Около половины девятого утра в раздевалке младшей школы всегда царила изрядная суета. И прекращалась в половине девятого, когда в гардероб спускались учителя и забирали свои классы наверх… К знаниям!
Не отличающейся пунктуальностью Марише еще ни разу не удавалось застать этот знаменательный момент, они с Катей всегда появлялись позднее, когда часы уже высвечивали угрожающую близость к девяти – времени начала школьных занятий. Явиться в класс между половиной девятого и девятью считалось нормальным. Но опоздание хоть на минуту после девяти грозило уже выговором, а Катя очень боялась получить выговор.
Катюшка всегда была ребенком ранимым и чувствительным к мнению окружающих. На взгляд Мариши, даже слишком чувствительным. Но что поделать, если такой уж цветочек нежный уродился и вырос у них в семье. Мама Мариши, двоюродная бабушка малышки, обычно в таких случаях приговаривала:
– Что родилось, то и выросло.
Однако сама Мариша считала, что если бы Юлька – ее кузина и по совместительству Катюшкина мама – проявляла поменьше трепета по отношению к своему дитятку, то от этого выиграли бы они все и в первую очередь сама Катя, у которой к семилетнему возрасту не развился бы панический страх перед всем, что казалось ей хоть немного опасным или просто неприятным.
В результате за свою недолгую жизнь Катя сменила три частных детских садика, в каждом из которых ее мать, а следом за ней и Катюшку что-то не устраивало. В одном ребенка слишком перегружали занятиями. В другом Катя не сошлась характером с воспитательницей, которая почему-то упорно не желала бросать всю группу на произвол судьбы, чтобы сосредоточить все свое внимание на одной лишь Кате, стоило девочке захныкать. А в третьем садике и занятия нравились, и воспитательница была милая, но там оказался противный учитель пения, которого Катя сразу невзлюбила. Вот невзлюбила, и все. А директриса, удивительно черствая женщина, не пожелала прислушаться к просьбе Юли и не сменила в музыкальной группе, где занималась Катюша, преподавателя.
– Еще бы! – возмущалась Юля. – Я потом узнала, что это ее родной сын. Конечно, она ему все прощает и все позволяет. А он на мою Катюшку кричал! Представляешь? Требовал, чтобы она пела вместе с остальными детьми, а Катюшке в тот момент совсем этого не хотелось. А он ее заставлял! Это же возмутительно и непедагогично, такой человек не имеет права заниматься с детьми. Я так и сказала директрисе, но она про своего сына ничего плохого и слушать не желает.
К слову сказать, сама Юля поступала в отношении своих детей точно так же. Но конечно, что позволено Юле, не позволено этой директрисе.
– И вообще, я сделала для себя вывод, что все эти частные садики – это чаще всего обман. Набирают туда педагогов вовсе не за какие-то их заслуги или успехи в образовательной деятельности, а просто по знакомству или вот так, как в случае с учителем пения, по родству. Заведение же частное, как директор распорядится, так и будет.
Но Юлька была человеком упрямым. Она не сдавалась, и пусть с садиками не очень-то получилось, но в сентябре Катюшке идти в школу. И Юля твердо была настроена найти идеальную частную школу, где внимательному отношению к ребенку не помешают разумные строгости в воспитании. И она ее нашла. Вот только, увы, школа эта находилась в часе езды от дома Мариши.
Теперь нужно объяснить, почему расстояние от Катюшкиной школы до дома ее тети было так важно для всей истории. Дело в том, что Юле было необходимо уехать вместе с мужем и младшим сыном. А Катюшку они оставляли Марише.
– Ничего не поделаешь, придется тебе повозить Катюшку в школу, – заявила Юля, глядя на Маришу. – Тебе ведь не трудно, ты все равно не работаешь. Правда?
Мариша проглотила вертящийся у нее на языке ехидный ответ, не хотела еще больше травмировать Юльку, которой и без того тяжело давалось расставание с дочерью. Но что поделать, Колю переводили служить в Мурманск, и даже еще дальше, в какой-то военный городок, настолько засекреченный, что его названия Юлька сказать своей кузине не имела права.
– Школа там есть, но ты же понимаешь, ЧТО это будет за школа. Для моей Катюшки она точно не подойдет!
– Почему? Другие же дети учатся.
– Так то другие! А моя девочка – особенная! Одаренная! Ей нужны особенные учителя, продвинутые, с оксфордскими дипломами. Таких учителей в захолустье не найдешь.
