Яхта «Сувенир» шла к острову Ио, на котором живут родители Океаноса – Ставрос и Леда Вентури.
– На острове Ио родилась моя мать, – Сказал Океанос, Мэй. – На этом острове мой отец впервые увидел её!
– Какой он, Ставрос?
– Мужественный, смелый. Мужчина сильный духом!
Они посмотрели друг на друга.
– Почему ты… села напротив, а не рядом?
Океанос посмотрел Мэй в глаза.
– Ты меня боишься?
Она тоже посмотрела ему в глаза.
– Боюсь, что ты меня бросишь. Боюсь, что не бросишь, – не сможешь, бросить!
Мужчина, одетый в красивую чёрную сорочку и стильные джинсы Dsquared2, посмотрел на неё с изумлением.
– Я не бросаю своих женщин…
Он сардонически усмехнулся.
– Это они бросают меня!
Океанос добавил с внезапным волнением:
– Одна даже ушла в монастырь!
– И ты переживаешь? До сих пор…
– Из-за того, что я слишком легко её за это простил? Да!
– А было что прощать?
– Не было! Нам с ней не за что друг друга прощать!
Мэй удивили его слова.
– Почему «не за что»?
– Она не могла по-другому!.. У моей матери был домашний молитвенный алтарь с крестами и фигурками святых… Каждый раз, когда Дафна приходила к нам, она сначала шла к этому алтарю. Не ко мне и нашим друзьям, а туда…
Боль в его глазах.
– Моя мать наблюдала за ней с ужасом и сожалением!
– Почему «с ужасом»?
Мэй поразила история Дафны.
– Страшно наблюдать за тем, как человек чувствует зов своей судьбы!
Мэй посмотрела на море, красивое синее море. «Сувенир» оставлял за собой шлейф кильватерного следа.
Она осознала, что Океанос мог бы быть сейчас мужем другой женщины.
– Не судьба? – Подумала Мэй. – Или трагедия?!
– Не думай, что я страдаю! – Сказал Океанос, и в его голосе прозвучала то ли ирония, то ли насмешка. – Уже нет.
Она подумала, – А я бы страдала! Я бы сходила с ума! Юной прекрасной женщине не нужно ничего, кроме Бога! Я бы думала; что с тобой сделали? Или, что ты с собой сделала?! Я бы думала, юная моя, прекрасная, почему тебе не нужно ничего, кроме любви Бога? Ни любви родительской, ни любви мужской…
Мэй посмотрела на Океаноса.
– Не буду…
Она заглянула ему в глаза.
– Не буду думать, что ты страдаешь.
– Знаешь, что самое страшное? – Внезапно сказал Океанос. – Для меня!..
Он тоже заглянул Мэй в глаза.
– Дафна стала клариссинкой – так называется орден Святой Клары, сподвижницы Святого Франциска. Клариссинки – это женский орден Святого Франциска…
Он побледнел, Океанос.
– Клариссинки затворницы – они затворяются в монастыре так, словно у них никогда никого не было… Ни семьи, ни друзей, ни любви… Никого. Никого, Мэй!
Мэй вспомнила «Моя мать наблюдала за ней с ужасом и сожалением!».
Она подумала, – Не её твоя мать жалела, а тебя!
Мэй стало страшно от мысли о том, что испытывала мать Океаноса, видя, что её сын любит блаженную.
– Я думал, что смогу вытащить её из этого…
Усмешка.
– Я рассуждал так, словно она была наркоманкой или сумасшедшей. Я сам впал в безумие!
Его усмехающиеся губы посинели.
– Думал, что спасаю её… Ходил к аббатисе…
Океанос не договорил.
– Объяснял. Рассказывал. Умолял.
– А она?
Мэй начала осознавать трагедию этого человека.
– Она смотрела на меня, меня не видя.
«Сувенир» шёл вперёд, – всё время, вперёд.
– Почему ты так назвал свою яхту? «Сувенир»…
Странно Океанос посмотрел на неё.
– Есть такая песня «From Souvenirs To Souvenirs» – «Я живу воспоминаниями»…
Мэй подумала, – Получится ли у меня успокоить тебя? Твою душу…
– Хорошее название. Мне нравится!
– Я бываю злым, я с этим борюсь, – Вдруг сказал ей, Океанос. – С этим внутренним монстром! Не знаю, почему… Откуда, это… Эта горькая разъедающая душу, злость!
Он внезапно встал, ушёл, а потом пришёл.
– Ты замёрзла, Мэй!
Океанос принёс плед.
Он подошёл к ней, наклонился и закутал её.
Он боялся разрушать – она это почувствовала. Ничего он так не боялся, как разрушать! Разрушать, поддаваясь эмоциям – боли, горю от не сбывшейся любви.
Мэй поняла его. Мэй его понимала! Её первый муж умер, у неё на руках – её любовь тоже не сбылась!
Внутренний голос сказал ей, – Ты счастливей, ты родила от него ребёнка, успела – урвать немного счастья!
– «Урвать», – Подумала она. – Какое странное уродливое слово!
Океанос сел рядом с ней, на диван.
– Ты права: иногда мне хочется сказать тебе; брось меня, а потом; не бросай!
Мэй удивлённо посмотрела на него.
– Я обещаю тебе, что мой гнев пройдёт, что я не буду тебя им мучить. Обещаю!
Он клялся как пионер или бойскаут «обещаю не быть мудаком и не тревожить тебя своей болью!».
Она подумала, – Что тебе нужно, чтобы закрыть этот гештальт? Увидеться со своей монашкой? Взять её за горло? Спросить, почему? Почему ты меня не пожалела?! Почему себя ты пожалела, а меня – нет, чёрт побери!
Мэй осознала, что Дафна правда не пожалела Океаноса, убежала в свой монастырь, закрылась, и… думай что хочешь! И он думал, – все эти годы, думал! Надумал столько всего, что жить не хочется!
Мэй обняла его, своего красивого молодого мальчика мужчину – обвила его шею руками, и сказала на ушко:
– Знаешь, как я люблю тебя?
– Как?
Улыбка в его голосе и мягкая нежная нота.
– До изнеможения. Больше жизни!