8

Тайная тропа Отшельника пролегала по довольно глубокой, прикрытой скальными карнизами расщелине – то ли по руслу высохшего ручья-водопада, то ли по старому ливневому стоку.

Сам Отшельник первым спустился к выступу, венчающему наиболее крутой участок тропы, и привязал к сосне припасенную им веревку. Придерживаясь за нее, группа с двумя пулеметами и рацией достигла этого выступа без особых приключений. А дальше, пройдя каменным лабиринтом метров сто влево по склону, наткнулась на еще одну расщелину, которая как бы подрезала склон, устремляясь к скалистому поросшему ельником берегу речки.

Как только они, перескакивая с камня на камень, преодолели эту речушку, Беркут оглянулся. Освещенные лунным сиянием склоны вершин представали перед ним, словно фантастическое видение. Все в их облике было неестественным, загадочным и недоступным.

– Интересно, днем они смотрятся отсюда так же угрюмо? – тихо спросил он идущего впереди Отшельника.

– Одичавшая земля. Никому и в голову не придет искать здесь путь к вершине. Даже самоубийце. А взойти, как видишь, можно, и путь этот, если учесть, что до Крестной тропы, по которой вы все поднялись на пустошь, нужно обходить по бездорожью почти девять километров, – не такой уж трудный.

– Жаль, что раньше я не знал, что собой представляет эта пустошь. Слышать слышал, но бывать в этих местах не приходилось.

– Еще насмотришься на нее. Ты везучий, на твой век хватит. И находишься по этим чертовым камням, и навоюешься.

– Когда вернемся – поговорим, есть о чем.

– Да, по-моему, обо всем уже поговорили. Я тебе дорогу показал? Показал. Ну и скажи спасибо. Еще немного проведу, вон до того холма, а дальше воюй, как знаешь. Только уже без меня.

Поднявшись на холм, бойцы несколько минут с одинаковым интересом всматривались и в околицу села, выдававшую себя очертаниями крыш в двух километрах отсюда, и в первые, розоватые блики рассвета, и в мрачную зубчатую стену Лазорковой пустоши, казавшейся неприступной и, конечно же, необитаемой.

– Радиста лучше всего усадить на склоне этой «звонарни», – посоветовал Отшельник, взойдя на холм последним. – Тогда немцы остановят машину сразу за ущельем и попрут по редколесью окружать партизан. Даже подкрепления не попросят. А засаду здесь можно организовать великолепную. Радисту тоже отходить удобно.

– Кажется, ты не хотел встревать в бой? – сказал Беркут. – Вот и останешься с ним.

– Не останусь. Буду ждать за ручьем. На тропе, между камнями. Кто вернется, того и проведу, – угрюмо, но довольно решительно ответил Отшельник. После чего положил у ног Беркута немецкий пулемет, потом снял с плеча автомат и, поигрывая им, словно игрушкой, начал спускаться с холма той же тропой, которой привел их сюда. Впрочем, метрах в тридцати от холма тропка сворачивала вправо, и дальше Задунаев уже сам должен был находить путь к вершине.

– Что значит – ты будешь ждать нас там? – взорвался Колодный. – Тебе же приказано! С тобой говорит капитан.

– Угомони его, Беркут, а то я и прибить его могу ненароком, – проворчал Отшельник, не оглядываясь. – А ты, радист, если заблудишься, ориентируйся вон на тот коричневый выступ на скале. Тропа начинается влево от него. Там и буду ждать тебя.

– Откуда взялся этот фрукт? – раздраженно спросил младший лейтенант, рассчитывая именно на то, чтобы Отшельник обязательно услышал его. – Где вы откопали такого, капитан?

– Здесь ещё и не такие случаются.

– Скажу прямо: лично мне он не нравится. Как и весь организованный им утренний променад.

– Он затем и привел нас сюда, чтобы фрицам красиво подставить, – мрачно поддержал его стоявший рядом радист.

– Не исключено, – спокойно заметил Андрей. – Мы – в тылу врага. Здесь нужно быть готовым ко всему. Но пока что продолжаем операцию. Строго и точно выполнять любой мой приказ. Это требование жесткое и безусловное. Задунаев, остаетесь на этом склоне холма. Разворачивайте рацию и немедленно выходите в эфир.

– Один?

– Не понял?

– Я спрашиваю: остаюсь один? Без боевого охранения?

– Без.

– Товарищ младший лейтенант, но ведь нужно оставить хотя бы одного бойца. Я не могу так работать: один, в лесу, под самым носом у немцев.

Колодный вопросительно посмотрел на Беркута. Он понимал, что Задунаев прав: радиста не положено оставлять без охраны. Однако знал он и то, что привычное армейское «положено – не положено» здесь, в тылу врага, да еще в группе Беркута, будет срабатывать далеко не всегда.

– У нас мало бойцов, рядовой Задунаев, – деликатно объяснил Беркут. Но радист плохо знал характер капитана и, очевидно, счел эту мягкость тона за попытку оправдаться перед ним и остальными бойцами. – Поэтому вам придется привыкать к работе в одиночку, в лесу, под носом у немцев. Впрочем, в пятистах метрах от вас будет прикрытие.

– Но, товарищ младший лейтенант, – упорно обращался к своему бывшему командиру Задунаев, – я все-таки прошу оставить со мной хотя бы одного бойца для охраны. Я не могу так.

– Вы не поняли меня, рядовой, – вплотную подошел к нему Беркут. Улыбка, которой он одарил при этом радиста, была такой, что Задунаев вздрогнул и на шаг отступил от капитана. – Вы останетесь здесь и немедленно выйдете в эфир. Единственная ваша привилегия: как только услышите выстрелы, сворачивайте станцию и уходите к ручью.

– Ты слышал приказ командира группы, – сразу же поддержал Беркута младший лейтенант.

Загрузка...