В любом углу сирень, ковры,
А к вечеру и тьма – персидская.
Карман с размякшими ирисками,
И хлеб торчит из кобуры.
В военном детстве высох пруд,
Лес черный заварился, выкипел,
И, доживая век во флигеле,
Старухи внуков берегут.
Кота там прячут от беды,
Тьма забрюхатила от сырости,
Там боль, которую не вынести,
Отрепетировали мы.
На родину под старость зим
Дорога служит нам наградою.
Темнеет, и рябит закатная
Посадка молодых осин.
Торсянина возьмет, когда
Он зарыдает: Неужели я…, —
От солнечного мельтешения
Водительская слепота.