Мариша не понимала, что такого изучают в первом классе, что нужен диплом Оксфорда. И что нельзя было бы изучить в случае крайней необходимости даже дома.
– Моя Катюша безумно талантливая девочка!
– Но вот беда, очень уж она у тебя тихая и скромная.
– Ты это тоже понимаешь?! – с восторгом воскликнула Юля. – Ах, как я боюсь за нее! Ее способности так легко загубить черствым отношением или просто грубым словом, она замкнется в себе, перестанет стараться. Катюшке нужно особое отношение. Ты ведь тоже так считаешь?
Вообще-то Мариша считала, что единственное, что нужно самой Юле, так это уже перестать кутать своих детей в вату, словно они хрупкие елочные игрушки. Невозможно всю жизнь опекать ту же Катюшку, оберегая ее и от грубых людей и от их не всегда красивых поступков. Пора уже девочке потихоньку привыкать к мысли, что не всегда этот мир будет к ней исключительно ласков. Но по причине неустойчивости психики своей сестрицы Мариша опять же промолчала. Юлька перед отъездом стала такая дерганая, такая нервная, чуть что принималась орать или плакать, так что Мариша прямо вздохнула с облегчением, когда Коля со своей поредевшей семьей отбыл наконец по месту своей службы, а Катюшка осталась с тетей и ее детьми.
На следующий день после отъезда кузины Мариша честно съездила в ту школу, которую облюбовала Юля для своей дочери. Дорога заняла у нее полтора часа в одну сторону и час с небольшим в другую. Вернувшись домой, Мариша себя чувствовала утомленной и злой. Сама школа ей понравилась, особенно ремонт помещений и спортивное поле. Но очень уж далеко она находилась от их дома.
«М-да, – задумалась Мариша. – Это я один раз съездила, а если каждый день? Да еще утром? По пробкам?»
И, не заходя домой, она отправилась в школу, куда ходили ее собственные дети и которая находилась через дом от них. Там Маришу хорошо знали, все-таки двое детей. И когда услышали о том, что ей нужно устроить племянницу, вопросов не возникло.
– Конечно. Девочка зарегистрирована у вас?
– Да.
– Если регистрация нашего района, вообще никаких проблем. Места свободные пока что есть. Приносите документы, и мы зачислим вашу племянницу в первый класс.
Так легко и просто, без всяких вступительных экзаменов, тестирования и прочей лабуды, Катюшка оказалась ученицей средней школы города Санкт-Петербурга с углубленным изучением английского языка. К счастью, Юлька не успела оплатить обучение дочери, поручила это сделать Марише. Ну а Мариша решила, что можно использовать эти деньги и на более подходящее дело. Юльке она о своем решении не сказала, зная, что кузина появится не раньше Нового года. Ну а за это время либо Катюшке понравится в этой школе, либо… В любом случае тратить два или даже три часа в день на дорогу до школы, когда можно потратить на это четверть часа, Мариша не собиралась. Пусть Юля простит ее за это.
Катюшка пошла в новую школу охотно и без вопросов. Быстро нашла себе подружек, полюбила учительницу. Учеба давалась ей легко. У Катюши оказались ловкие пальчики, которые умело держали в руках ручку и выводили ровненькие строчки сначала палочек, потом закорючек, а затем и буквочек. Цифры она складывала и вычитала в уме, тем более что программа в этом году была совсем простая, за целый месяц изучили лишь три первые цифры. Катюша быстро выбилась в лучшие ученицы, и теперь каждый день у нее на парте сидел плюшевый зайчик – своего рода переходящее красное знамя класса.
Если кто не знает, такое знамя в советское время выдавалось наиболее отличившейся в работе бригаде или звену. И это был почет. Целую неделю ударники ходили гордые и делали все возможное, чтобы знамя осталось за ними. Ну а остальные соответственно прилагали все усилия, чтобы знамя перешло к ним. Кто-то скажет, глупо сражаться не за прибавку к зарплате или премию, а за кусок ткани, да еще выданный на время и не лично тебе, а целой бригаде. Но вот такие уж были наши предки глупые, или как-то иначе их назовите, найдете, наверное, подходящее сравнение.
