Юля открыла глаза и несколько секунд пыталась сообразить, где она, какой сегодня день недели, а главное, который час… Розовый свет просачивался сквозь щели в тяжелых портьерах, а рядом, не выпуская ее из объятий, спал Гончаров. Снова закрыв глаза, Шарапова прижалась щекой к мужскому плечу, вдохнув его запах, и вся сегодняшняя ночь с отчетливой ясностью встала перед ней. Припомнилось, как Гончаров медленно расстегивал пуговички на блузке, не сводя взгляда с ее лица, как, замирая, прижимался губами к ее груди, чувствуя гулкий стук сердца. Задвинув шторы, он не выключил свет и, уложив ее на кушетку, целовал до самозабвения каждый миллиметр тела. Его губы были везде, царапая кожу щетиной и тут же лаская, нежно и неторопливо. Она помнила, как вскрикивала от удовольствия и, умирая от наслаждения, просила его не останавливаться. Этой ночью он делал с ней такие вещи, о которых утром стыдно вспомнить. Однако она принимала все и, без конца повторяя его имя, просила еще.
Юля снова открыла глаза и высвободилась из рук Гончарова. Выскользнув из постели, она осмотрелась и сунула руки в рубашку мужчины, запахнув полы, босиком прошлепала к окну. Распахнув портьеры, замерла, восхищенная открывшейся красотой. Она не ошиблась вчера. Ночью действительно подморозило и разогнало туман, и сейчас розовый рассвет плыл легкой дымкой по верхушкам деревьев и зажигал листву. Мраморные колонны флигелей, балюстрады и даже побеленные бордюры дорожек были окрашены в розовый цвет, а по траве и крышам стелилась серебристая изморозь.
Юлька босиком вышла в соседнюю комнату, распахивая двустворчатые двери, и открыла балконную дверь. Пряный, свежий воздух ударил в лицо, и мурашки побежали по коже. Шарапова закрыла глаза и, обхватив себя за плечи, вздохнула полной грудью. Стало так хорошо.
Потом она услышала шорох за спиной и обернулась. В дверях, завязывая пояс белоснежного махрового халата, стоял Гончаров.
– Доброе утро, дорогая, – улыбнулся он и, подойдя ближе, обнял ее, зарываясь лицом в распущенные волосы.
– Доброе утро, – сказала она в ответ и обхватила его руки своими. – Смотри, как красиво!
– Смотрю, – быстрым движением он захлопнул балконную дверь и, повернув ее к себе, коснулся губами уголка губ. Юля обвила руками его шею и прижалась виском к щеке. Ее душа и тело, истосковавшееся от одиночества, жаждали тепла и, ей казалось, она нашла его в объятиях Матвея. И пусть это было всего лишь тепло его рук и губ, оно чуть-чуть согрело, не только ее тело, но и душу. Она уже не могла и не хотела быть сильной и уверенной, только не сегодня, не сейчас! Шарапова не сопротивлялась бы, если бы мужчина, подхватив ее на руки, отнес обратно в постель, не стала бы протестовать, если бы они остались в ней до завтра. Закрывшись в доме и отгородившись от всего мира, они бы пили вино и закусывали его фруктами, разговаривали, смеялись, занимались любовью и, погружаясь в сон, не размыкали объятий. Хорошо бы забыть обо всем на свете и просто разрешить себе эти минуты слабости.
– Ну что, Юля Владимировна, как главному администратору Сиренево, рабочий день которого начнется через час, я разрешаю тебе первой воспользоваться ванной, – шепнул ей на ухо Гончаров, чуть отстраняясь.
– Спасибо, это так любезно с твоей стороны, – с легким разочарованием произнесла она и, высвободившись из его рук, отправилась собирать свои вещи, разбросанные по всей комнате. А Матвей так и остался стоять, недоуменно глядя ей след.
Юле казалось, что все в Сиренево догадались, как и где она провела эту ночь. Ни разу за прошедшие два с половиной года она не позволяла себе появляться в несвежей одежде, без макияжа и в таком виде… Припухлые от поцелуев губы, раздражение на коже от щетины, совершенно отсутствующий взгляд, да еще и след от поцелуя на шее, который она не сразу заметила. И всем, абсолютно всем сегодня она была нужна. Начальник техотдела, флорист, главный агроном, завпроизводством, шеф-повар и даже Шурка! И в глазах каждого читалось явное любопытство, от которого девушке хотелось провалиться сквозь землю. А тут еще и тетушка с обеда настойчиво стала названивать. Улучив минутку, Шарапова все же решила ответить на звонок. Тем более она так и не позвонила домой.
