Маша зашла в большой зал наблюдений. Этот вибрирующий звук похожий на биение огромного сердца. Каждый ребёнок земли рождался с этим звуком и каждый старик под куполом уходил на волю, в холодные земли под этот звук. Сотни лет его слушали в этом зале, сотни лет его можно было услышать, лишь включив нужную волну на индивидуальном коммуникаторе. Сотни лет его передавали по общей связи под куполами недолгими перерывами после общих объявлений и новостей. Оно живо. Оно ещё бьётся, его огромное немыслимо большое и ещё тёплое солнце живёт. Оно бьётся, но его тепла и любви уже не хватает на всех своих детей. Не хватает на нас. Оно породило нас, оно нас и убивает. Как в старинной пословице. Злая мать. Я тебя породила, я тебя и убью. А они сотни лет пытаются придумать способ его реанимировать это сердце. Не заменить искусственными лампами в небе, а оживить это, вернуть всё для всех, для всей системы. Если оно потухнет, погибнет не только земля, погибнет всё вокруг. Все планеты, все превратится в летящий по космосу во мраке мусор. Солнце перестанет греть, вращать, удерживать подле себя своих детей, всё рухнет.
А пока они все как белки в колесе, изо дня в день должны нестись в одну сторону, ибо остановить колесо нельзя. Никто не вправе ни дня филонить, ни минуты не может не думать о важном. Не действуешь, не выживешь.
Маша каждое утро приходила сюда, чтобы послушать сердце Солнца, чтобы не забывать, зачем она встаёт каждый день и чтобы поверить в необходимость всего, что с ней, с ними, происходит. И не одна она. Всегда здесь кто-то такие долгие минуты стоял, грустно глядя на голограммы. Всем нужна была надежда. Но это была не надежда. Это был мотиватор.
В метро Маша заняла привычное место у окна. Большая часть производственных, строительных и научных корпусов была глубоко под поверхностью, чтобы оставить живым всё небо и всё Солнце, доступное сейчас. Под землёй было даже светлее, чем под куполом, здесь фонари, светящиеся стены, полы и вообще всё, что только можно было подсветить, даже давило немного. Изобилие световых потоков местами начисто лишало тени все предметы. Инженеры, которые занимались системой жизнесбережения и поддержанием работоспособности человечества, пришли к выводу, что свет и ощущение настоящих дня и ночи необходимы человеку даже больше, чем сбалансированный рацион. Солнце и тепло куда животворнее, чем наличие вообще всех нужных витаминов в ежедневном рационе. И, как оказалось, были правы. Сотни лет под землёй не могли не сказаться на внешнем облике людей. Глаза стали больше и довольно хорошо видели в темноте. Чуть заметно стали светиться в темноте волосы, ресницы и брови. Предполагалось, что организм, отличающий, конечно, натуральный свет от смодулированного под солнечный, всё-таки однозначно даёт понять – он видит тьмы больше, чем её есть для человека. Он не видит всего спектра солнечного света, не принимает всего его излучения, как ни крути, а купола как раз не могут и не должны пропускать многое из того, что с избытком дарит Солнце живой Земле. Но Земля почти не живая. Она – медленно умирающая полоса тёплого климата настолько ничтожно мала, что туда можно ездить только по специальному графику, предписанном врачами и психологами. Только там можно увидеть Солнце, свободное от облаков, небо уже не такое голубое, как они знают по кино и фотографиям. Никто его не видел. Никто.
Они превращаются в подземных саламандр двуногих. Природу не обманешь. Никакая лампочка не заменить Солнца.
Размышления прервал коммуникатор внутренней связи. Машка достала из кармана прямоугольную капсулу и слегка сжала её два раза, переведя в личный режим. В ушах зазвучал голос подруги:
– Привет, Марусечька, ты сегодня долго на базе будешь? – затараторила Микаэлла. – Я тут такое вырастила, ты бы видела. Роза как космос. Цвет завораживающий! Это шедевр!
– А запах? – в надежде поинтересовалась Маша.
– Эх, как у всех. Сырая трава. Не получается. Ну ничего, я добьюсь цели. Я дождусь, когда ты заведёшь Солнце и бросишь эти свои мальчуковые подвиги.
