– Откажись от проекта, Минька, давай заведём маленького, – сказал Ника.
Маша стояла у окна и смотрела в темноту.
– Мы уже обсуждали это сто тысяч миллионов раз. Нет, нет и нет! – жёстким голосом ответила она. – Никто не знает, получится у нас или нет. Так какое право мы имеем обрекать на заведомое жалкое существование или даже смерть собственное дитя!
Маша резко повернулась к Нику.
– Какое мы имеем право! Мы медленно, но верно погибаем. Земля замерзает. Все ресурсы планеты брошены на этот проект. 300 лет мы только на него и возлагаем все надежды. Нет никакого плана «Б»! Если это не получится, нам всем хана!
– Ну, Минька, не злись. Не заводись, я прошу, – Ника подошёл и обнял её крепко-крепко. – Если с тобой там что-то случится, я не переживу. Я умру.
– Мы всё равно все умрём, – сказала Маша, высвобождаясь из объятий.
– С таким настроением вообще не надо в проекте участвовать, – Ника тоже начинал заводиться. – Ты не веришь в него?
– Верю! Мы все верим, потому что верить больше не во что. Мы родились, чтобы верить, нас растили, чтобы верить, учили и выбрали именно нас, чтобы верили другие!
Маша смотрела на Ника широко раскрыв глаза, в которых уже поблёскивали слёзы. В полутёмной комнате глаза её казались чёрными и бездонными, Ника видел в них отчаяние и безысходность.
Да и что там можно было ещё увидеть. Он и сам понимал, что ситуация почти безвыходная. Один шанс, одна попытка и если провал – два миллиарда землян обречены. Все ресурсы уже сотни лет брошены на проект. Если не выйдет, хватит ли сил поднять или хотя бы попытаться осуществить новый. Вот только вариантов, кроме покинуть Землю и искать нового прибежища – нет.
Марс замёрз почти. Три экспедиции, улетевшие около 500 лет назад, пропали. Безысходность и отчаяние.
– Ты же сам пилот и инженер. Такой же, как и я. Один в один. Так что же ты меня мучишь? Ты же сам не откажешься? – спросила Маша.
– Конечно, нет.
– Почему?
– Потому что я спасаю, прежде всего, тебя.
– … а я два миллиарда землян и тебя, – перебила его Маша.
– Я раньше тоже спасал всех, пока не появилась ты. Вместе с тобой всё это обрело настоящий смысл. Реальный, ощутимый, родной. – Ника снова обнял её, поцеловал в макушку. – Не могу тебя потерять… Ты подумай всё-таки ещё. Я прошу. У всех будет время подумать. Ведь это не завтра начнётся. На этот случай у всех есть дублёры. Всё предусмотрено. Никто тебя не осудит. Ты женщина, ты обязана продолжать род…
– Я обязана спасти… Меня за этим растили и учили почти 27 лет! – Маша отчаянно не хотела сдавать позиции. – Пойми, но мне лучше умереть там, если что-то пойдёт не так, чем тихо сходить с ума от отчаяния здесь. Я устала от сумерек, холода, искусственного света, оранжерей и подземных городов. Я хочу солнца, тепла, ветра, не ледяной бури, а тёплого ветра. Я хочу в пустыню! Горячую, переполненную солнцем, где температура под 50 градусов. Ты только представь, там можно жарить яйца на камнях! Ты видел этот старый фильм про ту Землю?
– Конечно. Мы с детства смотрим эти фильмы десятки раз.
Ника сел в кресло, приняв смиренную позу слушателя: Машке надо было выговориться, вот такой простой способ борьбы со стрессом был у его молодой жены. Говорить, много, долго, на эмоциях. Это на работе они были каменные люди, будущие супергерои, спасители человечества или свидетели его катастрофы. Только домой и оставалось нести свои сомнения и делиться ими с глазу на глаз.
– Яйца… – Машка быстро ходила по комнате туда-сюда. – Курицы живые, ходят по траве, роют лапой землю, червяков там каких-то едят. Ты это видел?
– Видел…
– Да нет… Вживую видел?
– Естественно, нет.
– Вооот. Ключевое слово «естественно». А это ни фига не естественно! Земля когда-то породила всё это: и нас, и курицу, и червяков, и траву! А мы этого никогда не видели, и дети наши не увидят, если мы спрячем голову под подушку и будем ждать, что кто-то более смелый наше место займёт.