– Привет, тетушка! Твоих пропущенных целых три, что-то случилось? Или ты так, просто поболтать? Прости, у меня всего пару минут, на работе сегодня день визитов! – прочистив горло и придав голосу уверенности, легкости и беззаботности, заговорила она, когда Танька ответила на звонок.
– Привет, племяшка! Ничего не случилось, в гости приехала в деревню и узнала, что ты, оказывается, дома вторую ночь не ночуешь, но это еще ничего, как-то можно объяснить, но мне с порога Настасья про какого-то таинственного Матвея Юрьевича вещает, который якобы начальник в Сиренево и сейчас там гостит! Сестра твоя сон потеряла, рвется в усадьбу, боится, что администраторша отобьет, потому что он такой… Слушай, я что-то пропустила? – понизив голос, спросила женщина. – Почему-то всегда думала, что в Сиренево один начальник, и это ты!
– Не совсем! Видишь ли, мы же не сами по себе! Нас курируют из Москвы, и бухгалтерия, и экономический отдел, и отдел маркетинга и пиара! Ответственный за нас там, в холдинге, Гончаров Матвей Юрьевич. И вот сейчас приехал в Сиренево. Он в отпуске и заодно с проверкой!
– Он ночами заставляет тебя работать? – всерьез обеспокоилась тетушка.
Юлька улыбнулась.
– Нет, не заставляет! Я ночевала в городе! Ты ж понимаешь…
– Понимаю, – вздохнула тетушка. – Так тебя сегодня домой ждать? Или ты теперь насовсем в городе? И что Настасье сказать? Можно ей в Сиренево прийти? Или занят уже Матвей Юрьевич? – с улыбкой и тайным намеком поинтересовалась Татьяна.
– Боюсь, что занят! – все так же улыбаясь, ответила Юля. – Передай, у меня нет времени развлекать ее и у Матвея Юрьевича тоже! Но если она будет паинькой, я приглашу его сегодня к нам на ужин!
– Она визжит от восторга и обещает лишний раз рта не открывать! И знаете, что, девчонки? Вы меня заинтриговали! Передам бабуле, что ждем на ужин важного гостя, будем готовиться! У него есть какие-то предпочтения в еде или вине? Что он любит?
– Танька, перестань! Он будет все, что приготовите! Он пьет виски, но, думаю, не откажется от бабушкиного самогона, ведь, по сути, это одно и то же, а для нас я захвачу из Сиренево бутылку вина! Все, до вечера! – сказала она и отключилась.
Впрочем, почти сразу мобильный в ее руках снова ожил. Машинально взглянув на номер, который был ей незнаком, она вспомнила, что видела его вчера в пропущенных, но так и не нашла время перезвонить. Сегодня тоже некогда, и все же она решила ответить.
– Слушаю Вас! – сказала она, поднося телефон к уху.
– Юля? – услышала она свое имя и вздрогнула. – Второй день не могу до тебя дозвониться! Почему ты трубку не берешь?
Звонил Шарапов. И при звуках его голоса девушке захотелось отключиться.
– Я занята, – хрипловато выдавила она и откашлялась, пытаясь справиться с нервной дрожью. – И сейчас тоже!
– Нам необходимо увидеться!
– Нет!
– Нам нужно поговорить!
– Нет!
– Ты ж понимаешь, правда? Я вернулся из Германии из-за тебя. Не мог дальше так жить! Помнишь, ты ведь любила меня, Юля?
Слушать его вкрадчивый голос, липкий и противный, от которого ее начинало подташнивать, девушка больше не могла. Сбросив вызов, она положила телефон на стол и, схватив пальто, почти побежала к выходу. Ей нужно было на воздух, она чувствовала, что задыхается.
Сбежав со ступеней, она быстро прошла мимо южного флигеля, а там, сорвавшись с места, помчалась по сиреневой аллее к ротонде, а потом по лестнице спустилась к реке. Около мостков, где рыбачили и причаливали лодки, пройдя к самому краю, остановилась. Ее трясло, а слезы, помимо воли, катились по щекам. Снова, как и много лет назад, она чувствовала себя беззащитной, одинокой и преданной девочкой. И опять искала утешение под сводами вековых деревьев старого усадебного парка.