– Спасибо, – улыбнулась Машка. – Только ты мой секрет знаешь.
– Вот, Марусечка, может быть, ты скажешь папе? Мне кажется, он будет только рад, что ты останешься.
Маша в тысячный раз слышала от близкой подруги это предложение. И в тысячный раз она ответит «нет». Хотя отчаянно хочется сказать – да. Я хочу быть ботаником, садоводом, по-старинному. Хочу каждый день голыми руками трогать зелёную траву, зелёные овощи, вообще всё зелёное. И розы пусть будут не только розовые, но и зелёные. Кажется, такие есть и пусть они наконец запахнут розами, а не сырой травой, как говорит Милли.
– Я как всегда скажу.
– Я поняла, – перебила Микаэлла. – Всё равно я тебя жду. Пообещай! Скорей, скорей а то вдруг кто-нибудь ещё попросит у тебя слово. А ты дашь. – расхохоталась подруга в ушах.
– Даю слово, сразу с орбиты к тебе, тем более, что мама ещё полгода на смене, папа сама знаешь, а муж занят до поздней ночи.
– Все мы. Все мы пытаемся делать необходимое, как говорит мой дедушка. Он, кстати, обещает, что закончит скоро уже восстановление утерянных в период до и во время Третьей мировой растений. Представляешь, мы сможет их снова высадить и к моменту потепления у нас уже будут устойчивые виды и семена, клубни, луковицы, и расшифрованные схемы восстановления, которые можно будет хоть где применять.
– Вот вы реально нужно делаете дело, – почему-то грустно ответила подруге Маша.
– Зря, – коротко ответила понимающая Микаэлла. – Мы все делаем . Ты что-то последнее время депрессуешь много.
– Я знаю, я зайду к Аурике сегодня на восстановление позитивного мышления, а потом сразу к тебе – весёлая и бойкая.
– Ты и есть позитив. Просто ты всегда думаешь и ищешь варианты. А надо иногда ничего не думать. Просто отдыхать. Поливать розы и думать о поливе. Я буду думать о запахе.
– Вот нет! О поливе! Потому что если о запахе, только будешь думать, забудешь о жизни цветка. Я говорю, тебе надо просто расслабиться, не думать о том, что «только ты можешь спасти человечество», – сказала Микаэлла каким-то занудным и неприятным голосом.
– Слышал бы тебя кто, – немого насторожилась Маша.
– Я шучу, но отчасти, я бы добавила фразу, если будешь хорошо отдыхать, и выбирать дело по душе, сам, даже если такое выберешь только ты.
– Пока так нельзя.
– И да и нет, я же не пилот. Ну и я поступила на ботанический факультет, ты же знаешь.
– Сказала кому?
– Только тебе, – шёпотом ответила Милли.
– Вот скажи хоть деду.
– Скоро, пусть будет сюрприз. Система же всё равно выдаст.
– Вот именно, система.
– И ты стань немножко бессимптомной, как дома. От тебя пользы больше будет.
Машка как-то зябко поёжилась, как будто кто-то срывал с неё белый скафандр, в котором всё было на месте и предсказуемо и вынуждал её оголить даже не тело, а душу. Если бы она могла быть у человека. Древний атрибут не нашедший никакого подтверждения учёными. Если бы она была. Маша бы сажала розы и вдыхала аромат лугов, купалась в тёплом море и ходила босиком по траве. Как это вообще, босиком по траве? Даже дома ходить босиком не всегда тепло, а тут по земле и по траве. Если никогда не ходил и не поймёшь, как это, насколько холодно и насколько приятно.
– Ты самая правильная из всех, – не дождавшись ответа, закончила Микаэлла. – Между тем, я подозреваю, что тебе пора пересаживаться на свою ветку, – добавила она. – Я целую-обнимаю тебя, дорогая моя будущая великая цветочница.
– Мне казалось, цветочница – это которая их продаёт.
– Ой, я не помню, в современной истории ещё хорошо разбираю, а по древностям только селекционеров знаю, все беги, у меня тоже дела.
Маша пересела на ветку ведущую к экватору, на стартовую площадку, откуда самолётики штурмовиков унесут её к нужному сектору орбиты для тренировки на просторах настоящего космоса.