Малаховская дача Королёвых утопала в красках ранней осени. Холодное утро субботы, точно такое же, как в колхозе за триста километров отсюда, перешло в спокойный день. Во второй половине даже выглянуло солнце, обещая благоприятную погоду в ближайшие дни.
Аспирант МОГИФКа Виктор Кранчевский, просидев всё утро над кандидатской диссертацией, вышел после обеда на террасу дачи и потянулся:
– Эх, красотень какая!
При свете солнца капли дождя блестели на ёлках гирляндами. Клумбы с цветами и газоны смотрелись свежими. Дорожки из деревянных кругляшей, и особенно те, что были посыпаны светлым дроблёным камнем, выглядели словно умытыми к какому-то празднику. «Вечного Огня не хватает и зубцов Кремля, а так – чем не Александровский сад?» – спросил у себя Виктор. И тут же ему в ответ раздался негромкий, дружелюбный клокот сороки. Длиннохвостая красавица, спрятавшись в кроне одной из вишен, клевала уже подсохшие плоды.
– Ах ты воровка! – шикнул на птицу Кранчевский, но незлобно, а чтобы поддержать разговор, и, на правах давнего знакомого, стал подходить к дереву поближе. Сорока подождала, пока дистанция между ней и человеком сократится до максимально допустимой, затем недовольно клёкотнула и взлетела. Кранчевский, вздрогнув от неожиданности, махнул ей вслед рукой: – Ну, лети-лети, стрекотунья. Нет чтобы посидеть, поболтать со мной. – Дача, такая большая, в отсутствие друзей, уехавших в колхоз, с которыми он снимал её у хозяев, казалась не сказочным теремом с остроконечной крышей, а угрюмым замком заточения, обширный парк вокруг дома – не шикарным садом, а пустынной прерией.
Подойдя к дереву, Виктор протянул руку, сорвал две подсохших вишни на одном черенке. Одна ягода была подгнившей, вторая – хорошей. Выбросив плохую, другую Виктор обтёр и сунул в рот. Приятный, слегка дымный вкус плода разошёлся по нёбу.
– Во добро пропадает, – Кранчевский с сожалением оглядел дерево. На ветках висело много несобранных, таких же подвядших ягод. Вишню, как и всю прочую зелень, хозяева сажали для красоты. – Эх, собрать бы их да на наливочку… – аспирант потёр ладони, кинул ещё один взгляд на вишню, прикидывая, стоит ли овчинка выделки и, решительно махнув рукой, пошёл в сторону гаража за лестницей.
Через пару часов, сидя перед двухлитровой эмалированной кастрюлей, заполненной ягодами, Кранчевский рылся в своих записях аспиранта: где-то на странице ежедневника он не так давно записал рецепт приготовления именно вишнёвой наливки. Он вычитал его не то в журнале «Работница», принесённом Машей, не то в «Здоровье», где иногда тоже появлялись интересные и несложные кулинарные рецепты. Медицинский журнал получал по почте старшекурсник Галицкий. Несмотря на то, что годовая подписка стоила половину месячной стипендии, Юра не скупился на неё. Вытаскивая каждый месяц журнал из почтового ящика, он «проглатывал» его, ревниво пряча от ребят. Единственным, кому разрешалось полистать «Здоровье», был Стас Добров, одобряющий увлечение Галицкого традиционными народными методами лечения. Их было по нескольку в каждом номере. Поэтому Юра относил журналы в типографию, где их аккуратно подшивали, оборачивая обложку пластиком. И никакой трёшки за это жалко тоже не было, так как знания эти Галицкий регулярно применял, едва лишь кто-то из «домочадцев» начинал сопеть носом.
– Лучше лечиться дольше, но травами. Тебе, Вовка, для дезинфекции, нужно полоскать горло и промывать нос настоем из них. Возьми хоть ту же аптечную ромашку, шалфей, зверобой, эвкалипт, череду… Про тысячелистник вообще молчу – он всё лечит!.. Но это же руки нужно приложить! А тебе вечно некогда. Поэтому ты сушишь себе слизистую «Нафтизином», – по-старчески ворчал Юра, укоряяя всякий раз, когда Стальнов простывал: – Знаю я тебя – опять на зачёте по хоккею красовался перед девчонками без шапки?
– Жарко было, – выглядывал Володя из-под одеяла – накрывшись им, он сидел над кастрюлей с горячим картофельным отваром, куда Галицкий бросил, не жалея, листья лаврового листа.
– Жар костей не ломит. Давай, давай, дыши! Дон Жуан хренов, – Юра спешил снова закрыть друга, сберегая под одеялом ценный пар.
Володя послушно завершал процедуру, а затем стоически позволял себя поить и натирать, в благодарность называя однокурсника «маменькой». Ради того, чтобы избавиться от соплей, он готов был и не на такие пытки.
Вспоминая про их весёлую жизнь на старой даче, Виктор незлобно усмехнулся. Запись с рецептом никак не находилась. Раздосадованный, аспирант пошёл на кухню и нашёл там «поваренную книгу» первокурсника Шумкина – ещё одного жильца, недавно появившегося в компании старших ребят. Несмотря на общую спешку при сборе в колхоз, вытащить книгу Миша не забыл.
Через некоторое время Кранчевский уже стоял в местной аптеке в очереди, чтобы купить спирт. Литра алкоголя, разбавленного пополам с водой, для наливки как раз хватило бы. «Эх, удивлю я ребят, когда вернутся», – заранее радовался Виктор, возвращаясь на дачу с пузырём. Для приготовления хорошей настойки требовалось не менее шести недель. Раньше друзья из колхоза приедут вряд ли.
– Не забывать бы ещё регулярно встряхивать её раз в неделю, – наказал он вечером Маше. В отсутствие ребят, Кузнецова, приезжала к нему из Москвы достаточно часто.. Виктор гордо указал на трёхлитровую банку, завязанную марлей и водружённую на один из шкафов.
– Ага, и непременно стоит каждый раз дегустировать, – Маша к такой суете отнеслась скептически.
– Брось! Не для того мучился, – заверил Виктор. – Ребята приедут, а у нас такой деликатес!
– Надолго ли козлу капуста?
– Ну, знаешь ли! – вспыхнул аспирант, поправляя очки. – Если ты считаешь меня таким уж неисправимым алкашом, зачем согласилась выйти за меня замуж?
Это была провокация. Кузнецова отвечала, бережно отодвигая банку подальше от края:
– Алкашом я тебя никак не считаю. А замуж могу и не идти. Хозяин – барин… – Девушка сделала вид, что обиделась, но за ужином всё же похвалила Виктора за смекалку, предлагая сохранить наливку до их свадьбы в начале января.