Что касается Катюшки, той удавалось иной раз удерживать плюшевого зайчика на своей парте целыми неделями, и она была собой очень довольна. Вообще, отъезд родителей благотворно сказался на девочке. Она совсем перестала капризничать, была неизменно собранна и аккуратна. Мариша даже удивлялась, как такой маленький человечек может быть таким внимательным к мелочам. И карандаши у Катюши были наточены, и учебники обернуты, и туфельки вычищены и стояли аккуратненько на своем месте.
И во время разговоров с сестрой Мариша с неизменной гордостью сообщала:
– Золотой у тебя растет ребенок, Юлька! Она у тебя далеко пойдет.
– Да, да, я уверена, что так самоорганизоваться Катюшке помогла ее школа, – отвечала Юлька. – Видишь, я же говорила, главное, грамотно выбрать школу. Вот я выбрала частную и не прогадала. Только у меня один вопрос, как вы с ней ездите? Не слишком устаете?
На этом месте Мариша обычно делала вид, что связь прерывается, мол, ничего не слышу. И до следующего сеанса все оставалось благополучно.
К концу подходила первая четверть. До каникул оставалось всего несколько дней. И Мариша, сидя утром в вестибюле школы, рассеянным взглядом сканировала знакомую картину, которую за истекшие недели в тех или иных вариациях видела уже многократно.
Так, Федюшкин Петя снова явился растрепанный, и рубашка у него в каких-то пятнах. Сам мальчик хороший, но страшно невезучий. Вечно влипает в какие-то истории, в которые с радостью бы и не влипал вовсе. Вот, к примеру, если все дети прыгают через лужу, этот норовит лужу обойти. Но уж такая его несчастливая звезда, что обязательно на краешке лужи Петя поскользнется, оступится и тогда уж так забрызгается, как все остальные дети, проскакавшие через огромную лужу, не сумели.
И мама у него странная. Спину держит так прямо, словно кол проглотила, никогда не улыбнется ни окружающим, ни сыну. Всегда и всем недовольна. Даже школой, хотя она считалась в районе очень хорошей.
Но мадам Федюшкина и тут умудрилась поджать свои тонкие губы и заявить как-то сыну:
– И зачем только я отдала тебя в эту школу! Что за дети! Носятся! Шумят! А все твой отец виноват! Настоял на том, чтобы тебя отдали именно в эту школу, да еще и именно в этот класс. Дался он ему!
И ладно бы она на других детей бранилась, но и к собственному сыну она была холодна и строга. Мариша не могла припомнить случая, чтобы женщина обнимала или тем более целовала ребенка. Зато выговоры она ему делать обожала. И не ему одному.
Однажды хулиганистый мальчишка – Ваня Синяков обозвал Петю придурком, а второй раз какие-то мальчики затеяли возле мадам Федюшкиной веселую возню и случайно задели ее. И оба раза возмущению мадам не было предела. На взгляд Мариши, так кипятиться из-за такой ерунды явно не стоило. Впрочем, ведь это не ее ребенка обозвали придурком и не ее толкнули резвящиеся мальчишки. Еще неизвестно, как бы сама Мариша отреагировала в этом случае.
Утром мать приводила Петю, а вот домой он шел один. И всегда с приключениями. То куртку наденет шиворот-навыворот, то шапку в школе потеряет, то мешок со сменной обувью по дороге в грязь уронит. В общем, не знаешь, то ли смеяться, то ли плакать с таким ребенком.
Рядом с Петей переодевается Варя, у нее есть еще сестра Вера, они близняшки. Обе девочки занимаются большим теннисом, каждый день их забирает спортивная подтянутая мама, которая и везет девочек на корт, где они носятся до полного изнеможения. И домашние задания у них частенько сделаны второпях.
А вон там, возле двери, переобувается в красивые лакированные туфельки черненькая Эстер, трижды в неделю она ходит в музыкальную школу, учится играть на баяне. Получается это у нее не ахти, но времени отнимает много. А еще хочется погулять, порезвиться с друзьями, посмотреть телевизор и всякое такое прочее. В результате Эстер имеет едва ли не самые плохие результаты в классе, хотя, конечно, все еще может двадцать раз поменяться, потому что заканчивается всего лишь первая четверть первого года обучения – есть время исправить оценки.
Эти дети из класса всегда немного опаздывают, поэтому их Мариша знала лучше остальных. Был, правда, еще один мальчик, но сегодня что-то его не видать.
– Тетя Мариша, можно я пойду?
Пока Мариша глазела по сторонам, Катюшка уже переоделась, надела свой ранец и теперь с нетерпением поглядывала на свою тетю.
– Дай я тебя поцелую.