Хрусткая тишина обступала со всех сторон. Ее нарушал лишь нескончаемый шорох опадающих листьев да всплеск воды. Воздух был невероятно свеж и прозрачен. К вечеру наверняка подморозит, уже сейчас это чувствовалось, хоть все вокруг вспыхивало и переливалось бронзой от ярких солнечных лучей. Мир вокруг казался хрустальным, а воздух можно было пить глотками, таким чистым и терпким он был.
– Надеюсь, ты не собралась топиться? – услышав за спиной знакомый голос, девушка быстрым движением смахнула со щек слезинки и сделала глубокий вздох.
– Ты следишь за мной? – обернувшись, уточнила.
– А что еще мне остается делать, пока ты занята? – посетовал он, улыбнувшись. – Я на веранде сидел и видел, как ты пробежала мимо. Что-то случилось? Тебя кто-то обидел?
– Нет, – поспешно ответила Шарапова.
– Послушай, Юля, я могу помочь и решить любую проблему, но как узнаю, что тебя беспокоит, если ты ни о чем не говоришь?
– Зачем тебе мои проблемы, Матвей Юрьевич, ведь ты сюда не за этим приехал, – сказала она. – К тому же нет никакой проблемы, просто я немного устала от повышенного внимания коллег, захотелось на воздух! Да и родственники обрывают телефон! Тетушку беспокоит мое отсутствие, а Настасья рвется в Сиренево! Пришлось пообещать сестре привести тебя сегодня к нам на ужин! Ты ведь не против?
– Ради твоей сестры? Конечно, нет! – пожал он плечами и закурил.
А Юлька с легкой иронией чуть приподняла брови.
– Только не увлекайся, – предупредила она.
– Постараюсь, дорогая! – улыбнувшись, пообещал он. – А теперь пойдем-ка, посидим немного на веранде, выпьешь кофе, сменишь обстановку и немного отвлечешься от дел насущных, глядишь, и настроение изменится! – предложил он, протягивая ей руку. – Мне не нравится, когда ты напускаешь на себя излишнюю серьезность, тем более ставят в тупик слезы, – сказал он.
Подумав немного, девушка подала руку и пошла за ним.
Домой девушка ушла одна. Матвей должен приехать позже. Он предлагал отвезти, но она отказалась. Хотелось пройтись и проветрить голову. К тому же домой не было желания идти. И Юля уже жалела, что, поддавшись уговорам, позвала Гончарова на ужин. Хотелось остаться в Сиренево и, дождавшись, пока усадьбу покинут все сотрудники, провести еще один вечер с Матвеем, забыв обо всем на свете, или уехать в город. Шарапова шла в деревню, а все внутри противилось этому. И она понимала, уютный бабушкин дом, который привыкла считать своим, с приездом матери и сестры стал для нее чужим. И это камнем ложилось на сердце.
С порога девушка уловила аромат ванильных блинчиков, которыми так часто бабушка баловала ее по утрам, и на душе потеплело. Новость о том, что в гости ожидается Гончаров, сделала свое дело, а может быть, Настасья постаралась, но в доме все было вверх дном. Тетушка, бабушка и мама накрывали на стол, который, когда собиралась вся семья, выдвигали на середину комнаты. Младшая сестра и племяшки, прихорашиваясь в спальне, то и дело выбегали на кухню, чтобы оценить результаты стараний старших. Особенно, конечно, волновалась Настя, самонадеянно решив, что произвела на Гончарова неизгладимое впечатление, и сегодня он точно придет не просто на ужин, а как минимум свататься. Младшая сестра – девушка неглупая, красивая, у которой были в Гамбурге ухажеры, а посему ее суетливость, восторженность и волнение рассмешили Юлю.
– О, Юль, привет! – выбежав из комнаты, махнула сестра рукой. – А Матвей не с тобой?
– Он приедет к семи!
– Юль, он что-нибудь говорил обо мне? Расспрашивал? – не унималась Настасья. – Я не понимаю, как ты до сих пор не замужем, когда в усадьбе то и дело появляются такие мужчины!
– Вообще-то в усадьбе я работаю, с Матвеем Юрьевичем в том числе, а посему не рассматриваю его как потенциального претендента в мужья! И да, он заметил, что сестра у меня очень милая, но тут же добавил, что не любит девушек, которые вешаются ему на шею!
– Ну что, Настька, получила? – засмеялась Танька. – Привет, блудная племяшка!
Юлька обернулась, а тетушка обняла ее и расцеловала.
