Кунте приходилось чуть ли не бежать, чтобы оставаться за отцом в двух шагах, как требовал обычай. Каждый широкий, плавный шаг отца был равен двум его коротким, быстрым шажкам. Примерно через час пути восторг Кунты ослабел – почти так же, как и он сам. Сверток, который он нес на голове, казался все тяжелее и тяжелее. Мальчик со страхом подумал: а что, если он устанет так сильно, что не сможет дальше идти? И тут же яростно сказал себе, что скорее рухнет замертво, чем позволит такому случиться.
Повсюду вокруг них сновали дикие свиньи, из-под ног взлетали куропатки, кролики стремительно неслись к своим норам. Но Кунта думал только о том, чтобы не отстать от Оморо – он и слона бы не заметил в таком состоянии. Мышцы под коленями начали потихоньку ныть. Лицо было покрыто потом, голова тоже. Он чувствовал, что сверток начинает соскальзывать – понемногу, то в одну сторону, то в другую. Ему приходилось поправлять его обеими руками.
Через какое-то время Кунта увидел, что они приближаются к дереву странников другой деревни. Ему стало интересно, что это за деревня. Если отец скажет, он наверняка вспомнит, но с того момента, как они покинули Джуффуре, Оморо не произнес ни слова и ни разу не обернулся. Через несколько минут Кунта заметил, как к ним спешат голые дети первого кафо – так он сам когда-то встречал странников. Дети махали им и кричали. А подойдя ближе, были изумлены тем, что видят столь юного странника.
– Куда вы идете? – кричали дети, толпясь вокруг Кунты. – Он твой отец? Вы мандинго? Где ваша деревня?
Кунта хранил молчание, как и его отец. Он был преисполнен чувства собственного достоинства и значимости.
Как правило, возле дерева странников тропа раздваивалась: одна вела в деревню, другая – мимо. Если у странника не было дел в деревне, он мог пройти мимо нее, не проявив грубости по отношению к ее жителям. Оморо и Кунта зашагали мимо, и малыши разочарованно загалдели. Взрослые же, сидевшие под деревенским баобабом, лишь мельком взглянули на странников. Их внимание было приковано к сказителю – Кунта услышал, как он громко повествует о величии мандинго. На благословении новой деревни дядьев, наверное, будет много сказителей, певцов и музыкантов, подумал Кунта.
Пот стал заливать ему глаза. Мальчику приходилось часто моргать, чтобы избавиться от жжения в глазах. С момента выхода солнце прошло лишь половину неба, но ноги Кунты уже сильно болели, сверток на голове потяжелел. Мальчику казалось, что он больше не может сделать ни шагу. Чувство паники еще более усилилось, когда Оморо неожиданно остановился и положил сверток на землю. Кунта увидел рядом с тропой прозрачный водоем. Мальчик постоял, пытаясь унять дрожь в коленях, потом взялся за сверток на голове, чтобы опустить его на землю, но тот выскользнул из пальцев и грохнулся с громким стуком. Кунта понимал, что отец услышал, но Оморо стоял на коленях и пил у источника, ничем не показывая, что знает о присутствии сына.
Кунта даже не осознавал, как ему хочется пить. Шаткой походкой приблизившись к источнику, он опустился на колени, чтобы попить, но ноги его не держали. Он несколько раз попытался, но в конце концов лег на живот, приподнялся на локтях и опустил губы в воду.
– Чуть-чуть. – Отец впервые заговорил с ним с момента выхода из Джуффуре, и это поразило Кунту. – Проглоти чуть-чуть, подожди, потом выпей еще немного.
Кунта почему-то разозлился на Оморо. Он хотел сказать «да, отец», но ни звука не вылетало из его пересохшего горла. Он набрал в рот холодной воды и проглотил ее. Заставив себя выждать, он чуть не потерял сознание. Выпив еще немного, Кунта сел и расслабился. Он думал, что так вот и становятся мужчинами. А потом, выпрямившись, он почувствовал, что начинает дремать.
Когда Кунта очнулся – как долго он спал? – Оморо нигде не было. Мальчик видел большой сверток под деревом – значит, отец неподалеку. Он начал оглядываться по сторонам и только тогда понял, как сильно устал. Он встряхнулся и потянулся. Мышцы болели, но чувствовал он себя гораздо лучше, чем прежде. Кунта опустился на колени и сделал несколько глотков из источника. Его поразило собственное отражение в воде – узкое черное лицо с широко распахнутыми глазами и большим ртом. Кунта улыбнулся себе, потом усмехнулся, показывая зубы. Он не смог сдержать смеха, а когда посмотрел вверх, рядом с ним стоял Оморо. Смутившийся Кунта вскочил, но отец смотрел не на него, а куда-то в сторону.
Они устроились в тени деревьев, по-прежнему не говоря ни слова. Вокруг них тараторили обезьяны и громко кричали попугаи. Они съели хлеб, заботливо положенный Бинтой, и четырех жирных голубей, которых Оморо подстрелил из лука и зажарил, пока Кунта спал. Пока они ели, Кунта твердил себе, что у него впервые появилась возможность показать отцу, что он тоже умеет охотиться и готовить еду – они с приятелями по кафо давно наловчились готовить себе обед в буше.
Когда они покончили с едой, солнце прошло уже три четверти пути и стало не так жарко. Подняв свертки на голову, они снова вышли на тропу.
– Каноэ тубобов всего в дне пути отсюда, – сказал Оморо, когда они ушли довольно далеко. – Сейчас светло, и все видно, но нам нужно держаться в стороне от высоких кустов и травы, подальше от неприятностей. – Оморо коснулся ножа в ножнах, лука и стрел. – Сегодня нужно заночевать в деревне.
Конечно, рядом с отцом можно было не бояться, но Кунта все же вздрогнул – с рождения он слышал об исчезновении и похищении людей. Печальные вести разносили по округе барабаны, об этом же рассказывали и приходящие в деревню странники. Они зашагали быстрее. Кунта заметил на тропе помет гиены, абсолютно белый – эти хищники своими мощными челюстями перемалывали кости в порошок и съедали их. Их приближение вспугнуло стадо антилоп: они перестали щипать траву и замерли, провожая людей глазами.