Катюшка охотно подставила щеку, а потом неожиданно обняла Маришу и прошептала:
– Я тебя люблю.
– Спасибо, – даже растерялась Мариша. – Я тебя тоже люблю.
И Катюшка побежала наверх. Эстер за ней. Варя третьей. Ну а последним, ясное дело, отправился Петечка. Пока нес в гардероб свою куртку, умудрился выронить из рукава шарф, был вынужден вернуться за ним, поднять, снова уронить, поднять… От его дальнейших приключений Маришу милосердно отделила стена гардероба. Но она заметила, что мама не стала ждать возвращения Пети. Не захотела ему даже сказать ласковое слово на прощание. Она просто повернулась и ушла с таким видом, словно весь мир ее обидел. И когда Петя появился, надо отметить, лишь спустя пять минут, что-то у него там в гардеробе снова произошло, на стульях его ждал только его рюкзак. Подхватив его, мальчик поспешил в класс. Отсутствие мамы его не обескуражило, он давно привык к таким проявлениям ее неудовольствия.
Больше Маришу тут ничего не задерживало, так что она направилась на улицу. Но в дверях столкнулась с Володей Сухаревым и его мамой. Володя был мальчиком примечательным во всех отношениях. Ростом он превосходил всех других первоклашек. И весом… он превосходил их раза в два-три. У него было круглое лицо, румяные, лежащие на воротнике, щеки и роскошные волнистые волосы, за которые ему можно было простить все на свете. Мама своего Володю обожала и заметно гордилась тем, какой большой и чудесный ребенок у нее родился. Надо было видеть, как нежно она смахивала прядь волос с его лба, с каким выражением лица обнимала его за плечи, как взволнованно обсуждала с учительницей успехи своего Володи.
Было понятно, что других интересов, кроме Володи, у женщины особо нет. И проблем тоже. С первого взгляда было видно, что семья у Володи зажиточная. Туалеты Володиной мамы менялись каждый день и были неизменно подобраны с большим вкусом. Также она никогда не скупилась на подарки для учительницы. Цветы дарила часто: лилии, розы или орхидеи – дорогие, изысканные и обязательно в подарочной упаковке, которую родители победней считали просто ненужной роскошью. Но мама Володи хотела, чтобы ее ребенок был выделен из массы остальных детей, словно одних его габаритов для этого было недостаточно.
Обычно Володя с мамой всегда приходили в половине девятого, чтобы избежать толчеи, но при этом чтобы вовремя отправиться наверх. Когда приходили Мариша с Катюшей, они видели лишь скрывающийся затылок Володи и его неизменно улыбающуюся маму, убегающую по своим делам.
Но сегодня мать с сыном что-то припозднились. Да и выглядели странно. Володя был какой-то взлохмаченный, у его мамы съехал набок тюрбан, который она неизменно повязывала на голову, используя для этого платки самых разных цветов. Дышала дама тяжело, и одно ухо у нее кровоточило. Марише даже показалось, что несколько темных капелек крови упало на светлый ворс элегантного полупальто женщины. Володя был уже без верхней одежды, которую держала в руках его мама, но мальчик все еще был в уличных ботинках.
– Володя, скорей! – потребовала мать от Володи. – Переобувайся! Ну, скорей, родимый. Опаздываем же!
Володя принялся покорно менять обувь. А женщина пританцовывала рядом, следя за ним и совсем не обращая внимания на собственный внешний вид.
Что же произошло? Почему безупречно одевавшаяся дама в таком виде выскочила на улицу? Там, где ее могли увидеть знакомые? Мариша невольно заинтересовалась и притормозила. Что случилось у Володи и его мамы? Любопытство ее было раззадорено. И Мариша решила немного понаблюдать за мальчиком и его матерью.
– Иди наверх! – непривычно резко приказала женщина Володе, когда тот разобрался с ботинками. – И никому ни слова, ты меня понял?
Володя молча кивнул. Кроме них, в гардеробе уже никого не было. Лишь гардеробщица маячила с укоризненным видом (еще бы, опаздывают!) да охранник сидел на своем месте. Ну, и еще Мариша пряталась за углом. Но мама Володи на служащих внимания не обратила. Она привлекла к себе сына, обняв, а потом слегка оттолкнула от себя:
– Ну, иди… Иди, мой родной.
Володя прошел по инерции несколько шагов, но затем остановился и повернул голову.