– Я сгораю от любопытства, – шепнула Татьяна.
Юлька засмеялась, показала родственнице язык и, высвободившись из ее объятий, отправилась в свою комнату. Где быстренько скинула с себя одежду, переодевшись в джинсы и футболку, собрала и закрутила волосы, не слушая болтовню племяшек и сестры, снова вышла на кухню.
– Мы с Мариной мясо запекли, а бабуля блинчиков испекла. Он очень привередлив в еде? – полюбопытствовала тетушка, раскладывая салфетки. – Что они там едят в высшем обществе Москвы? Кальмаров небось да устриц.
– Танька, брось, он будет есть все, что подадут! – отмахнулась девушка и стала помогать накрывать стол к ужину.
К мясу по-французски в печке потушили картошку, достали маринованные огурчики, нарезали сырокопченой колбаски и сыра. Юлька, как и обещала, принесла из Сиренево бутылку хорошего вина.
Настасья с нетерпением ожидала семи часов. Тетушка сгорала от любопытства, только мама и бабушка не проявляли эмоций и ни о чем не спрашивали. Нет, не потому что им было не интересно или не любопытно, скорей, они просто беспокоились. Федора Николаевна о том, что, возможно, они не смогут произвести на Гончарова должного впечатления, а Марина, что их возвращение, которому Юля не рада, подтолкнет старшую дочь к необдуманным поступкам. Она понимала, что со старшей дочкой следует поговорить, но не знала, как подступиться к этой взрослой, умной, уверенной в себе молодой женщине. Для нее она так и осталась пятнадцатилетним подростком. Взросление Юли прошло мимо нее, а прошлое, которое должно было сблизить, развернулось меж ними пропастью. Поэтому Марина Прохоровна, выбитая из колеи возвращением, разводом и кардинальными переменами, не знала, с чего и как строить новую жизнь. Младшая дочь собиралась в Минск, старшая предпочитала не ночевать дома, только бы держаться на расстоянии, и она не понимала, за что ухватиться, чтобы не утонуть, не потеряться в этой жизни. И этот Матвей Юрьевич Гончаров… Как много на самом деле он значит для Юли? И почему младшая мечется по дому от нетерпения, поменяв с десяток нарядов, а старшая, натянув джинсы и футболку, остается совершенно спокойной. И, поглядывая на усиливающееся волнение родных, даже с некоторым скептицизмом улыбается.
Юля действительно не переживала, потому что ее мало волновало, какое впечатление произведет на Гончарова семья. Глядя на своих родственников и замечая, как они суетятся, девушка лишь улыбалась, считая все это совершенно излишним и даже глупым.
Она была уверена, все попытки родни казаться респектабельными и утонченными в глазах Гончарова вызовут у того лишь ироничную ухмылку. Поэтому принципиально не стала переодеваться к ужину и ошиблась. Потому что Матвей отнесся со всей серьезностью к приглашению.
Он явился с букетом цветов для бабушки, хозяйки дома, с бутылкой хорошего вина и корзиной фруктов и шоколада, которые передал Марине Прохоровне, перед этим представившись и галантно пожав руку каждой женщине. Глядя на его безупречный костюм темно-серого цвета, сиреневый шелковый галстук, синюю рубашку и до блеска начищенные туфли, Юлька испытала чувство неловкости из-за собственного вида. А женская половина дома Емельяновых едва сдержала вздох восхищения, видя эти темные и блестящие волосы, небрежно зачесанные назад, вдохнув аромат дорогого парфюма, смешанный с запахом сигарет. Они, конечно, заметили швейцарские часы на запястье, широкие плечи и ямочки на щеках, которые вряд ли хоть кого-то могли оставить равнодушными.
Юлька смотрела на него широко распахнутыми серыми глазами с некоторым подозрением и удивлением. Но не его презентабельный вид произвел впечатление, ведь у Гончарова всегда был безупречный вкус. А то, с каким уважением и вниманием он отнесся к ее родным – бабушке, маме, тетушке, даже Машке и Дашке. Сегодня в нем напрочь отсутствовали ирония и сарказм, небрежность и некоторая развязность, которые не делали ему чести. Наоборот, он с удовольствием и аппетитом пробовал все предложенные угощения, уверяя бабушку, что не ел огурчиков вкуснее, шутил, с легкостью отвечал на вопросы и предупредительно подливал вино в опустевшие бокалы. Мужчина смеялся, отдавая должное хозяйкам дома, и, безусловно, сумел произвести на женщин неизгладимое впечатление.
