно спросил Лавр и сделал шаг в сторону от чемодана.
– Да, что ты, ему уже столько лет, – сказал Динозавров и призадумавшись повторился, – столько лет… Действительно, банку со скорпионами я подарил своему другу-биологу в Париже. А здесь должны остаться книги. Кончено же, книги!
– Тогда открываем!
– Нет, – Динозавров быстро схватил чемодан и запихнул обратно в шкаф, – эти книги лучше не открывать.
– Что же это за книги такие?
– Неважно, – Динозавров осторожно прикрыл скрипучую дверцу шкафа, – Мы должны были перетащить на улицу те горшки для клумбы. Что это мы отвлеклись, – сказал он, указав на угол комнаты, там действительно стояли горшки, прикрытые другим стареющим чемоданом.
– Горшки, которые стоят за тем чемоданом? – уточнил Лавр.
– Да, за тем черным чемоданом с… – Динозавров оборвал себя на полуфразе и снова задумался.
– С чем? – поинтересовался Лавр мистическим содержимым баула.
– Не помню, – соврал Динозавров, но было видно, что помнил, но снова не хотел рассказывать.
– Сколько же у вас вещей, про которые вы ничего не помните?
– Два, кажется… десятка, – задумчиво сказал Динозавров.
– Зачем вам столько чемоданов? Вы так много путешествовали?
– Видишь ли, была у меня по молодости страсть к приключениям.
– Приключениям? – переспросил Лавр.
– Да-да. Вот, скажем, исследовать заброшенный замок или дом графа N из красного кирпича. А бывает вот в шторм ехать на плоту в Саргассовом море! Вот это было приключение. Были чудные времена, – мечтательно сказал Динозавров.
– Точно, красное здание!
– Да-да, их в мире довольно много, – задумчиво отозвался Динозавров.
– Да я не об этом, – ответил Лавр.
– А тогда о чём же?
– О приключении! – воскликнул Лавр, – это же настоящий источник вдохновения! Они же могут помочь и со смыслом, вернее, с рисованием и со всем остальным. Вы же это имели в виду, рассказывая Васе про секрет Пикассо? И, кажется, я знаю, как именно он разгадывается. А еще я вспомнил, что меня ждут обедать и не простят моё опоздание!
Лавр выбежал из особняка, прежде чем Динозавров успел предположить, что Васе никакая помощь не требуется, во всяком случае, если о ней никто не просил.