– Даже если получится, не факт, что наши дети увидят всё это. Никто не мог предположить, что Солнце так стремительно станет остывать. Прогнозы сулили миллионы лет. А что вышло? Пара тысяч лет, и мы имеем то, что имеем. Может и обратный процесс так же пойдёт. Если вообще пойдёт…
– Ага, не одна я тут пессимистка, – отозвалась Маша.
– Останься, Маш… Я умоляю…
Маша смотрела на Ника в недоумении. Аргументы заканчивались, да и сам он был настроен не слишком оптимистично. Диалоги эти случались уже не первый раз. Хуже того, не первый год. Они изрядно выматывали обоих, причиняя боль и расшатывая уверенность в завтрашнем дне, и чем ближе была дата активной стадии проекта, тем страшнее делались ночи и тем длиннее и тяжелее дни.
– Маш, ты слышала, в Уругвае лавина уничтожила посёлок. Выжили 16 школьников и 2 их педагога. Повезло, что школа на самом краю посёлка была и в стороне от схода лавины. Ребятишек вчера привезли. Давай возьмём к себе кого-нибудь?
– Ты решил меня доконать окончательно сегодня? – Маша уже не сдерживала слёз. – Что ты за изверг, а? Я сказала, что поеду. Это мой долг! Я обязана! Себе! Тебе! Всем обязана! – Маша демонстративно оттолкнула Ника и ушла в ванную.
Хоть здесь можно было побыть наедине со своей болью и поплакать вволю. На самом деле Машка дико, до одури хотела детей, нормальную семью. Как в документальных фильмах, которые они с детства засматривали до дыр. Дом, лужайка с травой! Да, между прочим, с зелёной травой, на которой резвятся детишки в лёгких летних одеждах, бегают собаки, кошки. Взрослые накрывают стол для какого-то детского праздника, все веселы и счастливы. И солнце, оно освещает и согревает всё. Так хотелось тепла. У неё была любовь и тепло дома и семьи. А оказывается солнечного тепла не хватало едва ли не больше. Того, чего она никогда не видела, не ощущала и даже родители толком не могли рассказать, потому что они тоже никогда не видели, а их родители едва помнили это по своему детству.
Поколение сумеречного мира, холодных ветров, скудных карликовых лесов, дождей, снега… +10 по Цельсию была самая жаркая жара на экваторе. Курорт! Туда ездили отдыхать и греться, потому что узкая полоса тёплого климата всех уже давно не вмещала.
А ещё тёплое море. Машка хотела научиться плавать. Тёплое, как вода в душе. Только много воды. И песок, горячий, чтобы обжигал пятки. А ещё в кино говорили, что на солнце можно обгореть. Вот как сгореть у Солнца Машка вскоре может узнать по-настоящему. А как обгореть – это из области неизведанного. Но почему-то хотелось и этого. Хотя в кино говорили, что это больно.
По-настоящему больно было понимать, что кино может так и остаться несбыточной мечтой не только для Машки, но и для будущих поколений. Рано или поздно погибнут люди без солнца и тепла, потому что истощаться ресурсы, сначала сырьевые, а потом и человеческие, истлеют видеозаписи, в прах обратятся древние бумажные книги, а без энергии будут недоступны никакие электронные носители, и никто никогда не узнает, что Машка хотела научиться плавать, побывать в жаркой пустыне и посидеть на настоящей траве. Никто никогда не узнает, как безумно дико она хотела детей. Как боялась никогда не узнать, каково это держать на руках малюсенького человечка, твоего родного, быть не инженером и пилотом, а мамой и целым миром для малыша, защитой и опорой для него одного, а не для целой планеты…
Но пока завещать своему дитя было нечего. А пускать в умирающий обречённый мир беззащитную кроху – это ли не высшая форма эгоизма? Машка посмотрела на своё заплаканное лицо в зеркале. Красивая, молодая, будущий супергерой, как говорит муж. «Всё, что смогу сделаю ради тебя, мой маленький будущий человечек. Всё, и ещё чуть-чуть больше. И вот тогда, если нам всем повезёт, мы встретимся…»
Слёзы нахлынули новой волной. Машка включила душ и шагнула за стеклянную дверь. Капли воды стали неотличимы от слёз, боль смешалась с клубами пара и поплыла вверх.