Юлька за время ужина почти не разговаривала, не сводя с него глаз, не понимая, в чем подвох. И задавалась одним и тем же вопросом – для чего Матвей Юрьевич разыгрывает этот спектакль? Для него же все это чуждо! Ему ведь плевать, что думает о нем большинство людей, но мнение ее родных, которое они, безусловно, уже составили, для него очень важно! И мужчине необходимо, чтобы оно было хорошим! Но зачем? Ведь, возможно, они и не увидятся вновь?
За весь вечер Гончаров не взглянул в ее сторону, его вниманием владели тетушка, Настасья, близняшки, Марина Шарапова и бабушка. Конечно, младшая сестра строила ему глазки и отчаянно флиртовала, несмотря на заверения вести себя прилично, а Гончаров, казалось, не был против. Бабушка и мама, выпив вина и немного расслабившись, расспрашивали его о семье и работе, а Машка и Дашка – обо всем на свете.
Матвей, в свою очередь, обращаясь к каждой из присутствующих женщин, интересовался их делами и планами. У бабушки участливо спросил о здоровье, у мамы о жизни в Европе, с Танькой посмеялся над провинциальностью их райцентра, у сестры узнал о планах на ближайшее будущее, даже у девчонок-близняшек спросил про школу.
Они прекрасно посидели, выпив две бутылки вина и продегустировав все блюда, приготовленные женщинами. А под конец они еще и кофе выпили, попробовав бабушкины блинчики, которые, как и все остальное, пришлись ему по вкусу.
Тепло распрощавшись со всем семейством, Матвей пообещал обязательно зайти еще и попросил Юлю проводить его.
Они вышли на крыльцо и остановились. Шарапова, зябко ежась, стянула на груди шаль и оперлась о стену дома. А Матвей достал сигареты и закурил.
– Ну? – первым нарушил он молчание. – И чего молчишь? Ты же весь вечер наблюдала за мной, тебе, вероятно, есть что сказать? Мне кажется, я понравился твоей родне, нет?
– О, да! Особенно сестрица от тебя без ума! Ты же весь вечер флиртовал с ней! И не сводил глаз с ее декольте!
– Это все оттого, что ты весь ужин держалась особняком, словно ожидала от меня какого-то подвоха! Признайся, разве не так? – смеясь, спросил он, приближаясь и опираясь рукой о стену поверх ее плеча. – Тебе не понравилось, что я произвел впечатление на твоих родных? Этим ужином ты будто проверяла меня, ожидая, что я споткнусь.
– Мою родню легко впечатлить!
– Отчего ж ты у них такая недоверчивая? – негромко уточнил он, приближая к ней свое лицо.
Его дыхание с привкусом вина и сигаретного дыма опалило ее лицо, а все еще улыбающиеся губы вот-вот могли коснуться ее губ.
Девушка отвернулась, и он поцеловал ее в висок, потерся о щеку, вызывая уже знакомое сладостное томление, которое учащало пульс.
– Сдается мне, ты ревнуешь, детка, и злишься! Это, конечно, льстит, но я жутко не люблю, когда ты становишься колючей и отдаляешься! – прошептал он ей на ухо и, отбросив сигарету, обнял, прижимая к себе. – Могу тебя уверить, волноваться не о чем! Юные и неискушенные красотки, конечно, моя слабость, но я хочу только тебя! Поэтому улыбнись мне и послушай: завтра утром я уеду в Минск по делам. Меня не будет весь день! Но часам к восьми я вернусь! Будь готова, заеду за тобой, и мы отправимся развлекаться! Мне надоели романтические вечера и смотрины! Это скучно, хочется драйва… – сказал он, разжимая объятия.
– Хорошо, – легко согласилась девушка, и настроение сразу улучшилось. – Будет Вам драйв, Матвей Юрьевич! Поверьте, скучать не придется! Что-то мы, правда, засиделись дома! Поедем, повеселимся по-Вашему! – не сдерживая сарказма, продолжила она и шагнула к двери.
– Эй, ты что задумала? – он удержал ее за руку, не позволяя так просто уйти.
– Ничего! Уже предвкушаю завтрашнюю дискотеку и боулинг! Я закажу нам дорожку? – мило улыбнувшись, осведомилась она.
А Гончаров нахмурился.
– Тогда до завтра, хорошей поездки! – сказала она и, высвободив руку, ушла в дом.