– Мама… А…
Голос его звучал растерянно. Ребенок явно был не в своей тарелке, он нуждался в поддержке и ободрении. И его мать это поняла.
– Все будет в порядке, – твердо произнесла она. – Я тебе даю слово. Иди, учись и ни о чем не думай. Иди, я тоже пойду.
Но она стояла до тех пор, пока ее сын не скрылся на лестнице. Зато после этого резко повернулась и побежала к выходу. Мариша никак не ожидала подобной прыти от этой уже немолодой и дородной дамы, всегда двигавшейся с большим достоинством. Даже когда она торопилась первой преподнести свой букет на День учителя, она двигалась хотя и стремительно, но все же не забывала о том, что она – это она! А тут вдруг поскакала, словно резвый пони.
Наткнувшись на Маришу, притаившуюся за углом, дама растерялась. Она явно не ожидала, что кто-то из родителей подсматривает за ней. На ее холеном лице мелькнуло выражение неудовольствия, но уже через секунду она обогнула Маришу и бросилась к выходу из школы. Разумеется, Мариша последовала за ней. Кем бы она была, не поступи она так? Уж точно не самой собой.
Любопытство было, пожалуй, основной чертой Маришиного характера. И если бы не это ее извечное желание сунуть свой нос не в свое дело, не бывать бы Марише знаменитой сыщицей-любительницей. Во всех своих расследованиях Мариша в первую очередь опиралась не на логику, анализ, а на свое прославленное чутье. Конечно, профессиональные сыщики, слыша ее объяснения, что она благодаря своему чутью пришла к тому или иному выводу, заподозрила того, а не другого, только покатывались со смеху. Но смех смехом, а и они были вынуждены признать, что результат у Мариши был, и неизменно превосходный. Она сама не помнила ни одного дела, за которое бы взялась и не смогла довести его до логического завершения – поимки преступника.
И всегда главной подмогой ей было ее чутье и еще одно качество – то самое любопытство, которое это чутье и будило от спячки. Вот и сейчас любопытство сделало звоночек, чутье проснулось и тоже мигом насторожилось. Мама Володи вела себя странно, а все странное вызывает подозрение, а все подозрительное может быть опасным.
– Особенно сейчас, особенно в наше время.
Чем это самое «наше» время отличалось от «не нашего», Мариша, спроси у нее кто об этом, и сама не могла бы толком объяснить. Она и не пыталась. Просто сделала то, что должна была сделать. Она вышла следом за мамой Володи на школьное крыльцо и с интересом проследила, как женщина запрыгнула в машину цвета сливок, сверкающую хромом.
– Ух ты! «Порше»! – прошептала Мариша, не сдержав восторга при виде такой красоты.
За рулем машины сидел шофер – молодой парень. На заднем сиденье, куда уселась мама Володи, расположился еще какой-то мужчина.
Мариша очень старалась увидеть, кто там сидит, но лица мужчины толком не разглядела. Она лишь увидела, что у пассажира большой нос и очки. Возможно, муж? Отец Володи? Мариша никогда не видела этого мужчины, так что сказать точно не бралась.
Одно она видела ясно. Никаких нежностей между этими двумя – пассажиром сливочно-пломбирной машины и матерью Володи не наблюдалось. Они даже не взглянули друг на друга, женщина просто села рядом с мужчиной, а тот дал приказание шоферу трогаться.
Автоматически Мариша посмотрела на номерные знаки машины. Номер был крутым. Запомнить его мог и ребенок.
Еще не зная, зачем ей это может понадобиться, но уже чуя, что понадобится обязательно, Мариша уложила номер в ячейку своей памяти и побрела прочь. Сейчас дети будут учиться, впитывать в себя знания, у них три урока по сорок пять минут плюс две переменки. Значит, раньше одиннадцати пятнадцати ей возле школы делать нечего. До этого момента никто из детей внизу не появится, и Володя в том числе. Так что если Мариша хочет продолжить свои наблюдения, ей нужно подойти к школе часикам к одиннадцати. Обычно мама Володи появлялась заранее, словно само ожидание того момента, когда она сможет увидеть своего ребенка, доставляло ей неописуемое наслаждение. Вот тогда Мариша и понаблюдает за этой женщиной всласть. А может быть, наберется смелости и заговорит с ней. Мама Володи состоит в родительском комитете, так что повод для разговора найти будет нетрудно. Ну а там слово за слово, как знать, возможно, разговор зайдет и об утренних приключениях Володи и его матери.